Этот воздух пусть будет свидетелем,Дальнобойное сердце его,И в землянках всеядный и деятельныйОкеан без окна – вещество...До чего эти звезды изветливы!Все им нужно глядеть – для чего?В осужденье судьи и свидетеля,В океан без окна, вещество.Помнит дождь, неприветливый сеятель,-Безымянная манна его,-Как лесистые крестики метилиОкеан или клин боевой.Будут люди холодные, хилыеУбивать, холодать, голодатьИ в своей знаменитой могилеНеизвестный положен солдат.Научи меня, ласточка хилая,Разучившаяся летать,Как мне с этой воздушной могилойБез руля и крыла совладать.И за Лермонтова МихаилаЯ отдам тебе строгий отчет,Как сутулого учит могилаИ воздушная яма влечет.Шевелящимися виноградинамиУгрожают нам эти мирыИ висят городами украденными,Золотыми обмолвками, ябедами,Ядовитого холода ягодами - Растяжимых созвездий шатры,Золотые созвездий жиры...Сквозь эфир десятично-означенныйСвет размолотых в луч скоростейНачинает число, опрозрачненныйСветлой болью и молью нулей.И за полем полей поле новоеТреугольным летит журавлем,Весть летит светопыльной обновою,И от битвы вчерашней светло.Весть летит светопыльной обновою:– Я не Лейпциг, я не Ватерлоо,Я не Битва Народов, я новое,От меня будет свету светло.Аравийское месиво, крошево,Свет размолотых в луч скоростей,И своими косыми подошвамиЛуч стоит на сетчатке моей.Миллионы убитых задешевоПротоптали тропу в пустоте,- Доброй ночи! всего им хорошегоОт лица земляных крепостей! Неподкупное небо окопное -Небо крупных оптовых смертей,-За тобой, от тебя, целокупное,Я губами несусь в темноте –За воронки, за насыпи, осыпи,По которым он медлил и мглил:Развороченных – пасмурный, оспенныйИ приниженный – гений могил.Хорошо умирает пехота,И поет хорошо хор ночнойНад улыбкой приплюснутой Швейка,И над птичьим копьем Дон-Кихота,И над рыцарской птичьей плюсной.И дружи'т с человеком калека -Им обоим найдется работа,И стучит по околицам векаКостылей деревянных семейка,-Эй, товарищество, шар земной! Для того ль должен череп развитьсяВо весь лоб – от виска до виска,- Чтоб в его дорогие глазницыНе могли не вливаться войска? Развивается череп от жизниВо весь лоб – от виска до виска,- Чистотой своих швов он дразнит себя,Понимающим куполом яснится,Мыслью пенится, сам себе снится,-Чаша чаш и отчизна отчизне,Звездным рубчиком шитый чепец,Чепчик счастья – Шекспира отец...Ясность ясеневая, зоркость явороваяЧуть-чуть красная мчится в свой дом,Словно обмороками затовариваяОба неба с их тусклым огнем.Нам союзно лишь то, что избыточно,Впереди не провал, а промер,И бороться за воздух прожиточный -Эта слава другим не в пример.И сознанье свое затовариваяПолуобморочным бытием,Я ль без выбора пью это варево,Свою голову ем под огнем? Для того ль заготовлена тараОбаянья в пространстве пустом,Чтобы белые звезды обратноЧуть-чуть красные мчались в свой дом? Слышишь, мачеха звездного табора,Ночь, что будет сейчас и потом? Наливаются кровью аорты,И звучит по рядам шепотком:– Я рожден в девяносто четвертом,Я рожден в девяносто втором...-И в кулак зажимая истертыйГод рожденья – с гурьбой и гуртомЯ шепчу обескровленным ртом:– Я рожден в ночь с второго на третьеЯнваря в девяносто одномНенадежном году – и столетьяОкружают меня огнем.
1 – 15 марта 1937
***
Я молю, как жалости и милости,Франция, твоей земли и жимолости,Правды горлинок твоих и кривды карликовыхВиноградарей в их разгородках марлевых.В легком декабре твой воздух стриженыйИндевеет – денежный, обиженный...Но фиалка и в тюрьме: с ума сойти в безбрежности!Свищет песенка – насмешница, небрежница,- Где бурлила, королей смывая,Улица июльская кривая...А теперь в Париже, в Шартре, в АрлеГосударит добрый Чаплин Чарли -В океанском котелке с растерянною точностьюНа шарнирах он куражится с цветочницей...Там, где с розой на груди в двухбашенной испаринеПаутины каменеет шаль,Жаль, что карусель воздушно- благодарнаяОборачивается, городом дыша,-Наклони свою шею, безбожницаС золотыми глазами козы,И кривыми картавыми ножницамиКупы скаредных роз раздразни.
3 марта 1937
Реймс – Лаон
Я видел озеро, стоявшее отвесно,-С разрезанною розой в колесеИграли рыбы, дом построив пресный.Лиса и лев боролись в челноке.Глазели внутрь трех лающих порталовНедуги – недруги других невскрытых дуг.Фиалковый пролет газель перебежала,И башнями скала вздохнула вдруг,- И, влагой напоен, восстал песчаник честный,И средь ремесленного города-сверчкаМальчишка-океан встает из речки преснойИ чашками воды швыряет в облака.
4 марта 1937
***
На доске малиновой, червонной,На кону горы крутопоклонной,- Втридорога снегом напоенный,Высоко занесся санный, сонный,-Полу-город, полу- берег конный,В сбрую красных углей запряженный,Желтою мастикой утепленныйИ перегоревший в сахар жженый.Не ищи в нем зимних масел рая,Конькобежного голландского уклона,-Не раскаркается здесь веселая, кривая,Карличья, в ушастых шапках стая,-И, меня сравненьем не смущая,Срежь рисунок мой, в дорогу крепкую влюбленный,Как сухую, но живую лапу кленаДым уносит, на ходулях убегая...
6 марта 1937
***
Я скажу это начерно, шопотом,Потому что еще не пора:Достигается потом и опытомБезотчетного неба игра.И под временным небом чистилищаЗабываем мы часто о том,Что счастливое небохранилище - Раздвижной и прижизненный дом.