бревна свежесрубленных деревьев.
Бородатые лица мужиков сразу же повернулись в сторону путников. Они почти одновременно воткнули топоры в бревна и, отряхивая и обтирая о штаны ладони, направились навстречу. Вблизи оказалось, что это старики. Одному было лет семьдесят, второму и того больше, но оба были крепкими, подвижными и какими- то жилистыми.
– Давай, – махнул рукой один из стариков, бегло осмотрев гостей, – давай к дому, вон туда.
Старик легкой рысцой побежал впереди лошади, а его напарник стал подбирать топоры. Гуров подъехал к дому и понял, что сил у него спуститься самому с лошади практически нет. Две женщины в темных платках вышли на крыльцо, глянули на старика, спешившего к ним, и на путников. Наверное, по виду гостей они все поняли, потому что молча кинулись помогать спускать Татьяну на землю. Одна прикоснулась ладонью ко лбу девушки, что-то тихо запричитала и повела Татьяну в дом. Старик придержал стремя, пока Гуров спускался с седла.
– Беда, что ли, какая приключилась? – спросил старик. – Никак без лошади остались, без скарба…
– Беда, отец, – подтвердил Гуров. – Девчонка простудилась, температура у нее высокая.
– Ну-ну, – успокоил старик, – это дело поправимое, чай, не помрет. Ты сам-то давай вон туда. Ишь, ноги не держат. Скоко ден-то ехали без еды?
Гурова проводили в соседний дом, посадили за стол, спиной к теплой печке. Тут же на столе появилась большая глиняная кружка с чем-то горячим, отдающим травами. Гуров машинально стал пить, держа посудину обеими ладонями. Старики расспросами не мучили, выяснив только, что в тайге не осталось никого, кому бы срочно нужна была помощь. Так же машинально Гуров выхлебал что-то жидкое, то ли суп, то ли мясной бульон. Потом старики помогли ему раздеться и уложили на широкую лавку, бросив на нее старый матрас и овчинный тулуп. Гуров, не раздеваясь, улегся и сразу провалился в сон, как в небытие.
Утро ударило солнцем в глаза. Лицу было тепло и приятно, даже есть не хотелось. Лев попытался потянуться, но тело отозвалось ломотой в каждой косточке. В комнате кто-то гремел посудой, ведрами. А еще тут вкусно пахло.
– Доброе вам утро, дядечка, – послышался сипловатый женский голос.
Гуров открыл глаза. У окна перед кухонным самодельным струганым столом хозяйничала женщина неопределенного возраста, лет тридцати или сорока. С мягкой улыбкой она смотрела на гостя.
– Нешто болит все? Ниче, щас старики вам баньку соорудят. Быстро на ноги поставят. Как молоденький будете.
– Доброе утро, – ответил Гуров и с кряхтеньем попытался сесть на лавке. – А я вроде и так не старенький.
– Так не малый же, – рассудила женщина.
– А как спутница моя, Татьяна?
– Спит. Полночи мы с ней маялись, никак жар не спадал. Теперь хорошо, спит она.
Гуров сидел, свесив ноги с лавки. Голова была как чугунная, несмотря на то что проспал он явно больше двенадцати часов. Но преобладали среди всех его ощущений только два: то, что он страшно потный и грязный, а еще голодный, как волк.
Со скрипом открылась тяжелая дубовая входная дверь, и в горнице появился вчерашний старик. На ногах обрезанные валенки, под распахнутой фуфайкой нательная рубаха. На груди маленький деревянный крестик на бечевке. Поглядев на гостя прищуренными водянистыми глазами, он одобрительно сказал:
– Отоспался, что ли, мил-человек? Ну, тадыкось пошли. Сейчас мы тебя в божеский вид приведем.
Баня была маленькая, но парок был хорош. То ли квасом окатили накаленные камни, то ли травяным отваром. Отмывался Гуров в три захода, с промежуточным окатыванием холодной водой. Тело горело как ошпаренное, и от перепада температур, и от настоящих лыковых мочал, и от хорошего березового веника.
В предбаннике он своих вещей не увидел. Ему подали старенькое латаное, но чистое исподнее: рубаху и кальсоны, каких он не видел лет сорок. Накинув на плечи старенький ватник и подсунув для ног валенки, Гурова повели в горницу. Оказывается, для него тут постелили на скобленый стол чистую скатерть, на которой красовался медный самовар.
Гуров ожидал и даже надеялся увидеть румяную картошечку с лучком, капустку квашеную, мясо и штоф водочки. Но его ждала пшенная каша, приправленная кислым молоком, и черный хлеб. Старики, наверное, поняли по лицу гостя, что не так, и быстро внесли ясность. Посчитали они, что вредна для него сегодня такая тяжелая пища после почти двухдневного голодания. А вот каша и кислое молоко – самое то, что для желудка нужно. И чаю горячего побольше.
– Ну, теперь сказывай, что за беда с вами приключилась, – велел старший старик, убедившись, что тарелка гостя опустела.
– Люди нехорошие повстречались в тайге. Вообще-то, они раньше повстречались, и пришлось в тайгу идти прятаться. Но, как видите, нас и там нашли.
– Много в этом мире зла и по сей день, – глубокомысленно заметил старик. – А девка-то тебе кто? Жена али дочь?
– Просто знакомая, – ответил Гуров и задал вопрос сам, чтобы сменить тему разговора: – А вы кто же такие будете?
– Мы-то? Люди, аль не похожи?
– Я не о том, – улыбнулся Гуров. – Вас какая нужда занесла тут жить? Вдали от людей, от города. Староверы, что ли?
– А вера, мил-человек, она всегда одна. Не бывает веры старой аль новой. Люди бывают, от того и вся беда в этом мире.
– А как же вы тут живете одни? Ведь тайга, наверное, не все дает, что нужно для жизни. В город ездите за покупками?
Насчет покупок Гуров брякнул зря, он это сразу понял. Покупать надо на что-то, а эти люди наверняка тут живут не один десяток лет. Может, и пенсии у них никакой нет.
– Добрые люди по-христиански помогают, не оставляют. Кто соли привезет, кто керосину, патронов подарит для ружьишка… А так нас земелька кормит.
– А часто к вам добрые люди наведываются? – оживился Гуров.
– Когда два, когда три раза за лето.
– В город мне надо, мужики. Очень срочно надо.
– Не на чем тебе. Лошадь-то твоя обезножела. Подкова у нее расшаталась, копыто попортила. Надо дать зажить, а то подохнет животина.
– А пешком?
– Можно и пешком, только сдается, что тайгу ты плохо знаешь. Как дорогу-то найдешь? Тут ведь не один день идти надо.
– Приспичит, так и найду, – угрюмо ответил Гуров. – По солнцу найду.
– По солнцу можно. Только обманчиво оно, солнышко-то. Да и не ходят в тайге поодиночке. А как ногу подвернешь или другая беда случится?
– Слушайте, мужики, а у вас рации случайно нет? – на всякий случай спросил Гуров. – Про мобильный телефон и не спрашиваю.
– Оно нам и без надобности, – ответил второй старик. – Тебе, никак, до людей надо добраться, чтобы сообщить? Может, тебе и не в город надо. Есть тут место и поближе, где люди есть. Может, через них как сообщишь свое дело.
– Что за место? Где?
– Недалече, километров сорок отсюда. А место это нехорошее. Давно, лет десять, может, тому назад, устроили там захоронение какое-то, или могильник. По-разному, мы слышали, называли. И так и эдак называется плохо. А место гиблое. Живность всякая оттуда ушла, и Куманка, речка наша, обмелела год спустя. Огородили там проволокой ржавой и возят по рельсам туда-сюда бочки большие.
Гуров слушал и кивал. Его это очень устраивало. Судя по рассказу малограмотных стариков, там был либо завод по утилизации химических отходов, либо в самом деле могильник, захоронение этих же самых отходов. В любом случае там есть обслуживающий персонал и там должна быть связь. Только вот
