прокладывал дорожку губами к ее плечу. Его поцелуи обжигали кожу, тело исходило желанием.
Он опустил сорочку пониже, открыв грудь, и взял в рот сосок. У нее подогнулись ноги. Рис подхватил ее, чтобы она не упала, обвив стальным обручем руки ее талию.
— Спокойно… — прошептал он.
Элизабет прильнула к нему. Ее сердце громко стучало.
— Господи, Рис…
Продолжая осыпать ее поцелуями, он умело нежил ее грудь, разжигая в теле пожар. Неожиданно для себя Элизабет обнаружила, что переместилась вместе с ним к краю кровати. Ее ночная сорочка сползла до пояса, и он взял в ладони ее пышную грудь. Отдав должное каждой из них, он обхватил ее за ягодицы и плотно прижал к своим бедрам, давая ощутить всю полноту и твердость своего вожделения.
Ее сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Тело горело огнем. Нужно остановить его — она знала, что последует дальше. В памяти всплыли воспоминания. Отвратительные картины боли и унижения.
— Прекрати! — крикнула она, пытаясь освободиться. — Прекрати, Рис! Пусти меня!
Элизабет не была уверена, что он это сделает. В конце концов, он мужчина, а мужчины всегда берут то, что хотят. Он тяжело дышал, и его глаза полыхали жарким голубым пламенем. Но постепенно он овладел собой.
— Но ты же хочешь этого, Элизабет. Хочешь не меньше меня.
Дрожа, она натянула на себя рубашку, прикрывая наготу.
— Ошибаешься. Я… я не этого хочу. Чувства… чувства, которые мы когда-то друг к другу испытывали, прошли. Прошу тебя уйти.
Линия его подбородка затвердела.
— Ты женщина, Элизабет. Это не изменилось. Ты можешь отказывать своему телу в удовлетворении, но его потребности от этого не исчезнут.
Элизабет прикусила губу. Даже если он прав, это не имеет значения.
— Спокойной ночи, Рис.
Его холодный как лед взгляд в последний раз скользнул по ее телу, рот искривился.
— Спокойной ночи, миледи, — поклонился он с усмешкой. И ушел.
Элизабет продолжала смотреть туда, где он только что стоял. Ее кожа от его прикосновений и поцелуев горела. Отяжелевшая от ласк грудь еще хранила память о его горячих губах, а в теле пульсировало желание.
Он сказал правду. Даже после всех этих лет она все еще хотела его.
Но слишком многое произошло за это время. Ужасные воспоминания об Эдмунде и его жестокости никогда не сотрутся в ее памяти.
Все же… она не могла не задуматься. А может быть, с Рисом было бы все иначе?
Даже ее первый неловкий опыт в ту ночь в карете был лучше, чем все последующее с Эдмундом.
Но она не отчаялась рискнуть.
Рано или поздно ей придется сказать ему правду.
Рис возненавидит ее.
И никогда не простит.
Рис закрыл дверь своей большой спальни, с трудом сдерживаясь, чтобы не хлопнуть ею со всей силы. Проклятие!
Сегодня это был всего лишь пробный камень. Не в состоянии уснуть, он спустился в свой кабинет, потом, по прошествии нескольких часов, возвращаясь к себе, увидел пробивающийся из-под ее двери свет.
Видя, что и она, как он, не спит, он постучал, думая, что ограничится одним поцелуем, и все. Требовать большего он не собирался и не стал бы, если бы она не отреагировала с такой страстностью.
Уже в пору юности и невинности проявлялась страстность ее натуры. И это пламя, безусловно, осталось в ней, но оно таилось так глубоко, что он сомневался, сумеет ли когда-либо выпустить его на свободу. Он всего лишь хотел пробудить в ней чувственность, но его собственное желание вышло из-под контроля. И в тот момент, когда Элизабет попыталась его остановить, он не был уверен, что сможет остановиться.
Он был готов изнасиловать ее, сорвать тонкую ночную сорочку и зарыться в ее тело.
Он хотел ее так сильно, как не хотел ни одну женщину на свете.
Наверное, он и не остановился бы и продолжил штурм, если бы она не посмотрела на него своими большими серыми глазами раненой лани. В них было что-то, чего он не понял. Что-то, вызвавшее желание защитить ее. Даже от самого себя.
Тысяча проклятий!..
Но это ничего не меняло. Он не собирался отказываться от мысли овладеть ею. Он знал, чего она хочет и что ей нужно, хотя сама она этого не знала. И он намеревался дать ей это.
Только времени уйдет, вероятно, немного больше, чем он рассчитывал.
Рис вздохнул. В комнате, освещенной лишь одной лампой, стоявшей на столике возле кровати, было сумрачно. Нога чертовски болела. Он нарочно отставил трость, чтобы заставить мышцы работать. Вот теперь и расплачивался.
Схватив для устойчивости эбеновую палку с серебряным набалдашником, Рис добрался до своей большой кровати на четырех столбиках. Тимоти в это время уже спал и беспокоить его Рис не хотел. Облокотившись спиной о столбик, он разделся и забрался под одеяла.
Нога пульсировала болью до самого паха. Рис пожалел, что под рукой не оказалось настойки опия, хотя и без того слишком пристрастился к нему в госпитале. Вспомнив печальный опыт Элизабет, он решил воздержаться.
Элизабет…
Скорее бы она уехала, чтобы никогда больше ее не видеть.
Но в душе он хотел, чтобы она осталась.
Он хотел ее. И надеялся, что со временем она придет к нему и позволит ему утолить их обоюдную страсть.
Лежа без сна и глядя на золотистый шелк драпировки кровати, он думал об Элизабет: интересно, так ли она возбуждена и взволнована, как он, так ли, как он, не может уснуть?
Элизабет все еще не спала, когда небо за окном начало светлеть, окрасившись в серо-пурпурный цвет. На улице в этот час будет холодно, но она любила свежий воздух, и, кроме того, ей нужно было подумать. Когда-то они с Рисом объездили все поля ее дома, Клеменс-Эбби, и однажды — поля Брайервуда. Но разумеется, всегда под должным присмотром.
Всегда, за исключением одного раза, когда он вызвался сопроводить ее домой с приема в доме сквайра Донована.
В ту ночь они занимались любовью.
Элизабет покачала головой. Она устала от дум о Рисе, чувствовала себя разбитой после бессонной ночи. Надев без помощи горничной, которая еще спала, свою черную бархатную амазонку, она спустилась по лестнице и направилась в конюшню.
Один из конюхов уже был на ногах и готовился приступить к своим дневным обязанностям. К нему Элизабет и направилась.
— Прошу прощения, что беспокою вас в столь ранний час, но мне нужна лошадь. Я довольно хорошая всадница, но уже давно не сидела в седле. Не подберете ли мне подходящую лошадку?
Сообразив, что перед ним стоит леди, гостья дома, конюх сорвал с головы шапку.
— У майора… то есть лорда Риса наметан глаз на хороших лошадей. У него есть несколько подходящих меринов. — Конюх несколько растерянно огляделся по сторонам. — Сейчас ужасно рано, мэм. Вы уверены…
— Как вас зовут?
