Марина из Алого Рога

д?йствительно что-то таинственное и невыразимо-манящее этою таинственностью. Она никогда не высказывалась и давала отгадывать себя, заглядывать въ свое внутреннее я лишь ровно настолько, насколько почитала это нужнымъ или почему-либо для себя выгоднымъ… И, Боже мой, какихъ душевныхъ сокровищъ не прозр?вало воображеніе Завалевскаго за той запов?дною чертой, за которую, словно въ святую святыхъ Соломонова храма, никому не дозволялось проникнуть?… Съ своей стороны, четырнадцатил?тняя Дина съ первыхъ дней усп?ла побывать во вс?хъ закоулкахъ внутренняго я Завалевскаго и овлад?ла имъ, будто былъ онъ ея собственное созданіе, будто сама она, своими длинными, худенькими пальцами сл?пила его, дала ему образъ и вздохнула въ него духъ челов?ческій. Она ум?ла говорить его словами, досказывать ему еще для него самого неясную мысль, угадывать задолго впередъ его мн?ніе, его образъ д?йствій въ данномъ случа?, и заран?е направлять все это, куда ей хот?лось… Ему казалось, что эта молодая, нев?дущая душа какъ зеркало отражала его душу, и не догадывался, что самъ онъ былъ не что иное какъ зеркало, въ которомъ отражалась воля Дины… Почти два года жилъ онъ въ какомъ-то очарованномъ мір?, насыщаясь томительнымъ и сладкимъ благоуханіемъ первой, чистой, мечтательной любви. Онъ кончалъ курсъ въ университет?; Дин? наступалъ семнадцатый годъ, — на стремительныхъ крыльяхъ неслось къ нему, казалось, на встр?чу близкое счастіе…

Однажды вечеромъ онъ засид?лся у Зарницыныхъ позже обыкновеннаго. Дина ушла спать; онъ остался одинъ съ Елизаветою Григорьевной… Они молчали оба: онъ думалъ объ очаровательниц?, только- что подарившей его какимъ-то блаженнымъ для него словомъ; хозяйка вязала шарфъ на длинныхъ спицахъ и казалась не въ дух?… Вдругъ она остановилась, быстрымъ движеніемъ воткнула спицу въ свою рано пос?д?вшую косу, подняла глаза и спросила:

— Владиміръ, неужто ты въ самомъ д?л? думаешь о Дин??

— Думаю, отв?чалъ онъ, смутившись отъ неожиданности вопроса.

— Серьезно?

— Какъ же иначе?…

— Боже мой, какое несчастіе! проговорила Елизавета Григорьевна, закрывая себ? глаза рукою.

— Несчастіе! едва нашелъ силу повторить онъ, — сердце у него упало…

— Для тебя!… Для нея — мн? и во сн? не приснился бы лучше тебя мужъ!…

— Объяснитесь, ради Бога! умолялъ б?дный молодой челов?къ.

Она схватила его за об? руки.

— Не про тебя, не про тебя жена, со слезами въ горл? прошептала она, — elle est possedee, mon ami!…

— Что вы говорите?… Онъ отшатнулся отъ нея, ему показалось, она въ бреду…

— Она моя дочь, единственная, съ глубокою печалью говорила госпожа Зарницына, — и, кром? меня, никто ея не знаетъ… Я теб? говорю: elle est possedee… въ ней сидитъ съ измальства какой-то ненасытный, неутомимый демонъ, который движетъ и руководитъ ею… Все, что мы вынесли тамъ, въ Сибири, лишенія, горе, униженія, — все это глубокимъ и, прямо скажу теб?, злымъ чувствомъ запало ей въ сердце. И теперь ей нужна une revanche eclatante, — она себ? это сказала, она добьется этого! нужны деньги, власть, вліяніе, все, что осл?пляетъ, и в?ситъ, и влад?етъ людьми!… И если все это дастся ей когда-нибудь въ руки, не на добро употребитъ она его, вспомни мое слово! У нея разсчетъ какъ у семидесятил?тняго ростовщика… Все это можетъ у ней сорваться, пропасть, самонад?янна она слишкомъ, — но проведетъ она всякаго, кого захочетъ, какъ тебя провела… На б?ду, зам?тила я слишкомъ поздно, я бы не допустила!…

До утренней зари продолжался этотъ странный споръ… Завалевскій горячился, доказывалъ, умолялъ… Елизавета Григорьевна не сдавалась.

— Я властна отдать ее или не отдать, я ей мать родная! Я не согласна. Во всякомъ случа? она слишкомъ молода, теперь нечего объ этомъ думать! говорила она.

Р?шено было наконецъ, что Завалевскій, выдержавъ свой посл?дній экзаменъ, у?детъ немедленно въ Петербургъ, что онъ не вернется въ Москву и не возобновитъ р?чи о брак? съ Диной до т?хъ поръ, пока Елизавета Григорьевна съ дочерью не прі?детъ сама въ Петербугъ, куда она нам?рена была переселиться, чтобы не жить врознь съ сыновьями, которые черезъ два года должны были кончить курсъ въ одномъ изъ тамошнихъ высшихъ заведеній и поступить на службу.

Прошло два, почти три года. Отсутствіе не изм?нило Завалевскаго: все такъ же ц?пко, какъ и вблизи, влад?ла его сердцемъ далекая Дина, и чары ея своеобразной прелести еще неотразим?е, ч?мъ прежде, оковывали страстью все его существо…

Они свид?лись наконецъ, — и одного взгляда достаточно было для нея, чтобъ уб?диться, что онъ былъ все тотъ же: прежній, слабый и покорный рабъ ея… Она впрочемъ и до того ни минуты въ этомъ не сомн?валась… Предостереженія Елизаветы Григорьевны оказались тщетными; почтенная женщина не могла дал?е упорствовать… Она добилась лишь одного, — и въ этомъ случа? оказалась ей горячею союзницей сама Дина: помолвка дочери ея съ Завалевскимъ отлагалась до конца предстоявшаго зимняго сезона и до того времени должна была остаться тайною для вс?хъ, не исключая самыхъ близкихъ…

По рожденію, по связямъ, госпожа Зарницына принадлежала въ такъ-называемому 'высшему обществу'. Дина стала вы?зжатъ… 'Св?тъ ее зам?тилъ', — ея и нельзя было не зам?тить… Съ перваго же бала она была окружена, entouree, какъ говорятъ въ св?т?; черезъ три дня не было элегантной холостой квартиры въ столичномъ город? С.-Петербург? и близь лежащемъ Царскомъ Сел?, гд? бы не слышались шумные и восторженные толки о московской Преціоз?; черезъ дв? нед?ли она была кумиромъ всего петербургскаго high life'а…

Поклонниковъ у нея было безъ конца, но заботливая н?жность Завалевскаго, сл?дившаго за нею по баламъ и раутамъ, не находила поводовъ въ опасеніямъ. Никто въ такой степени какъ Дина не влад?лъ т?мъ двойственнымъ — столь ц?нимымъ въ св?т? — качествомъ вн?шней привлекательности и внутренней сдержанности, никто не ум?лъ такъ, какъ она, нравиться вс?мъ и не поощрять зам?тно никого… Еслибъ и ревнив?е былъ Завалевскій, онъ среди многочисленнаго двора Дины не отыскалъ бы своего соперника… Нуженъ былъ особенный случай…

Зима подходила въ концу; Завалевскій, какъ школьникъ, считалъ дни, остававшіеся еще до поста; Дина, съ своей стороны, жаловалась на усталость, на 'эти скучные, все одни и т? же балы'… Но вотъ еще одинъ, у графини Лиговской, un bal pour les elus, — нельзя не ?хать!… По?хали. Балъ прелестный, какъ сл?дуетъ: лакеи въ пудр? и басонахъ на л?стниц?. Лядовъ съ оркестромъ, buffet ouvert, кавалергарды и духота невыносимая… Посл? третьей кадрили, которую онъ танцовалъ съ Диной, Завалевскій ушелъ изъ танцовальной залы искать прохлады въ дальнихъ комнатахъ.

Большой кабинетъ вдовы-хозяйки былъ пустъ, и атласныя занав?си на одномъ изъ его оконъ отдувало какъ парусъ: за ними открыта была форточка. Завалевскій прямо прошелъ въ тому окну, отвернулъ занав?сь… На двор? стояла оттепель, — несло влажнымъ, едва св?жимъ воздухомъ… Посл? той жары — какое блаженство!… Завалевскій совс?мъ ушелъ за драпри.

Ему было хорошо, — и разс?янъ онъ былъ всегда, — онъ задумался, глядя на зв?здное небо, и остался тамъ.

См?хъ, голоса, легкое звяканье шпоръ и шуршанье женскихъ тканей вывели его изъ забытья. Длинною вереницей проходили куда-то пары посл? новой кадрили… Н?которыя изъ нихъ остались въ кабинет?… Рядомъ съ его окномъ, на низенькій, стоявшій въ прост?нк?, узорный диванъ опустился кто-то… Заговорили… Онъ отгадалъ присутствіе Дины прежде, ч?мъ услышалъ ея голосъ.

Первымъ движеніемъ его было затворить форточку — чтобы не простудилась она какъ-нибудь, — и выйти въ ней… что-то необъяснимое — неизб?жно повторяющееся во вс?хъ подобныхъ случаяхъ — заставило его промедлить одно мгновеніе… А тамъ выходить ему въ ней уже было незач?мъ.

— … и повторять то, что я въ вамъ чувствую! договаривалъ прежде начатую фразу мужской по звуку, но, по выраженію, изн?женный какъ у женщинъ и вялый чей-то голосъ.

— Довольно фразъ; докажите! отв?чала на это Дина своимъ тихимъ, ровнымъ, невозмутимымъ mezzo-soprano.

— Но, Боже мой, что мн? д?лать, — научите меня!… Завалевскій узналъ этотъ ребячески-молящій голосъ: говорилъ молодой князь Солнцевъ, 'un des plus brillante partis de Petersbourg'. — Папа, съ нимъ еще можно сладить, il est tout simplement amoureux de vous, lui aussi… Mais maman! Съ ней ничего не под?лаешь, elle vous trouve charmante, но для нея деньги прежде всего!… Avec notre train de maison, она говоритъ, — et