– Но ведь еще так рано… Как прислали?
– Долго объяснять.
Глава 15
В воскресный полдень, без всякой рекламы, позвонил первый клиент. Фрусману на мобильный. Лева стал испуганно выяснять, кто дал телефон. Оказалось, Полянский, звонившая старуха была у него на депутатском приеме. Вечером она улепетывала домой на Урал и просила о срочной встрече. Фрусман, не посоветовавшись, нагло пригласил ее в квартиру на Бронную. Сонный и слегка пьяный Ларчиков отреагировал на это с ленцой:
– Давай только потише. Дашку не разбуди.
– Вернулась?
– Кажется, да.
Старуху звали Ангелиной Аркадьевной. Была она гренадерского роста, с острыми плечами-погонами и выправкой комроты почетного караула. Первое впечатление оказалось и по сути верным: как выяснилось, Ангелина Аркадьевна всю жизнь прослужила связисткой в Генштабе. Рукопожатие ее, впрочем, было мягким. Как и голос – голос незнакомки в телефонной трубке.
Вадим проводил гостью на кухню. Фрусман, раскачиваясь, по-иудейски молился с одухотворенным лицом. В его глазах мерцала влага, похожая на слезы. Молча он встал, обнял старуху и трижды поцеловал ее в сухие, обветренные щеки. Ангелина Аркадьевна была слегка ошарашена.
Затем Фрусман начал цитировать уже знакомое Ларчикову «Житие и хождение Даниила» – все тем же хорошо поставленным мелодраматическим голосом:
– «…Я пробыл шестнадцать месяцев в лавре Святого Саввы и много ходил и увидел святые места. Невозможно без доброго проводника и переводчика познать и осмотреть всех святых мест. Хотя и был ограничен в средствах, но щедро одарял проводников, чтобы они добросовестно показывали святые места…»
На этой фразе Лева закончил и многозначительно посмотрел на Ангелину Аркадьевну. «Хитер! – восхищенно подумал Ларчиков. – Ведь выбрал же нужный отрывок: „…щедро одарял проводников“!»
Старуха стояла в изумлении. Когда Лева смолк, она вдруг отвернулась к холодильнику, задрала тяжелую юбку и достала скрученные в трубочку деньги. Протянула Фрусману:
– Похоронные.
Тот недоуменно переспросил:
– Какие похоронные?
– Копила на случай смерти, – отчеканила Ангелина Аркадьевна. – Хочу умереть на Святой земле. Все- таки поближе к Богу…
– Ё-мое! – воскликнул Лева. – У нас не похоронное бюро. Мы организуем паломничество по святым местам.
– Посмотрю места, – кивнула старуха, – а там где-нибудь и умру. Я человек военный.
– Нет, вы знаете, – нахмурился Фрусман, – трупы нам не нужны… Э-э-э… я хотел сказать, поездка планируется только через год. Если вам нужно срочно, вы путевку купите в Израиль. Чуть дороже, зато быстро и надежно.
– А я умирать не тороплюсь. Я могу и год подождать.
Лева промокнул пот со лба:
– Не знаю, что с вами и делать.
– А ты, солдатик, бери деньги, бери. Очень мне надо по святым местам. Грехов на мне много.
– Грехов? Это каких же грехов? – бесцеремонно полюбопытствовал Вадим.
– Девушку я убила. Риту. Одержимую.
И Ангелина Аркадьевна, присев на табуретку, тихим, но внятным голосом стала рассказывать…
Выйдя в отставку, она поселилась у сыновей в маленьком уральском городке. Служба изрядно подорвала ее здоровье, особенно душевное. Тайны Генштаба, этот ядовитый коктейль, который она пропускала через себя, словно водопровод, в течение двадцати пяти лет, превратили ее, крепкую деревенскую девушку, ударом в лоб убивавшую свинью, в форменную психопатку.
На Урале Ангелина Аркадьевна вдруг вспомнила о своих немецких корнях. Ее предки происходили из старинного рода Агилольфингов, тех самых герцогов, под властью которых много веков назад объединились баварцы. Так вот, в какой-то момент старухе показалось, будто из уральского захолустья она чудесным образом перенеслась на землю своих предков, в хмельную и солнечную Баварию. Однако в цветочном городке Бамберге, что на Майне, жизнь явно разладилась: по центральной улице бродили косматые козы и шелудивые собаки, в знаменитых пивных пахло мочой, а само пиво, божественный напиток, нещадно разбавлялось. И что самое ужасное – жители начисто забыли немецкую речь.
Ангелина Аркадьевна раскопала где-то портрет своего прапрапрадеда Оттона Виттельсбаха, родоначальника династии, которая правила Баварией до 1918 года. Перед этим портретом в присутствии троих своих сыновей, возглавлявших, между прочим, местную преступную группировку, старуха поклялась, что восстановит в городке железный немецкий порядок, возродит нравственный дух, культуру и язык великой Германии. Сыновья – Василий, Рудик и Махмуд, всю жизнь трепетавшие перед матерью, – скрепили эту клятву кровью.
Следуя указаниям строгой мамаши, они в кратчайшие сроки открыли в городке образцовые пивбар, кегельбан, ипподром, лютеранскую церковь и до кучи – казино. Если смотреть правде в глаза, это бесовское игровое заведение и сгубило одержимую Риту. Дело было так.
Первым клиентом злачного места оказался Паша Синицын, двадцатитрехлетний безработный, мать которого в свое время пела в народном хоре и под конец карьеры вчистую спилась. Вытащив на торжественном открытии счастливый билетик из рук самой Ангелины Аркадьевны, Паша стал обладателем единственной «золотой фишки», позволяющей играть в казино на сумму тысяча долларов США. Счастливчик! С этих пор он и стал пропадать у рулетки.
Ему везло, очень везло. Синицын выигрывал, и помногу. Игра стала не то что «смыслом жизни», она, собственно, и стала его жизнью. Но однажды случилась беда.
После бессонных дней и ночей, проведенных в погоне за шариком, он как-то решил заглянуть домой. Шел слегка навеселе – пальто нараспашку, шапка набекрень – по темной деревянной набережной реки. По льду, наперерез ему, двигались трое мужиков с собаками. Лед еще был тонкий-тонкий, конец ноября. Мужики (а это были сыновья Ангелины Аркадьевны – Василий, Рудик и Махмуд) шли прямо на него, на Пашу, не сворачивая, быстро-быстро. И вот уже одна собака ткнулась грибным носом в Пашину щеку, вторая стала толкать его мордой к реке. Третья, Дина, старая овчара, тявкала глухо и как бы про себя, словно боялась разбудить население. «Вы чего, мужики? – испугался Синицын. – Держите овчар-то!» – «Чего? Чего ты, падаль, сказал?» Махмуд никогда не отличался особой вежливостью. Он затянулся сигаретой, и Паша увидел, как две псины, Клаус и Гете, замерли в боевой стойке, готовые по команде вцепиться в горло, плечи, ноги противника. Тут в затылок Паше словно плеснули крутейшим кипятком. Лицом вперед он рухнул в снег.
Очнулся уже дома. Перед ним сидела пьяная мать и, раскачиваясь, пела: «Ты не кручинься, дитятко мое. Не плачь, мое возлюбленное чадо…» [7] «Мать! – заорал Паша, ощупывая карманы. – Где фишка? Где моя фишка?!» Мать продолжала петь. Паша с трудом поднялся, стал искать. Перерыл все, залез даже в бак с грязным бельем. Фишки нигде не было. Мать продолжала петь. Паша подошел к ней и что есть силы ударил по лицу…
Ангелина Аркадьевна прервалась. По ее шелушащимся, как молодой картофель, щекам текли слезы. Лева и Ларчиков с трудом сдерживали зевоту. Вадим наконец спросил:
– Так он нашел фишку?
Старуха утерлась одним взмахом руки.
– Когда Паша решил с отчаяния повеситься, буквально веревку мылом натирал, позвонили в дверь. На пороге стояла Рита. Ее в нашем городе за одержимую принимали. Какие-то невероятные способности у нее были. Она прыгала по деревьям, как обезьяна, понимала птичий язык, то есть не только птичий – всех животных.
– Бред! – фыркнул Лева.
Старуха по-петушиному квокнула и продолжила как ни в чем не бывало:
