- Так это вы про барышню... - молвила она нерешительно, - что касается барышни, то я давненько про нее ничегошеньки не слыхала. Когда вас забрали, она тут же с квартиры съехала. Да и что ей, бедняжке, здесь делать одной? Молодому существу, конечно, нужны хоть какие-то радости. Кто ее за это осудит?
Пеничка медленно отхлебывал благоухающий кофе, но он казался ему горьким и застревал в глотке.
Да, молодому существу нужны радости, тут уж ничего не попишешь. Но это не значит, что подобная новость может обрадовать человека. Впрочем, человек только и делает, что надеется... Пеничка почувствовал, как в душе его открывается старая рана, и, если б не постеснялся, наверняка закричал бы от боли.
- Она уехала одна?
-Известное дело, одна, а с кем ей было уезжать? Девчонка она, конечно, красивая, да уж такой заморыш, самой ей своих вещей не перетащить, это уж как водится: когда долго живешь на одном месте, барахлишка накапливается уйма... И барышне помогал перебираться какой-то типчик. Дюжий мужик, а из себя образина. Барышня его к себе и близко не подпускала. Только все распоряжалась да командовала, а это она умела, верно я говорю, пан Йозеф?
Хозяйка умолкла и поощрительно хихикнула, ожидая согласной улыбки Пенички.
Но 'медвежатник' Пеничка сидел нахмурясь и не отводил глаз от края стола.
-И кто ж это был?
-Не знаю, никогда раньше не видала, незнакомый какой-то. Ведь я на людях не бываю, но бабы в лавке говорили, буд то его зовут Тоуфар, молва о нем идет худая. Сдается мне, барышня его вроде бы побаивалась. Она ведь такая нежная, я думаю, она, скорей всего, к вам возвернется, но тогда комнатка за кухней будет для вас маловата, а другой у меня не ту...
Пеничка с такой силой грохнул кулаком по столу, что подскочила кружка.
Хозяйка обеспокоилась:
Да все наладится, вот увидите, пан Йозеф, надобно только уметь ждать, всему свое время. Уж я-то могла бы вам такого порассказать! Женщина ведь существо хрупкое, но схожее с фальшивым крейцерем, всегда возвращается в те же руки. Я думаю, этот Тоуфар не иначе на нее порчу навел, а может, и что похуже. Такой из себя мордоворот, я старая баба и то бы побрезговала. А она, я так сужу, не на него польстилась. Уж так страшон, так страшон. Одиночество да страх из женщин веревки вьют.
А где мои отмычки, мутр? - спросил Пеничка. Во взгляде его читалось еще большее нетерпение.
Чего не знаю, того не знаю. Коли они лежали в вашей ком нате, значит, барышня их с собой увезла. А куда - убейте, не ведаю, сами понимаете, мне это ни к чему.
Значит, они с Тоуфаром увезли мой инструмент? - ужаснулся Пеничка. Он не верил своим ушам и был просто не в силах осмыслить всей глубины такого предательства.
Я умом пораскинула, оно вроде бы и так, но, может, что-то путаю. Вот разыщете барышню, она сама вам все расскажет... - Хозяйка наклонилась к нему через стол и улыбнулась одними глазами в сетке морщин: - И будьте с ней помягче, пан Йозеф, женщина после долгой разлуки как больная, понимаете, оплеухи тут не помогут. Мой старик всегда совершал эту ошибку, а я после каждой пощечины - а было их немало - сжималась в комочек, и в конце концов проку от меня стало чуть: я будто вся окаменела.
Пеничка что-то проворчал в ответ и поднялся. Хозяйка отворила дверь в каморку за кухней. Это было маленькое темное помещеньице, с окошком, выходящим во двор, дух здесь стоял тяжелый, спертый, и бог знает почему, но эта комнатушка напомнила Пеничке тюремную камеру. Он сразу же распахнул окно и плюхнулся на кровать, потому что чувствовал себя разбитым и хотел спать. Глаза его блуждали по небольшому пространству, пока не остановились на окошке за изголовьем, и оно, лишенное решеток, показалось Пеничке чудесно свободным. Этот вид на какое-то время позволил ему позабыть о невзгодах.
Вечером Пеничка отправился к 'Банзетам', но первая выпивка получилась не столь торжественной, как Пеничка надеялся. Потому что он пил свое пиво, уставившись на дверь, как будто ожидал, что там вот-вот возникнет Анча Парасолька. Но Анча не возникала. Этот подонок Тоуфар не иначе прячет ее гденибудь на стороне. Вокруг гомонили завсегдатаи трактира, но он никого из них не знал. Старая бражка, как видно, перебралась куда-то еще. Наконец объявился-таки один знакомец, Пеничка чуть не вскрикнул, когда дверной проем заполнил своей огромной фигурой детина, известный среди 'медвежатников' под кличкой Млеко. Ходили слухи, будто он наделен такой силищей, что может перевернуть сейф, если толстые стенки не поддаются фомке.
Млеко узнал Пеничку не сразу. Потом его физиономия прояснилась, и он подсел к нему.
Ты там вроде с лица спал и побледнел, черт побери! Зака-жу-ка я рому, он тебя мигом подкрасит, - сказал он сочувственно и тут же сам заказал два по двести.
Ну, давай выкладывай, как дела? Имеешь что-нибудь в заначке? А чем будешь работать?
Они, смакуя, тянули ром.
- Дела не то чтобы очень. У меня кое-что оставалось дома, но... В общем, теперь ничего нету.
Млеко прищурился:
Ясненько, значит, твой инструмент увела Анча Парасолька. Верно я излагаю?
Я этого не говорил. Ну... можно считать... одолжила... А в обшемто на кой он мне сдался, там, в тюряге?
А сейчас? С чего начнешь? За что ухватишься? Слышь-ка, чтобы ты знал - Сойка отматывает свои четыре на Панкраце, он взял кассу в Дейвице, а на другой день его замели. Невезуха, что и говорить, навряд ли успел хоть что-то спустить, все выгребли из-под кровати, на которой он спал. Пржецехтел и Ржига подались на вольные хлеба, есть v них заначка, нет ли не знаю. И вообще - дела идут из рук вон. А тут еще кто-то сделал банк... Мы все в тоске. Там работал чужой. Ctvk поднялся, хай, фараоны прямо озверели... упаси бог сейчас подзалететь, вмажут срок на полную катушку. Я собираюсь лечь на дно, покамест вокруг не утихнет.
Через часок приятели двинулись дальше. Они заглянули в 'Курьи ножки', посидели у 'Старой дамы' и 'У наука'. За все платил Млеко, хотя в карманах у него посвистывало. Но за дружка, только-только вышедшего на волю, платить велел сам господь бог. i аков уж неписаный закон.
Ну а что слыхать насчет Анчи? - спросил Пеничка.
Вроде бы все нормально, - пробормотал Млеко.
Ее, говорят, вроде какой-то Тоуфар пасет?
Они в это время уже шагали вверх, к 'Аполинарию'. Вокруг не было ни души, да и темнота тоже настраивала на откровенность.
- А ты что, пошел бы к ней? Ты что, похоже, малахольный?
Да нет, вопрос не в этом. Но ведь она жила со мной, если ты, конечно, помнишь. В одной комнате... И вообще...
Тогда радуйся, что избавился! Парасолька - потаскуха, тебе ясно?
Не дури, Млеко, при мне она была приличной девчонкой, - завелся с пол-оборота Пеничка.
При тебе возможно! Но с этим поганцем Тоуфаром - нет. Опять подрабатывает на панели, мы еще на нее где-нибудь налетим. Обожает рестораны, а вот по улицам таскаться не больно любит.
Значит, она с ним не живет? - схватил товарища за отворот пиджака Пеничка.
Да живет же, живет. Только этот подонок сам ее на улицу гонит, понял? Тоуфар - гад из гадов. И это дерьмо замахнулось на кассу! Хотел взять да сыпанулся, пришлось слинять. Фрайеру крупно повезло, что не замели. Порядочные люди с ним никаких дел иметь не желают. Анча при нем по шейку замарана, и ты на нее начхай. У 'Евжена' каждый вечер такие девочки гужуются - первый сорт, я какую-нибудь тебе склею. Можно в долг - эти девочки порядок знают, и коли ты аккурат сегодня вернулся с отсидки, то насчет денег не страдай.
В зале 'Курьих ножек' дым стоял коромыслом. И у Пенички с непривычки голова пошла кругом. Млеко затерялся в облаках дыма, а рядом вдруг оказалась Мина. Руки у нее были мягкие, и когда Пеничка позвал ее на вощеный паркет танцевать, прикрыла глаза и позволила к себе прижаться.
У тебя и впрямь целых три года не было бабы? Бедняжечка ты мой, - все повторяла она, и по всему было видно, что эта мысль ей как-то особенно приятна. Она прильнула к Пеничке всем телом, и его
