– Типа ищем свадебный наряд?
Певунья только хихикнула в ответ.
В «Бенетоне» купили нечто восточное – никак не могли слезть с египетской темы. Нет, ей шло: полупрозрачный бирюзовый балахон и свободные брюки-шаровары.
– И паранджу бы еще вместо фаты.
– Фаты не будет! – отрезала певунья.
– «Свадьбы не будет! Я ее украл, я ее и верну!» – процитировал с нервной усмешкой.
– Вернешь, куда ты денешься, – сказала Маня, но так, что я с этой ее фразой словно сосульку здоровенную проглотил. (Господи, что это меня так колбасит?)
– В каком-нибудь клипе балахон использую, – добавила, улыбаясь прямо-таки садистски.
– Ну-ну.
Спустились в торговые ряды под Манежной. Певунья искала подходящую маечку – в Хургаде не могла выбрать, ей-богу. Видя мое недовольство, посмурнела:
– Если нет денег, так и скажи.
Проницательная ты моя Хатшепсут! Все недовольство у нас, мужчин, только из-за денег.
Впрочем, я и сам не мог в точности сформулировать причину нахлынувшей хандры. (Версия «похмелье» напрашивается, но как-то уж слишком проста.) Да, неприятно: ночевала у таинственной подруги, нежданные расходы по Гайдаю, какой из меня, к черту, продюсер, категорично высказалась по поводу фаты, загадочная реакция на смешную, в сущности, цитату про свадьбу. Неприятно, но все это следствия. Конечно, вряд ли стоит анализировать что-либо в делах любовных, но сейчас я, словно Шурик, во второй раз попавший в квартиру Лиды, силился понять причину своего внутреннего беспокойства.
Ну да, конечно! Я вспомнил, как ранним египетским утром, поглощая тигровые креветки, певунья выдала мне нечто метафорическое об авторских правах на собственную душу, мысли, чувства. Скаламбурила еще в том смысле, что на чужой территории допуск ко всему этому не воспрещен (изначально, впрочем, речь шла о теле, о сексе, но не суть важно). Так вот чего я боюсь! Что все наши прежние договоренности здесь, на «своей», по определению Мани, территории, будут признаны недействительными. Ведь на драгоценные душу, мысли, чувства (и на тело?) наложено теперь табу – ее «авторские права».
Почему нет? Она ведь у нас такая непредсказуемая!
– Да нет, Маня, деньги есть, – пробормотал я, и она, конечно, даже краем не уловила горячее дыхание хамсина (проще говоря, того, что творилось у меня в душе). – Просто не люблю ходить по магазинам.
– Так, может, уйдем?
– Нет-нет. Извини, я в норме.
– Смотри.
В каком-то голландском шопе мы зависли на целых полчаса. И только на двенадцатой маечке (от нечего делать считал) певунья остановилась. Ничего особенного: идеально-белая, с треугольным вырезом.
– Что же ты так долго выбирала?
Молча поцеловала в губы. Ну надо же! Непривычные нежности на «своей»-то территории.
– Вот ты сейчас как продюсер должен принять ответственное решение, – певунья сморщила утиный носик.
– А что? Хорошая майка, бери.
– Сейчас?!
– Испугался? Потом, после. Для моего первого выступления в клубе.
– Зачем столько-то? И для кого?
– Мы наляпаем на груди трафарет – мой портрет с надписью: «Вы знаете эту девочку!»
– И что?
– И бесплатно раздадим майки в клубе после выступления.
– Бесплатно? Ты на цену этой маечки посмотри.
– Ой, не мелочись, продюсер! Зато прикинь, сколько народу будет рассекать по Москве с моим фейсом. Бесплатный пиар, между прочим. За тебя работу делаю, пресс-секретарь! Ну что, берем?
– Тут бы на запись твоих песен денег наскрести, – вырвалось у меня.
И весьма кстати вырвалось. Маня сообщила, что через неделю, а может, и раньше она едет в Уфу записываться.
– Мань, нет у меня сейчас штуки баксов.
– Я нашла.
– Настя дает.
– Какая Настя?
– Подружка, у которой я сегодня ночевала.
– Под проценты, что ли?
– Да нет, просто так. Ты не переживай, продюсер, за пару концертов отобьем. Твоя задача как раз будет – сделать эти концерты.
Ну загрузила! Я только и смог с улыбочкой брякнуть:
– «А компот?»
– В смысле?
– А свадьба когда, если ты через неделю уезжаешь?
Маня расхохоталась, и пойми тут – над цитатой или надо мной.
– Заявление до отъезда подадим, – вымолвила наконец. – А там все равно три месяца ждать. Так ведь?
– Так.
– Свадьба... Ты что, думаешь, у нас будет свадьба с фатой и дурой-куклой на «Волге»? Не... Это не из моей оперы.
– При чем здесь куклы! – возмутился я, но мне заметно, заметно полегчало.
Образно говоря, египетская слепота снова накрыла меня, как тех детей на каирском базаре.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
После шопинга Маня решила ехать к Насте. Я не возражал. Во-первых, девушку еще преследовал запах Зверя. Во-вторых, до Уфы нужно было закончить с аранжировками. А в-третьих (певунья сказала это с хитрющей улыбочкой), хоть она и против фаты и рюшек, с молоком мамки впитала: до свадьбы с женихом ни-ни. Вот тут мы вместе от души посмеялись.
– Езжайте с богом! – напутствовал я церемонно, с тем же поцелуем в губы, с каким мы расстались в аэропорту.
Мне и самому следовало заняться делом. Кандидатуру героя-любовника без Мани, пожалуй, не придумать, зато можно наладить связи с клубами: певунья говорила о двух-трех концертах после Уфы.
Я сразу вспомнил о Кире Викулкине – в Москве не было мало-мальски известного заведения, где бы не выпивал мой должник. Позвонил. Сонным голосом Кирюша забил мне стрелку в казино на Новом Арбате – вечером там намечалась очередная попсовая толкотня.
В девять я надел модные тигровые брюки, красную рубашку и вызвал такси. Я был в легком подпитии, когда сунулся в раздвижные объятия казино, и охрана минут десять прикидывала, пускать ли меня внутрь. Но тут появился Викулкин и, божась, поручился за меня.
– Триста! – отплатил я ему традиционным приветствием.
Помня о долге, Кир виновато склонил голову, затем по-мироновски энергично тряхнул ею и рассыпался в комплиментах:
– Великолепные брюки! От Версаче? Дольче и Габбана?
– Фамилию не помню, но товарищ получил некую «поощрительную премию на межобластном форуме современной одежды в Житомире».
Кир не догнал, даже не улыбнулся, он вообще был словно бутылка шампанского, взбаламученная и готовая вот-вот выстрелить в потолок.
– Цитата из «Бриллиантовой руки», – пояснил я. – Тебя чего так колбасит? С бодуна?
– С бодуна.
