браунинг, положил в верхний ящик стола.
Ему вдруг вспомнилось, как минувшим воскресным утром Дашенька учила его заново целоваться. Странное дело, потерял квалификацию. После расставания с лисичкой было множество женщин, но, видимо, страстные поцелуи в губы – удел тех, у кого при виде друг друга вырабатываются «гормоны счастья». Так, кажется, говорила незабвенная Гурская? Между прочим, в тот день, когда ушла Дашка, Люба так и брякнула в трубку: что, дескать, у лисички кризис с теми самыми гормонами.
– И откуда ты все знаешь? – хмыкнул Ларчиков.
– Она мне звонила. Она же моя, ты что, не помнишь?
– Забыл. Это было словно в другой жизни.
– Хочешь совет? Точнее, не совет. Пояснение.
– Сколько это будет стоить?
– Бесплатно.
– Тогда валяй.
– Она любила тебя за авантюризм. Ты был для нее почти сказочным персонажем. Герой-разбойник!
– Банальный аферист.
– Не скажи. Дашенька долго прожила в Сибири, а там без ума от смелых, сильных, решительных людей. А как только ты стал «нормальным»…
– Вот я и снова «герой-разбойник»! – выскочив из воспоминаний, расхохотался Вадим. – И Дашка опять меня любит!..
В дверях показалось лицо бригадира. Благостное и умиротворенное, как после крещения.
– Сами с собой разговариваем? Добрый день! Можно?
Гости зашли, расселись по четырем стульям. Свои теплые аляски они сменили на красные кожаные куртки.
– Не холодно в кожанках? – нагло полюбопытствовал Вадим.
– Нет, – ответил бригадир. – Терпимо. Ну, мы ждем.
Ларчиков встал, открыл сейф.
– Пересчитайте. – Он метнул на стол пачку помеченных баксов.
Затем приблизился к окну и поднял жалюзи. Это был условный сигнал для РУБОПа. В комнате стало немного светлее.
– Да, не май месяц, – вздохнул Вадим. – Так в армии говорили, помните? Вы-то в армии служили, братаны?
…Когда гулливеры в масках уводили бандитов, старший все так же вежливо, но со звериной ненавистью бросил Ларчикову:
– Ты что, крыса, думаешь, отделался? Ты скоро меня вспомнишь!
Жалюзи упали, как связка дров. Ларчиков повертел в руках браунинг, отхлебнул из чашки. Не то чтобы его напугали последние слова бригадира, но ведь от подобных стрессов легкий гастрит может запросто перерасти в тяжелейшую язву. И тогда никакой мамин инжир не спасет. И поэтому, наверное, можно обрадовать Дашку: в недалеком будущем они все-таки куда-нибудь рванут. Конечно, не в Краснодар, нет. В Израиль, в Сингапур, на остров Бали, где продают деревянных кошек и сжигают покойников. Да вот хоть на дачу Касыма!
Глава 18
Фрусман задумал провести благотворительный концерт в поддержку акции «карта паломника». Идею обсуждали во время фотосессии Казанцевой – звезда рекламировала новую коллекцию женского белья.
Поначалу, впрочем, пришлось с час разглядывать целлюлитные бедра Ларисы Алексеевны под ее же громкие комментарии:
– Трусы и лифон от Кристиан Диор! Меховое манто – хрен знает от кого!.. Блин, стихи, что ли, начать писать? – Казанцева хохотала, быстро и без всякого стеснения переодеваясь прямо на подиуме. – Сорочка от… где бирка?.. От Коттон-клуб! Бордель такой, по-моему, был в Чикаго. Между прочим, под триста баксов сорочка…
Толстый лысый фотограф был явно не в восторге от этого шоу, но не смел перечить звезде и только зло щелкал своим «никоном», словно бичом. Ларчиков подумал, что на его месте давно бы убил клиентку или на самом деле отхлестал чем-нибудь по голой заднице. Какой тут к черту творческий процесс! Вот так однажды в Краснодаре капризничала в студии очередная «девушка недели». Так что он сделал? Заехал ей софитом прямо по башке.
Через полчаса съемок все дорогущее белье уже казалось Вадиму ничем не лучше семейных трусов в горошек. Фрусман вообще заснул в кресле.
– Чулки от Андре… как его… Сарда! – продолжала выкрикивать Казанцева. – Корсет от Миллесия!.. Халат от Аржмен… тьфу!.. Арджентовиво!
Наконец последний бюстгальтер был отброшен в сторону. Накинув на плечи халат, звезда спустилась с подиума и подошла к храпевшему Фрусману.
– Вот гад, – сказала презрительно. – Ни фига, кроме денег, не интересует. Буди его, что ли, – обратилась она к Ларчикову. – Компаньоны, блин!
В гримерке Лариса Алексеевна одну за другой выпила три рюмки водки и только потом предложила гостям:
– Наливайте себе сами. Я вся окоченела.
Пока звезда одевалась, Фрусман изложил свой план.
Концерт он замыслил грандиозный, с участием, разумеется, примадонны Казанцевой, а также Кобзона, Бабкиной, Софии Ротару, ну и кого-нибудь еще, рангом пониже. Естественно, престижный столичный зал, трансляция по Первому каналу в лучшее время. Дорогущие билеты, долларов по пятьсот. Персональные приглашения крупнейшим политикам, бизнесменам, разным знаменитостям. Пусть попробуют отказаться – святое христианское дело, опозорятся на всю страну! В итоге два плюса: бешеная реклама акции и – можно прилично заработать.
– Сколько мест в крутом зале? – уточнил Фрусман.
– Тысяча, тысяча двести. Ну, плюс-минус, – вяло откликнулась Казанцева.
– Вот. Считаем. – Он вынул калькулятор и стал азартно нажимать на кнопки. – Епт! Шестьсот тысяч долларов!..
Пауза затянулась, и Ларчиков тряхнул Леву за плечо:
– Старик, ты чего, уснул?
Тот повернулся. Взгляд у него был потусторонний, как у книжного червя.
Лариса Алексеевна расхохоталась:
– Миллионер! Он ведь теперь миллионер! Ты не трогай его – он на яхте сейчас вокруг острова своего… ха-ха!.. пла… ха-ха!.. плавает!..
Фрусман наконец очнулся и мрачно заметил:
– Не всю ведь жизнь девками торговать.
Казанцева охнула:
– Золотые слова.
– Кстати, группа у нас в итоге набралась?
– В итоге набралась. – Примадонна закурила. – Пять девчонок. Паспорта есть у всех. Так что можешь уже визами заниматься.
– Четыре, – сказал Ларчиков.
– Что – четыре?
– Четыре девчонки. Даша Корнеева не едет. Рыженькая такая. Ошибка вышла.
– Чего ж она мозги пудрила?
– Ну да, да, не едет, – замял разговор Лева. – Хорошо, насчет баб потом договорим. Как с концертом, а, Лариса Алексеевна? Одобряешь план?
Казанцева вздохнула:
– Ох, дурачок ты, Лева, дурачок… Во-первых, снять престижный зал знаешь сколько стоит? Штук
