остров Подковы, а потом направились к Смотровой пристани.
Я сдвинул шляпу на затылок и принялся наблюдать за тем, как бежит Сент-Мэрис.
Если провести на реке достаточно времени, то научишься видеть разницу между течением, которое толкает, и приливом, который тащит. Обычно, если ты делаешь поворот и корма начинает описывать кругообразные движения, как рыбий хвост, — это течение. Если поворачиваешь и киль рассекает воду, словно каноэ катится по рельсам, — это прилив.
Разница очень важна: с течением можно бороться, а приливу — только повиноваться.
Река — чудесное и даже магическое место. Сколько бы я здесь ни пробыл, не могу ее постичь. Не важно, насколько ты торопишься и с какой силой налетаешь на весло, — темп задает река. Она растягивает каждую минуту и отыгрывается на каждой потерянной секунде. Реки делают это весьма естественным образом. Им плевать на пункт твоего назначения. Главное — путешествие. Поэтому реки петляют. Покажите мне хоть одну прямую реку. Люди очень гордятся тем, что их часы сами переходят на атомное время вблизи какой-то башни в Колорадо, но будь мы умнее, перешли бы на речное время. Тогда мы бы старились не так быстро.
Эбби это знала. Чему-то и я ее научил. Она посмотрела в свой список и выбрала реку не потому, что Сент-Мэрис ее любимое место, а потому, что это единственное место на свете, где время замедляется. Где весома каждая секунда. На реке солнце может остановиться, чтобы ты успел перевести дух.
Около полудня я вытащил весло из воды, лег рядом с Эбби и начал считать облака.
Я пытался остановить солнце.
Глава 27
Через два дня мы приехали в онкологический центр — это был последний день летних каникул. Миновав раздвижные автоматические двери, мы оказались в приемной отделения химиотерапии. В первую же секунду мы забыли о жалости к себе, которой предавались двое суток. В комнате сидели люди всех возрастов. Старые, молодые, худые, полные, здоровые, больные — буквально вся Америка. Просторное круглое помещение, уютные кресла-качалки, разноцветные подушки, яркие стены… Но особенно бросался в глаза явный контраст: между бодрыми медсестрами и бледными пациентами. Здоровые и обреченные. Странный параллельный мир. Больные воистину стоят одной ногой в другом измерении.
Химиотерапия — это систематический курс, цель которого — атаковать быстро растущие раковые клетки во всем организме. Следовательно, поражая рак, химиотерапия заодно убивает клетки, которые отвечают за рост волос, заживление ран, цвет кожи и так далее. Поэтому большинство пациентов выглядят как зомби.
Мы записались и сели рядом с женщиной — ровесницей Эбби. Они разговорились, и их истории оказались похожи. Вот еще одна вещь, которую мы быстро постигли. Типы рака могут быть различны, но истории у всех одинаковы. Диагноз ошеломляет человека и наполняет его ужасом. Страх — основная реакция, потому что меньше всего на свете мы хотим услышать коротенькое слово «рак». Если раньше у меня оставались какие-то сомнения, то быстрый взгляд по сторонам развеял их все. Рак убивает в первую очередь личность. Это гарпия — ей безразлично, сколько тебе лет, откуда ты родом, кто твой отец и кем ты себя считаешь. Рак вездесущ.
Примерно половина женщин носили шляпу, платок или парик (якобы неотличимый от настоящих волос). Те, кто еще не успел облысеть, смотрели по сторонам с таким видом, будто боялись оказаться следующими. Скорее всего именно это их ждало. На некоторых женщинах бросались в глаза мешковатые блузки — похоже, они сидели на их фигурах иначе, когда были только куплены. Одни оделись ярко, другие — нейтрально. И все мечтали оказаться где-нибудь в другом месте.
Мы посещали центр уже несколько недель, когда до меня вдруг дошло. Да, иногда я крайне недогадлив. Я подумал: а где их мужья и возлюбленные?
Наконец я спросил у Эбби. Она покачала головой:
— Они их бросили.
Некоторые, далеко не все. Я видел парней, которые носили дурацкие шляпы и приклеивали на заднее стекло машины фотографию жены в футбольной форме, но я так и не смог привыкнуть к зрелищу бледной, исхудалой женщины в мешковатой одежде и платке, которая смотрит на пустой стул рядом с собой. Сильная женщина — и ничтожный мужчина, который ее оставил.
Я так и сказал Эбби. Она медленно обвела взглядом комнату.
— Ну… если ты женился ради пары грудей, красивого личика и пышных форм… а их больше нет…
Она пожала плечами.
За ее словами крылся другой вопрос. Вопрос, который Эбби боялась задать. У меня было ощущение, что на поиски ответа уйдут месяцы, даже годы. И уж точно его не выразить словами.
Глава 28
Отличительная черта Смотровой пристани — не элегантные бетонные стапеля для лодок, не коттеджи у причала, не коровы на спускающихся к воде пастбищах, не аккуратные ряды величественных сосен, чьи иголки собирают и продают на удобрения, а задняя часть желтого «шевроле» 1957 года выпуска, которая торчит из воды, как буек. Говорят, одна местная жительница вернулась домой и обнаружила мужа в объятиях соседки. В отместку она выкатила из гаража «шевроле» — его гордость и счастье, — нажала на акселератор и попыталась броситься в реку, как Салли Филд в фильме «Полицейский и бандит». С той разницей, что на реке не было моста, с которого она могла бы отправиться в мир иной, единственный спуск к воде представлял собой глинистый склон рядом со стапелями. Дама разогнала машину, передняя часть автомобиля задралась вверх, наехав на бугор, и резко ухнула вниз. Машина мелькнула в воздухе, врезалась в воду и застряла в грязи у противоположного берега, точно шальной снаряд. С тех пор она там и торчит. Местные прозвали ее «задницей», что не помешало им нажиться на чужом несчастье и разобрать «шевроле» по частям. Теперь это всего лишь ржавый остов — ни стекол, ни фар, ни покрышек, ни мотора. Кто-то даже утащил руль. С течением времени стальной корпус все глубже уходит в тину.
Для меня эта штука служила вехой. Офицеры речного патруля обычно пользуются Смотровой пристанью, чтобы спускать на воду катера, потому что пристань довольно безлюдна, не маячит на самом виду и дает быстрый доступ вверх и вниз по реке.
Мы замедлили ход, и я прижался к берегу, ведя каноэ по листьям кувшинок — размером с тарелку, — чтобы еще больше затормозить. Сначала показалась ржавая выхлопная труба «шевроле», а потом — стапеля. У забора стояли трейлер и патрульная машина. Никого не было видно, но трейлер пустовал — значит, патрульные курсировали по реке. Я ничего не сказал Эбби, но задумался о том, где бы переночевать.
Мы миновали пристань Уокера, Макензи, Колрейн, Оранж-Блаф, пристань Моллетса и Блошиный Холм. Проблема крылась не в нашей скорости — по меркам реки мы просто летели, а в количестве встреченных людей. Буквально на каждом шагу попадались дома на сваях. В этих краях все ждут, что ты помашешь в знак приветствия. Это как разъехаться со встречной машиной на проселке. С лодками на реке то же самое. Помаши — и останешься незамеченным. В противном случае привлечешь к себе внимание. Я махал, не привлекая к себе внимания, но рано или поздно кто-нибудь вспомнит услышанное по телевизору. Если нам удастся сесть на хвост отливу и у меня хватит сил, мы достигнем Сент-Мэриса через тридцать шесть или сорок восемь часов. Если упустим отлив — то одному Богу ведомо.
* * *