родственниками, но он был отвергнут. Но во время дискуссий, которые этому предшествовали, Вильгельм оставался убежденным, что все надежды Германии должны были быть связаны с наступлением в России. Воспоминания Анны Андерсон о тайном визите «дядюшки Эрни» зимой в Россию, проливает свет на двойственность поведения кайзера.
Позже появилось еще одно подтверждение о секретной миссии. Это показания очевидца, подробно рассказавшего о маршруте, по которому Великий князь попал в Россию — из Северной Германии в Норвегию, затем по суше в Северную Швецию, затем в Финляндию, которая в то время, входила в состав Российской империи.
В 1957 году баронесса Мария Пилар фон Пилшо рассказала о своем брате дипломате, который организовывал эту поездку: «Мой брат был хорошо известен недавно умершему Великому князю Гессенскому. В 1916 году мой брат работал в качестве советника в русском императорском представительстве в Осло. В течение того периода Великий князь Эрнст Людвиг Гессенский послал своему представителю в Осло, моему брату, письмо, прося его помощи в поездке в Россию через Haparanda [пограничный город на шведско-финской границе]. С помощью моего брата действительно состоялась поездка в Россию…»
Другие свидетели, среди которых был русский полковник, сопровождавший Великого князя во время его поездки в Россию через Финляндию, а также сопровождавший его помощник, писатель Фриц фон Унрух, лауреат Нобелевской премии, который был преподавателем в Гессенском Доме в 1916 году, дополнили подробностями этот рассказ.
Это объясняет, почему Великий князь Эрнст Людвиг вынужден был держать в секрете эту поездку даже спустя годы после Мировой войны. В Германии в то время было сильное монархическое движение, и Великий князь надеялся, что все восстановится. То, что он находился на враждебной территории во время войны, и, вероятно, без одобрения Главного немецкого командования, ставило Эрнста Людвига в неудобное положение. Пропаганда, используемая левыми организациями, могла бы истолковать это как государственную измену.
Все-таки трудно поверить, чтобы Великий князь преднамеренно отказался от неожиданно оставшегося в живых ребенка своей сестры, Анастасии. Сторонники претендентки доказывали, что он решил пожертвовать своей «племянницей» частично по политическим соображениям, а частично потому, что было маловероятно, что она долго проживет.
Можно было бы предположить, что Великий князь не верил, что больная девушка была Анастасией, и решил не заниматься расследованием, чтобы избежать дальнейшего обсуждения его посещения России в военное время. Его окружение, независимо от его желания, непрерывно придумывало все новые и новые «доказательства» мошенничества.
Непонятно, почему Гессенское семейство вплоть до 1960 года отрицало секретную поездку Великого князя. Великий князь давно уже был мертвым, и раскрытие этого секрета не имело никакого политического значения.
Мы уделили много внимания предполагаемой секретной поездке князя Гессенского отчасти потому, что она уже ушла в историю, но и потому, что она имела специфическое значение для дела Анастасии. Сегодня можно утверждать, что случайно выданная Анной Андерсон секретная информация была вполне точной; независимо от того, была ли она Анастасией или не была, у нее был раньше исключительный доступ к совершенно секретной государственной информации, и она была первой, кто публично рассказал об этом.
Но было множество людей, которые были убеждены, что она действительно Анастасия, независимо даже от наличия такого убедительного доказательства. Анна Андерсон рассказывала о массе случаев, которые действительно происходили в жизни Царской семьи, и рассказывала подробности о людях, которых она, якобы, знала, которых обыкновенная мошенница не смогла бы выдумать, да еще и уверить в этом других людей. Ничего подобного никогда не было.
Сначала познакомимся с человеком, который расследовал это дело как юрист и отнесся к нему более серьезно, чем кто-либо другой из Романовых. Великий князь Андрей преданно служил царю Николаю в течение всей войны в качестве адъютанта. Он видел императорских детей чаще, чем сестра царя Ольга, которая видела Анастасию только дважды в течение войны, и в отличие от сестры царицы Ирины, которая не видела Анастасию после 1913 года.
В январе 1928 года, проведя два дня с Анной Андерсон, Он написал через несколько дней Ольге, которая видела претендентку тремя годами раньше, находящуюся в критическом состоянии. Реакция Великого князя была настолько положительной, насколько реакция Ольги была сомневающейся: «30 января по дороге в Америку, ее привезли в Париж, и я сам отправился туда, чтобы увидеть ее и наконец составить личное мнение об этой женщине, выяснить кто она, вокруг которой возникли такие ожесточенные споры, родились такие легенды, и чье имя возбуждает бесконечные дискуссии о правах и семейные недоразумения?
Я провел с ней два дня. Я внимательно наблюдал за ней вблизи и должен признать, что Анастасия Чайковская — не кто иная, как моя племянница, Великая княжна Анастасия Николаевна. Я узнал ее сразу, и мои дальнейшие наблюдения только подтвердили мое первое впечатление.
У меня нет никаких сомнений: она — Анастасия. Я только сожалею, что ты не хочешь увидеть ее снова, теперь, когда она успокоилась. Ты бы, конечно, узнала бы ее с такой же уверенностью, как и я. Ты не знаешь, Ольга, что я пережил за эти дни, сидя рядом с ней, глядя на бедную Анастасию — такую больную и изможденную. Если бы ты увидела ее прелестную улыбку, по-прежнему детскую, ее полные печали и страдания глаза, твое сердце, как мое, надорвалось бы.
Теперь она уже далеко, в Америке. Мы не скоро ее увидим, если увидим вообще. Какие мысли станут преследовать ее в этой далекой стране? Одному Богу известно, что они будут, несомненно, ужасны и печальный вопрос будет терзать ее; вопрос, на который ей никто не ответит.
Переживет ли Анастасия эти новые испытания? Кто знает? Но, я буду молить Бога, чтобы она их пережила, чтобы она поправилась и вернулась к нам из этой далекой страны не как преследуемое и загнанное существо, но с высоко поднятой головой и достаточной силой духа, чтобы простить тех, кто принес ей столько горя».
После свидания в Париже мнение Великого князя Андрея, без его согласия, попало в прессу. Он никогда не любил ввязываться в семейные разборки открыто, и не подтвердил сообщения, изложенные в газетных статьях. Так что его опознание претендентки со временем превратилось просто в слухи. Но в 1960 году его письмо к Ольге было опубликовано, возможно, по ошибке, старшим сыном Великого князя Владимиром. Он всегда пытался поддерживать нейтралитет, чтобы не ссориться с Романовыми, которые были враждебны по отношению к Анне Андерсон.
Позже Владимир попытался уменьшить тот вред, который нанесла публикация письма отца. Он опубликовал текст другого письма, написанного Андреем той же Великой княгине Ольге в 1950 году. В этом письме Великий князь предлагает отказаться от прежних разногласий и утверждает, что он никогда не был полностью уверен в тождестве претендентки.
Но второе письмо было неподписанной копией, тогда как первое письмо было полностью достоверным, и есть еще одно подтверждение убежденности князя Андрея. В 1928 году он писал руководителю Русского Монархического совета в Берлине: «Я все еще не могу понять, почему ее не признали раньше. Это совершенно непонятно». Даже после 1950 года, когда, как предполагалось, он склонялся к неопределенности, он, фактически не потерял своей веры. Когда его племянницу допрашивали в суде по делу Анастасии, который состоялся в 1956 году, незадолго до его смерти, она утверждала: «Он пытался убедить меня».
Сложные семейные разногласия в деле Анастасии наилучшим образом демонстрирует любопытный диалог, когда вдова Великого князя Андрея, Матильда Кшесинская, давала телевизионное интервью в 1967 году. Это была известная балерина, которая была любовницей Царя до его женитьбы. Когда ее расспрашивали о «Анастасии» в передаче французского телевидения, ей было 95 лет, но она выглядела живой, Я обладающей хорошей памятью. Ее сын Владимир присутствовал на этом интервью и наблюдал за его организацией. Он даже подготовил письменно, что должна была говорить его мать, но в ходе интервью все неожиданно изменилось.
Французский журналист Гильберт Прото, который вел это интервью, заявил, что и она, и ее муж
