На улицах бесчинствовали орды английских футбольных фанатов. Пабы, называвшиеся не иначе как «Гордость Лондона», «Возвращение пиратов», «Бенни Хилл» и «Принцесса Ди», выплевывали налитых пивом чуваков в недра бесчисленных дискотек, к сувенирным лоткам и забегаловкам, где торговали рыбой с картофелем фри57. Странно еще, что уличные потасовки не вспыхивали на каждом шагу. Когда такая пьяная и шумная толпа заполняет английскую улицу, это очень быстро превращается в массовые беспорядки. Лица у отдыхающих светились счастьем. Даже рай не мог бы соперничать с краем вечного солнца, доступного секса и безостановочного пьянства. Здесь крутилось много денег, и заработать, вложив минимум средств, было бы нетрудно. Но как здесь жить?
— Не может быть, чтобы это безобразие расползлось повсюду, — сказала Джуди. — Давай возьмем машину и прокатимся по острову.
Она была права. Через несколько минут зловоние алкоголя и рвоты сменилось сладким благоуханием цветущей вишни и миндаля. Большая часть Мальорки безлюдна и безмятежна. Самый большой пик выше любой горы на Британских островах. У его подножия живут люди, никогда не видевшие моря, которое лежит всего в пятидесяти километрах. Деревеньки, застывшие на холмах, давали приют величайшим художникам, музыкантам и писателям. В архитектуре Пальмы восхитительным образом смешались средневековые традиции итальянского и мавританского зодчества. Вандалы не крушат телефонные будки, а гашиш люди курят прямо на улицах. Аэропорт один из самых оживленных в мире. Климат великолепный. Мы посчитали, что можем здесь жить, стали подыскивать дом, нашли несколько вариантов и вернулись в Лондон принять окончательное решение.
МАРКС
На моем автоответчике Эрни оставил несколько сообщений с просьбой позвонить. Я набрал продиктованный им номер, и мы побеседовали, пользуясь давним кодом. Его интересовало, знаю ли я по- прежнему поставщиков гашиша в Пакистане, а еще кого-нибудь, кто мог бы отправить на самолете пять тонн лучшей дури в Нью-Йорк. Эрни явно вернулся в бизнес. Я пообещал заняться этим сразу же. Эрни был единственным, против кого Джуди ничего не имела. Он много сделал для нас. Я упомянул об инструкции, которую дал Мак-Канн. Эрни сказал, что они продаются в любой дешевой лавочке. Лучше мне подумать о Пакистане.
В памяти всплыло имя Салима Малика, с которым я познакомился у смертного ложа Мухаммеда Дуррани. Возможно, он меня даже не помнит. Провел всего две минуты в моем обществе и думал, что меня зовут мистер Найс. Я позвонил Малику из уличной телефонной кабины. Он снял трубку. Малик меня совершенно не помнил, но согласился встретиться на нейтральной территории, в Гонконге или Дамаске. Я выбрал Гонконг.
На Дальнем Востоке я не был уже четыре года и с удовольствием предвкушал поездку. Пролистал «Тайм Аут» в поисках дешевых авиабилетов. Лучшие цены предлагала компания «Международный туристический центр Гонконга», и я направился в ее офисы на Бик-стрит. Все дела компании вела одна китайская пара, молодой человек с большим родимым пятном по имени Чи Чюэн (Балендо) Ло и его прекрасная подруга Орка Лю, которая была его старше. Он приехал из Гонконга, она — из Малайзии. Они мне сразу же понравились, и я пообещал навестить их, когда прилечу из Гонконга. А они собрались пополнить свой бар на Рождество и Новый год в «Дринкбридже».
На самолете «Бритиш Каледониан» я прилетел из Гатуика в Дубай, а из Дубая — в Кайтак до полудня, на день раньше запланированной встречи с Салимом Маликом. Зарегистрировался в «Парк-отеле» на Чатем-роуд, на полуострове Коулун, и решил денек побыть туристом.
За те несколько лет, что я здесь не бывал, Гонконг изменился. А может, просто ужасно разросся: население увеличилось вдвое. Шла застройка отвоеванных у моря обширных территорий. Гигантские многоэтажки, заключенные в клети бамбуковых лесов, спешили сменить приземистые здания. Природу здесь ценили гораздо выше, чем в большинстве западных стран. Экологи, инженеры-строители и планировщики обещали, что не пострадает ни одно дерево. В итоге эти сучковатые создания нелепо смотрелись на фоне неоновых джунглей. Они выглядели жалкими карликами, как бонсай в Кенсингтон-Гарденз.
Я гулял по новому променаду Коулуна и вглядывался в удивительные силуэты острова Гонконг. Сел на паром «Звезда», по-прежнему курсировавший между Гонконгом и Коулуном, такой же дешевый и по- прежнему сплошь оклеенный предупреждениями на китайском: «Не плеваться». Проделал обычную туристическую программу: доехал на трамвае до пика Виктории, съел тигровый член в плавучем ресторане «Джамбо» в Абердине, добрался на самом длинном в мире эскалаторе в Океанский парк, отведал змеиной крови на Жервуа-стрит и выпил в стриптиз-баре в Ванчае.
В газетах было полно скорбных репортажей о том, что Лондон пообещал Пекину возвратить Гонконг. Защитники британского парламента, отвергая обвинения в трусости, утверждали, что просто подходит к концу аренда, сто лет. На самом деле британцы арендовали лишь часть полуострова Коулун и так называемых Новых территорий. Остальное же: основную часть Коулуна (Цимшатсун), остров Гонконг и несколько сот других островов — просто украли во славу Империи. По международному праву китайцы не могли претендовать на эти территории. Но у Пекина данное обстоятельство не вызывало большого беспокойства. Еще со времен шестидесятых китайцы ухитрялись урвать жирный кус, сделав один телефонный звонок в Вестминстер. Маргарет Тэтчер не удалось бы сделать то, что она совершила с Фолклендами. Когда левое португальское правительство в середине семидесятых попыталось отречься от Макао, Пекин отказал: не теперь. Китайцы забирали свое обратно, когда хотели. Гонконг им понадобится к 1997-му. Так и будет. В любом случае кто заправляет в этом месте? Пять миллионов китайцев, двадцать тысяч американцев и семнадцать тысяч англичан. Кто кого надувает? Китайцы рассчитывают свои планы на длительную перспективу. Им потребовалось сто пятьдесят лет, чтобы построить Великую Китайскую стену. А чтобы получить на блюдечке с голубой каемочкой самый крупный торговый, банковский и судоходный центр мира — гораздо меньший срок. Они знают что делают.
Мы с Маликом договорились встретиться в холле «Пенинсулы» за утренней чашкой кофе. Там толкалась масса народу, иностранцы, лениво беседуя, сетовали, что недавно построенный планетарий закрывает вид на море. Мы не выделялись. Малик сидел один за столиком, пристально глядя на вход. Кивнул в знак приветствия. Я счел это за хороший знак. Но он не улыбался.
— Не возражаете, если я к вам присяду? — спросил я довольно громко, чтобы услышали сидящие по соседству.
— Почему нет? Это свободная страна.
— Ну, в этом не уверен, — усомнился я, садясь за столик. — Вот вы считали себя свободными до 1947 года, когда входили в Британскую империю? — Это было сказано шепотом.
Пакистанец почти улыбнулся.
— Малик, как идут дела с того печального дня, когда мы познакомились?
— У меня все в порядке. Хорошо ли ты был знаком с моим другом?
— Знаю, что он служил здесь полицейским одиннадцать лет. Знаю, что у него был текстильный бизнес в Дубае. И что он внучатый племянник бывшего шаха Афганистана. Пил «Джонни Уокер Блек Лейбл», курил «Бенсон энд Хеджез». Я много раз бывал в его доме неподалеку от Канн. У меня в кармане фотография, где он стоит рядом со мной и моей дочерью Эмбер.
Малик так и впился в меня глазами, потом отвернул голову. Он выглядел встревоженным.
— Дай мне твой телефон в гостинице. Позвоню позже.
— Я дал ему карточку «Парк-отеля», нацарапав на ней номер своей комнаты.
Шагая к выходу, я осознал, что за мной следят. Но кто: ищейки таможенного ведомства и Управления налоговых сборов, люди ли Малика, прихвостни Мак-Канна или агенты, охотившиеся за Эрни? Впрочем, какая разница? Гонконг — одно из тех мест, где ничего не стоит оторваться от хвоста. Я выбежал из гостиницы, повернул налево, пересек Натан-роуд и вбежал в Чунгкинг-Меншенз, многоэтажное здание, возведенное в 1960-х годах, а затем отданное под универмаги и кафе в ближневосточном стиле. Настоящий людской муравейник. Помещения на последних этажах как будто не сдавались под магазины и ресторанчики, и на каждой двери висела табличка: «Не стучать. Частная квартира». Но стоило постучать, как дверь
