неподвижно, – граната взорвалась возле него.
„Прощай, друг!“ – только и успел сказать про себя Матвей. Рядом резко вскрикнул Артем. Матвей обернулся: сын сидел на снегу, корчась от боли. Подбежал отрядный санитар с сумкой, набитой холщовыми бинтами. Взглянув в побелевшее, перекошенное болью лицо сына, Матвей подумал с тоской: „Неужели смертельно?..“
Эта мысль взъярила его. Сунув в кобуру тяжелый маузер, он отстегнул с ремня гранату-„лимонку“ и побежал широкими прыжками к пулемету белых.
Но пулемет уже молчал. Партизаны перебили солдат и собрались около трупа Калистрата Зотова.
Матвей кинулся к пулемету. Несколько партизан – за ним.
– Из пулемета умеете стрелять? – задыхаясь, спросил их Матвей.
Мужики переглянулись.
– Не можем, товарищ командующий, ежихинские мы, – проговорил один из партизан.
– Не беда! Выкатывайте пулемет на улицу. Сейчас вам пулеметчика пришлю.
Мужики бережно, словно боясь, что пулемет может рассыпаться, подняли его и понесли на руках. Кстати подвернулся один из ординарцев командующего, бывший фронтовик Сенька Лобастов.
– Командуй, Семен, расчетом, – сказал ему Матвей. Сенька подал командующему поводья и побежал догонять мужиков.
Матвей только успел вскочить в седло – подъехал Архип Хромков.
– Как там? – спросил Матвей.
Архип понял, что тревожит командующего.
– Артема – в правую ногу, а Калистрата – наповал.
– Сколько еще убитых? – спросил Матвей.
– Семерых подобрали, да двое раненых при смерти.
– Дорого обошлось нам, – тяжело вздохнув, проговорил Матвей. – А Калистрат-то каков? Как он шел – ты бы посмотрел!
– Герой! А вспомни-ка, вечно чего-то боялся… – сказал Архип, поглядывая в ту сторону, где лежал на снегу Калистрат.
Матвею сразу вспомнились страдальческие глаза Калистрата, его морщинистое, испитое лицо и робкий, как бы предупреждающий всегда голос: „А не подождать ли, Захарыч?“…
– Трусости в нем не замечал, а осторожности было у него через край, – проговорил Матвей твердо, как давно решенное и взвешенное.
И Матвею и Архипу еще и еще раз хотелось помянуть добрым словом погибшего друга. Но бой разгорался.
Пулеметная стрельба на другом краю Жирова после небольшого затишья началась вновь, и с еще большим ожесточением.
Матвей сказал:
– Белые атаковать вздумают – держитесь, Архип, зубами. Если нам прорваться там не удастся, брошу силы сюда. Теперь мы одной ногой в Жирове.
Он поправил на голове закуржавевшую папаху, смахнул с усов и бороды настывшие сосульки и пустил лошадь с места в карьер. По непрерывному треску пулеметных очередей и взрывам гранат он определил, что на линии главного удара завязался упорный бой.
Глава восемнадцатая
1
Максим и Андрей отстали от Дениски на подходе к Жирову. Когда дозорные белых кинулись догонять Дениску, Максим с Андреем, под прикрытием кустарника, с тревогой наблюдали за тем, как Дениска, кружа по поляне, убегал к заброшенной пасеке. Дозорные белых, по-видимому, были без лыж, и это затрудняло погоню.
Перестрелка встревожила белых. Заметались дозоры. Пробудилось село: скрипели ворота, перекликались люди.
Максим и Андрей легли на лыжи, доползли до риги и в ней спрятались.
Когда за Жировом началась пулеметная и ружейная стрельба, Андрей, не сдержав радости, вскрикнул:
– Дошел он, Максим! Дошел!
– Да не ори ты, дура! – обругал его Максим.
Неподалеку от риги начинались постройки маслобойни: избушка, продолговатый амбар, сарай. Сама маслобойня, с высокой железной трубой, стояла немного подальше, на бугорке, возле речки, и в маленьком оконце ее, обращенном как раз в сторону риги, поблескивал огонек.
Хотя сумрак еще не совсем рассеялся, Максиму и Андрею хорошо было видно, как заметались около маслобойни верховые и пешие.
– Склад тут у них, – прошептал Андрей.
– Как бы не склад! Казарма там, – возразил Максим.