—
Какая тюрьма считается в Америке самой надежной? — спросила я у Юджина перед тем, как он исчез в первый раз.
—
Кого ты собираешься туда упрятать?
—
Ты хочешь сказать, что такой тюрьмы нет в природе?
—
Синг-Синг. — Он ответил автоматически, думая о чем-то своем.
—
Там что, нет женского отделения?
—
Думаю, есть.
—
Почему же сразу не туда?
—
Кого?
—
Меня, милый! Объясни: почему, когда ты притворяешься тупым, у тебя такое умное выражение лица? Тебя учили специально или это качество врожденное?
—
Думаю, это просто природное дарование, — скромно улыбнулся Юджин. — Что же касается Синг-Синга, там тебе было бы неудобно.
—
Во всяком случае, не было бы проблем с горячей пищей…
—
У тебя есть микроволновая печь.
—
Я ее вижу впервые в жизни и потому боюсь. После твоих объяснений, она вызывает во мне ассоциации с циклотроном в Серпуховском ядерном центре.
—
Не бойся, я тебе покажу, как с ней управляться. Можешь быть спокойной, девушка: Хиросима с Нагасаки больше не повторятся. Особенно теперь, когда Советский Союз уже не может рассчитывать на тебя.
—
Покажи лучше, как управляться с тобой. А то мне кажется, что я забыла, где у тебя расположена кнопка включения…
—
Ты недолго здесь пробудешь, Вэл. Даю слово.
—
Мне почему-то тоже так кажется, — кивнула я, подошла к окну и деловито осмотрелась. — Возможно, даже меньше часа…
—
С чего это вдруг?
—
А где у тебя гарантии, милый, что отважный советский снайпер с дипломатическим паспортом атташе по вопросам культуры и изящности, вот в том здании напротив, уже не приладил винтовку с оптическим прицелом и в эту самую секунду не целится мне прямо в голову?
—
Во-первых, всех русских снайперов мы предусмотрительно выдворили на дистанцию свыше десяти километров от твоего отеля. А, во-вторых, у него все равно ничего не получится… — Юджин подошел сзади и бережно, словно только что извлек меня из ящика,, на котором было написано: «Стекло. Не кантовать!», обнял за плечи.
—
Им на меня пулю жалко?
—
Но это вряд ли.
—
А, понимаю: в КГБ перевелись ворошиловские стрелки?..
Уже сказав, я прикусила язык: почти наверняка Юджин в этот момент представил себе то же самое, что я — злополучную виллу Бердсли в Буэнос-Айресе и пятерых парней из ЦРУ, которых как куропаток перестреляли Витяня с железнозадым Андреем.
—
К сожалению, нет. И не скоро переведутся, судя по всему… — Он плотнее прижал меня к себе. — Просто тебя никто не увидит через это окно, Вэл. Снаружи оно абсолютно непроницаемо. Как зеркало. Эту штуку придумали шведы. Ты видишь все, а тебя — никто…
—
И наши шпионы ничего еще против этого не придумали? — совершенно искренне изумилась я. — Совсем зажралась советская наука!
—
Не знаю, как ваши, — буркнул Юджин себе под нос, — но наши пока точно не придумали.
—
Не расстраивайся так, милый, — пробормотала я, ощущая затылком его теплую грудь. — Придумают, куда ж они денутся?! Подключат десятка три научно-исследовательских институтов, озадачат как следует, установят конкретные сроки и придумают. Им ведь все равно не хрена делать…
В первые дни своего одиночества я часами стояла у этого «одностороннего» окна в чужой, совершенно незнакомый мне мир, с завистью наблюдая за причудливыми изгибами не засыпающего ни на секунду гигантского муравейника из людей, машин, автокаров, огромных, яркораскрашенных самолетов… Звуки до меня практически не доносились, — стекла защищали не только от посторонних глаз, но и от ненужных, с точки зрения неведомых шведских изобретателей, шумов. И чтобы хоть как-то озвучить, оживить и приблизить к себе этот немой документальный фильм про улетающие и возвращающиеся самолеты, я включала на всю мощность телевизор, находила какой-нибудь музыкальный канал и пыталась подобрать мелодию, наиболее соответствующую ритму и цветовой гамме оконных видений. Расстояние до аэропорта было довольно приличным, рассмотреть лицо какого-нибудь пассажира было невозможно, а бинокля или иных оптических приспособлений Юджин мне не оставил И в течение первых трех дней я часами простаивала у окна, представляя себе, что в толпе встречающих, спешивших к этим модернистским кубам из стекла и бетона, решительно перечеркнутых пандусами и виадуками, находятся моя мама, моя непотопляемая подружка, наша редакционная вахтерша тетя Нюся… И все они здесь, на другом конце света, только по одному поводу — из-за меня.
А ночью мне приснился ужасный сон. Будто меня вызвал к себе по селектору редактор, я слышу в трубку его ироничный голос, понимаю, что это совершенно невозможно, что его нет в живых, но как на крыльях лечу в такой знакомый, такой родной кабинет и вижу, что за его столом сидит пожилой мужчина в дурацком сером френче с большими, клочкообразными усами и с трубкой в прокуренных зубах. Лицо его мне до боли знакомо, но я забыла его имя и чувствую только огромную, какую-то нечеловеческую силу, которую словно излучает эта хлипкая, старческая фигура. А он смотрит на меня исподлобья, и взгляд такой лукавый, хитрый, словно знает он нечто такое, чего не знаю я.
—
Это не ваш кабинет, — возмущенно заявила я. — По какому праву вы расселись на месте человека, который со дня на день должен вернуться?
—
Мертвые возвращаются только в плохих снах, товарищ Мальцева, — тихо отвечает мужчина с усами и протягивает мне трубку. — В жизни же все бывает иначе. И это замечательно, товарищ Мальцева! Потому что нет человека — нет проблемы. Затянуться хотите? Табак очень хороший, его собирали и сушили по особому рецепту, специально для меня…
Меня переполняет омерзение, но почему-то я не могу, не смею отказаться, беру из его очень маленьких, почти детских рук трубку, прикасаюсь к ней губами и чувствую солоноватый привкус. Я затягиваюсь, однако, без какого- либо эффекта — никотин в легкие не поступает, только на губах этот странный привкус…
—
Возвращайтесь к себе, товарищ Мальцева, — все так же тихо приказал мужчина. — И ни о чем не беспокойтесь — я вас встречу в аэропорту.
—
В каком аэропорту, товарищ?! Я никуда не собираюсь улетать. У меня авторских материалов на два ящика стола…
—
А то, что вы думаете все время о работе, это хорошо, товарищ Мальцева. Это правильно.
—
У вашей трубки такой странный привкус…
—
Это ваш привкус…
Открыв глаза, я провела указательным пальцем по нижней губе. Палец был в крови, нижняя губа — искусана. И тогда я поняла, что смотреть в «одностороннее» окно больше не буду.
Где ты, Володя Кичурин? И почему я не могу объяснить тебе, такому всезнающему, умному и циничному, что все твои дешевые рассуждения гроша ломаного не стоят? Что только я могу объяснить, что такое настоящий цугцванг?..
2.
ЛЭНГЛИ (ВИРДЖИНИЯ). ШТАБ-КВАРТИРА ЦРУ США
