частных предприятий, руководимых подставными лицами. В наше время таким людям дали модное определение «серый кардинал».
Этого человека не назовешь колоссом на глиняных ногах, он твердо стоял на земле, занимая одну из самых высоких ступеней на иерархической лестнице местных правителей. Может ли какой-то мент позволить себе вопиющее самоуправство и арестовать такого человека по собственной инициативе? Нет, конечно. Нонсенс. Парадокс. Он выполнял поручения мэра! Вывод один: Нагорный решил обрубить концы и уйти за кордон, предварительно уничтожив всех свидетелей своей кровавой грабительской деятельности. Рублев стал первым, так как больше всех знал. Оставалось только грызть себе локти. Недаром говорят: «Жадность фраера сгубила».
Страх разрывал душу, Рублева било как в лихорадке. Когда в черном каменном мешке камеры вспыхнул свет, он вскрикнул, словно увидел топор, занесенный палачом над его головой. Глаза долго не могли привыкнуть к яркому свету, он метался из угла в угол, стукаясь головой о кирпичные стены, пока не упал на залитый водой цементный пол. Несколько минут он пролежал в бессознательном состоянии, а когда пришел в себя, еще больше испугался, — он уже выбился из сил и не мог подняться.
Камера размером метр на два с прокопченными кирпичными стенами напоминала колодец. Высота потолка не менее четырех метров и где-то на самом верху крошечное окошко, сквозь которое проникал свет в дневные часы. Здесь не было ни нар, ни койки, отсутствовал и клозет.
На высоте трех метров и у самого пола находились какие-то отверстия с кулак величиной, прикрытые мелкой стальной сеткой. В верхнем углу, прикрепленная кронштейном к стене, висела видеокамера. Но самым удивительным мог показаться сейф в стене с десятизначным кодовым замком. Совсем крошечный. Непонятно, зачем он здесь нужен.
У Рублева перед глазами плавали красные круги, он плохо соображал и ничего не чувствовал. Даже к запаху гнили и плесени успел привыкнуть и не реагировал на зловоние. Когда лязгнул засов массивной железной двери, серый кардинал вздрогнул. Тяжеленная створка отворилась, и на пороге появился черный силуэт. Подумал, смерть за ним пришла. Рублев откатился в угол, съежился в комок и моргал, хлопая рыжими ресницами, пытаясь разглядеть стоящего на пороге.
— Готов, — коротко сказал главный надзиратель и уступил дорогу майору Прошкину.
— Принеси мне табурет.
Главный сыскарь переступил через высокий каменный порожек и очутился в камере.
Надзиратель внес табурет и вышел в коридор. Дверь осталась открытой.
— Рано еще разыгрывать сумасшествие, Рублев. Ты мне нужен здравомыслящим. Иначе тебя пустят в расход.
Секретарь встал на колени и заплакал.
— Отпусти меня, отпусти! Я тебе все деньги отдам. Не слушай Нагорного, он все врет. Я не виноват. Это он, а я его слуга. За что меня-то? Отпусти, Захар. Ты же можешь, я знаю. Иван тебе верит и в дела твои не лезет. Скажи ему, что я сдох, и отпусти. Сто тысяч, нет, миллион долларов, Захар! А?
— Меня зовут Денис. Денис Спиридонович Боровский, генерал милиции. О Прошкине забудь.
— Ладно, генерал. Но где же справедливость? Нагорный убирает свидетелей. Он хочет удрать. Кто-то его спугнул. Я знаю, куда он смотается. Я все знаю.
— Хорошо. Я тебя выслушаю. Если мне твой рассказ покажется^ похожим на правду, я подумаю, что с тобой делать. Если ты начнешь вилять, то я уйду, а тебя сожрут крысы.
Рублев подскочил на месте.
— Какие крысы? Я мышей и тех боюсь. Зачем пугать, я так все расскажу.
— Тебя не пугают. У нас нет карцера. Но тех, кто плохо себя ведет, мы наказываем и здесь. Видишь у пола окошки с решетками? Они открываются с пульта надзирателя. Через пять минут пол под тобой оживет. Голодные крысы ворвутся в камеру. Прогнать их назад еще никому не удавалось. По динамикам тебе продиктуют код сейфа, встроенного в стену. Там нет ничего, кроме противогаза. Твое дело успеть его надеть, так как из верхних окошек в камеру пустят ядовитый газ. Только он способен выгнать крыс. Но за это время они успеют откусить тебе пальцы на ногах, кончик носа, мочки ушей и сожрать твои мужские причиндалы. Процедура длится не более пяти минут. После этого заключенные становятся шелковыми. Но если они повторно нарушают режим, то газ в камеру не пускают, а позволяют крысам насытить свои желудки. После их нашествия в камере даже пятен крови не остается. Слизывают все. Зачем я тебе это рассказываю? Да так! Вроде того, как зачитывают права при аресте. Информация к размышлению. Тюрьма с ее режимом и правилами создавалась твоим любимым шефом. Ты считаешь его гением, так что должен восхищаться его детищем, а не дрожать как осиновый лист.
— Он сволочь, генерал! Пусть сам здесь сидит. Отпусти меня, я все отдам. Ты станешь миллионером.
— Рассказывай про золото. И помни, что может с тобой случиться при даче ложных показаний.
— Я помню. Шахта и сам завод по переплавке находятся в шестнадцати километрах от города, за горным хребтом. Там же расположен аэродром с двенадцатью самолетами и тремя взлетными полосами. Через хребет прорыт тоннель длиною в четыре километра. Даже я не знаю его точного расположения. На аэродром меня везут в железном фургоне без окон. На заводе золото очищают от примесей и делают слитки по банковскому клише. Добывают его немного. Один ящик в неделю грузят на самолет и отправляют на восток. Все самолеты приписаны к фирме «Транзит». По сути, они собственность мэра.
— Куда идет золото?
— Большая часть обменивается на валюту японцами. Им достается львиная доля. В трех портах Японии у Нагорного и Фокина есть свои причалы. Они также владеют сетью ресторанов и рыболовными судами. Валюта идет на подкуп чиновников и рыболовной мафии. Десятки судов вылавливают краба-трубача и разгружаются в японских портах, часть идет в рестораны, а часть получают японцы в качестве налога на розничную продажу. Это Клондайк. На личных счетах в японских банках осели миллиарды долларов. Деньги вкладываются в японскую радиопромышленность, в корабли, идут на взятки чиновникам, рыбакам, таможне, береговой охране, за квоты на вылов. Сумасшедшие деньги. Докопаться до правды невозможно. Золото кормит всех: от судей с прокурорами до губернаторов и японских бизнесменов. Фокин давно уже купил всех дальневосточных воротил, его поддерживают коллеги из важных для дела регионов. Все находится под контролем. Это не липовая фирма-однодневка, а система, работающая десятилетия, проверена, выверена, выстроена и действует по строгим законам и собственным порядкам. Такую махину в одночасье не опрокинешь. Нет еще силы, способной разрушить неприступную стену.
— Имея такое состояние, Нагорный сидит в этой глуши?
— Сидит на чемоданах. Готов уйти в любую минуту, но не может, пока в шахтах еще есть золото. Но и это не так важно, как власть, к которой он привык. С властью труднее всего расставаться. Удерет к японцам и станет очень богатым, но эмигрантом без права голоса. Там демократия. Где есть равенство, Нагорному делать нечего. Для мэра и губернатора Япония хуже ссылки. К тому же они потеряют контроль над нашими берегами, их суда перейдут в чужие руки, а значит, закончатся поставки краба. Или им придется платить за контрабанду, как всем. Они не выдержат конкуренции с японцами. Как только перестанут поставлять им золото и пушнину, японцам они будут не нужны.
— К заводу и аэродрому подступа нет?
— До хребта шестнадцать километров через тайгу, а дальше тупик. Горы. Если вы даже и войдете в тоннель, выйти из него вам не дадут. На другом конце подготовят достойную встречу. Дорога одна, и она охраняется, как Кощеева игла, а пройти через тайгу не дадут охотники. Стреляют без предупреждения во все, что движется. До приисков никто еще не доходил живым. Бессмысленно.
— Как можно обезвредить Нагорного?
Ответа Боровский не услышал.
— Послушай, Рублев. Пока мэр на свободе, он может приказать тебя уничтожить, и мы обязаны подчиниться.
— Ни в доме, ни в резиденции его не возьмешь -это равносильно идти в атаку на Кремль. Только в момент передвижения.
— Четыре машины охраны, бешеная скорость и…
— Нет. Взрывать бесполезно. Броня. Нагорный со своим главным телохранителем всегда садится в третью машину. В четвертой едут трое, а первые две пустые. Только шоферы,
