из библиотеки и отправилась на встречу с доктором Хэлперн.
Когда Дженни добралась до кабинета, ее нервы вновь разыгрались. Она не готовилась к этому разговору специально, но решила добиться своего. Заняв свое обычное место на кремовом диване, Дженни ждала, пока светловолосая женщина присядет напротив — у блестевшего хромом и стеклом журнального столика. Они обменялись любезностями. Дженни спросила доктора Хэлперн о новорожденном. Доктор поинтересовалась, как ей спалось все это время.
Затем последовали привычные вопросы, и Дженни принялась рассказывать свои сны.
Для начала Дженни рассказала сон о пауках и девушке-туземке, запертой в сарае. Затем так же сухо и деловито она поведала зловещий сон о трупах. Она рассказала доктору о знаках, начертанных в пыли, и о том, как мертвецы угрожающе надвигались на нее, а закончила описанием физического воздействия сна — страшным ощущением испытанного ею удушья.
Завершив рассказ, Дженни подняла глаза и увидела, что доктор написала за это время всего несколько строчек.
— Доктор Хэлперн… в чем дело?
Улыбка Фрэнсис Хэлперн была несколько принужденной:
— Я обеспокоена, Дженни, вот и все. Это не имеет ничего общего с тем, о чем мы с вами говорили два года. Увы, есть одна вещь, о которой мы прежде не упоминали.
— Что вы имеете в виду, доктор?
— Ваше детство, Дженни. В таких случаях, как ваш, очень часто ответы кроются именно там.
— Не вижу никакой связи. Я уже говорила: у меня было прекрасное детство.
— Да… но иногда вещи, кажущиеся тривиальными, на самом деле очень важны. А о некоторых вещах мы вообще никогда не вспоминаем. Они так неприятны, что мы подавляем их.
— Что, например? — подозрительно спросила Дженни.
— Изнасилование. Или кровосмешение.
— Инцест? Вы ведь не думаете, что кто-то в моей семье… что со мной жестоко обращались, а я даже не помню об этом?
— Такое бывает, Дженни. Я думаю, тут есть на что обратить внимание.
Дженни выпрямилась, ее пальцы впились в нежную, как масло, кожу дивана.
— Ну а я так не думаю! Я четко помню свое детство. У меня нет провалов в памяти. И тайных страхов, о которых я боялась бы говорить, тоже. Я помню себя с самых ранних лет, но не могу привести ни одного эпизода, который бы подтверждал ваши подозрения.
— Ну что ж, тогда на время отложим эту гипотезу и попробуем что-нибудь другое.
Но Дженни не успокаивалась. Ей не нравился оборот, который приняла их беседа.
— Поговорим о знаках, которые вы видели. — Хэлперн посмотрела в свой блокнот на несколько начерченных ею линий. — Звезда, которую вы описали как… «букву „А“ с выступающей перекладинкой. Если соединить все вершины, то получится что-то вроде звезды».
— Верно.
— Такая звезда обычно используется при колдовстве. Это вас не тревожит, Дженни?
Дженни беспокойно заерзала и принялась разглаживать у себя на коленях серую шерстяную юбку.
— Я… по-настоящему не задумывалась над этим.
— Мне не хотелось бы вас пугать, но кое-кто из моих коллег, работавших с пациентами, особенно с маленькими детьми, сообщает, что они вспоминают происшедшие с ними в раннем детстве события, связанные с колдовством и ритуальным насилием. Церемонии, в которых они принимали участие, были чрезвычайно кровавы. Часто в жертву приносились животные и даже другие маленькие дети. Эти пациенты подвергались не только ритуальному насилию, но и пыткам. Кажется, у ваших снов, Дженни, есть много общего с тем, о чем рассказывали эти дети.
Дженни облизала внезапно пересохшие губы.
— В том, о чем мы говорили, есть садомазохистский подтекст. Особенно в истории с девушкой. В сочетании с описанными вами ритуалами… вы должны признать, это о чем-то говорит, — продолжала доктор Хэлперн.
— Если вы все еще собираетесь искать ответы в моем детстве, то лучше не надо, доктор Хэлперн. Я тоже читала о таких случаях — статьи о них печатали десятки журналов по всей стране. Но более современные исследования показывают, что дети скорее всего были случайно нацелены на такие ответы их психологами, что их воспоминания о кровавых ритуалах являются ложными и что в действительности этого никогда не было.
— Да, такой взгляд на вещи существует.
— И изнасилование, о котором вы говорили… кровосмешение, о котором люди не помнят, а через много лет прозревают. Доктора начинают развенчивать это. Они говорят, что на самом деле этого никогда не случалось.
— Дженни…
— Я могу сказать вам с полной уверенностью, доктор Хэлперн: ничего подобного со мной не происходило. Эти методы бессильны помочь мне. Ответ лежит где-то в другом месте. Я знаю это. Я надеялась, что вы поможете мне найти его.
— Именно это я и собираюсь сделать, Дженни. Возможно, следует попробовать гипноз…
— Нет! — чересчур поспешно воскликнула молодая женщина. Она всегда боялась вмешательства в свою психику. — Вы знаете мое отношение к этому. Вы и сами говорили, что не любите работать с гипнозом и редко применяете его.
— Бывают случаи, когда это абсолютно необходимо, и ваш — один из них.
— Нет! Я не хочу подчинять свой разум чему-то непонятному… Особенно после того, о чем мы говорили.
— Пусть вас это не волнует, Дженни. Мы не будем делать того, чего вам не хочется. Так что можете успокоиться.
Дженни глубоко вздохнула, пытаясь сохранить самообладание.
— Извините. Просто все это меня очень расстраивает. — Она поднялась с дивана и стала расхаживать по комнате. — По правде говоря, я думаю, что надо сделать перерыв в наших регулярных встречах. Мы долго работали вместе, но непохоже, чтобы это дало положительные результаты. Полагаю, мне придется самой поломать над этим голову.
— Что у вас на уме?
— Пока не знаю, но выясню непременно. — Она вышла из кабинета совершенно подавленная и в то же время преисполненная решимости. Фрэнсис Хэлперн завела ее в тупик. Надо было искать выход где-то в другом месте.
Она ни на секунду не верила, что могла испытать в детстве нечто подобное. Как сказал Джек, сны — это не реальность, иначе бы она ее помнила.
Рука Дженни стиснула ключи от «тойоты». Дженни хотелось с кем-нибудь поговорить, но она не знала, кому довериться. Родители бы оказали ей поддержку, но сошли бы с ума от беспокойства, а этого она не могла допустить. Дотти сделала бы для нее все, что могла. Миллисент тоже никогда не отказывала в помощи. Мог что-нибудь придумать и Говард. Она вспомнила о Чарли Дентоне, но пройти к нему, не повидавшись с Джеком, было нельзя, а это не входило в ее планы.
От мысли о Бреннене у нее заныло в груди. Глупо тосковать о человеке, которого едва знаешь, но она ничего не могла с собой поделать.
Прошло несколько дней, закончилась неделя, а у Дженни по-прежнему Джек не выходил из головы: она постоянно раздумывала о том, с кем он проводит время, с кем спит. Последняя мысль была мучительнее всего. Вместо того чтобы забыть Бреннена, она с каждым днем тосковала по нему все сильнее. Это было безумие, но она не могла запретить себе думать о нем.
Едва ли он хоть раз вспомнил о ней.
— Что там, Уин? — Говард недовольно оторвался от письменного стола.
— Звонит Эдуардо Фуэнтес, мистер Маккормик. Он все утро пытается связаться с вами. — Уинифрид
