Разговаривать с ним было все равно что писать на чистой грифельной доске.
Кастро начал свой рассказ с самого начала, с неудачной попытки штурма казарм Монкада во времена его юности. Именно тогда он понял, что такое быть революционером. Он рассказал Алиму о том, как его с братом Раулем схватили и бросили в тюрьму, о том, как позже они отправились в Мексику, чтобы приобрести там опыт революционной борьбы. Он рассказал и о возвращении на остров с «армией», численность которой не достигала и сотни бойцов, об устроенной гвардейцами Батисты засаде, когда почти все его соратники были истреблены.
— Именно поэтому, если ты на войне, тебя никогда не оставляет чувство, что дыхание врага где-то рядом. Они дважды имели возможность меня убить, сначала в тюрьме, а потом в засаде, когда они не попали в меня, — сказал Кастро.
По мнению Алима, человек может быть старым или больным, но иногда он обладает такой силой духа, что все это просто не ощущается. В тот вечер они провели вместе почти двенадцать часов. И расстались намного позже того, как во дворе пропел петух и полоски солнца проступили в комнате через окно столовой, где сидели собеседники.
Ту ночь Кастро превратил в свой монолог. Алим сидел и вежливо кивал, улыбался, где это было нужно, и слушал, как переводчик пытался максимально доходчиво довести до него воспоминания и чувства своего вождя. Кастро говорил о Че и о захвате правительственного поезда с боеприпасами в Санта-Кларе, который решил судьбу Батисты, о том, как он, Фидель, ворвался в Гавану во главе своей армии. Он рассказывал и о поездке в Нью-Йорк, где выступал на трибуне ООН, о нападении на него в президентском номере отеля, об американском вторжении в заливе Свиней и о многочисленных попытках убить его, предпринятых американцами за эти годы.
Он рассказывал об американском ЦРУ, по указке которого его друга Че казнили в Боливии. Фидель говорил и о попытках американцев задушить революцию, ввергнуть в нищету народ страны путем введения экономического эмбарго, которое не снимают вот уже сорок лет. По словам Кастро, американцы так же действуют и против родной страны Алима.
Чем дольше длилась та ночь, тем отчетливее понимал Алим, что даже после выпитого рома Фидель пребывал в лучшей форме, чем его гость. К трем часам ночи Афунди умирал от усталости. Его мучительно тянуло в сон. При этом Кастро, казалось, совершенно не уставал. Алиму же было нужно постоянно демонстрировать знаки уважения к своему хозяину. К шести утра Алим уже не мог даже притворяться — он заснул.
Алим не знал, сколько времени прошло, прежде чем окрик Фиделя вырвал его из забытья. Он поднял тяжелую голову как раз в тот момент, когда Фидель собирался в очередной раз ударить сжатым кулаком по столешнице. Переводчик продолжал монотонно переводить поток речи Кастро: «…предательство доверившегося союзника перед лицом империалистической агрессии».
Голос Фиделя перешел в рев. В нем зазвучала ярость, заглушаемая чавкающими звуками в момент, когда кубинский вождь прикуривал очередную сигару. Фидель обернулся и сердито посмотрел на Алима.
Афунди чувствовал себя подавленным. Ему казалось, что, заснув, он смертельно обидел хозяина, принимавшего его. Но через несколько секунд, после того как прямо спросил об этом переводчика, он понял, что ошибался. Постепенно Алим снова стал улавливать отдельные мысли Фиделя, которые пропустил, задремав. Кастро говорил что-то о советских и российских ракетах, размещенных на кубинской территории для защиты страны. Было видно, что ярость Кастро не успела остыть даже по прошествии более чем сорока лет.
— Все кончилось тем, — говорил Фидель, — что те немногие русские, что остались верны революции, провели свою жизнь, спасаясь от собственного правительства в горах Колумбии. — Затем он посмотрел на гостя горящими глазами: — Именно из-за тех событий я пригласил вас сегодня сюда. Да, кстати, чуть не забыл. У меня есть подарок для вас и ваших друзей. Он невелик, всего лишь маленькое напоминание о вашем доме.
Кастро потянулся со стула к полке над своим столом и вынул оттуда газету. Алим сразу же узнал развевающееся знамя на титульной странице, большие буквы курсивом на фарси. Он узнал эту газету. Это было провинциальное издание, которое издавалось и распространялось в горном районе недалеко от его дома. Афунди не получал известий с родины уже почти два года.
— Газету доставили по дипломатическому каналу, — пояснил Фидель. Он бросил ее через стол Афунди. — Покажите ее вашим друзьям. Им нужно знать, что творится на родине.
Алим взял в руки газету и глотнул воды, пытаясь проснуться. Продолжая слушать, он попытался рассмотреть газету внимательнее.
После того как Фидель почти всю ночь рассказывал о своей жизни, ему понадобилось меньше пяти минут для того, чтобы перейти к сути.
Теперь можно было ясно почувствовать разницу между сентиментальным стариком, жизнь которого осталась в прошлом, рассказ которого усыпил Алима, и тем матерым волком, голос которого разбудил Афунди утром. Алим сразу же почувствовал это. Фидель рассказал ему о Никитине, о том, как они познакомились, о тех тайнах, что связывали обоих. Фидель считал, что это рука судьбы в критический момент привела к нему Алима и его друзей. Звезды сошлись так, что у него хватило сил донести послание из прошлого, а его русский друг все еще был в состоянии совершить то, что должен был сделать.
Пока Фидель говорил, Афунди держал газету на коленях, время от времени поглядывая в нее. Когда Фидель в очередной раз повернулся к графинчику с ромом, Алим снова бросил быстрый взгляд на газету, попытавшись рассмотреть последнюю страницу. Он увидел там фотографию огромного американского корабля. Сразу же после того, как он прочитал заголовок под фото, его глаза впились в снимок. В газете было написано:
«Американский боевой корабль «Рональд Рейган» вновь бороздит воды Персидского залива. Его самолеты продолжают безжалостно убивать беззащитных женщин и детей в городах и поселках во всем регионе. Неверные наносят удары по землям других народов, где Большой Сатана собирается навязать свою волю истинным правоверным во всем исламском мире».
К тому моменту, когда Фидель допил ром, Афунди снова смотрел на него, хотя его мысли были очень далеко.
— Я уверен, — говорил Фидель, — что, обладай правительство вашей страны достаточной дипломатичностью и временем, оно сумело бы оценить всю мудрость моего плана. И что вы сами поймете возможности, которые он сулит. Конечно, действовать придется с большой долей осторожности и осмотрительности. Но думаю, что вы уже знаете это, — закончил Фидель, — это большой шанс, подаренный вам и мне судьбой.
Судьба или нет, но сейчас у Афунди были проблемы. Старик русский снова заболел. Он жил со своей дочерью в домике из трех комнат. Один из докторов в то утро осмотрел его. Он сказал Алиму, что ничего серьезного не случилось, просто старик переутомился. Он слишком много работал, и ему нужно отдохнуть. Если повезет, он пролежит всего один или два дня. Но без него они не могли двигаться дальше.
Итак, появилась еще одна проблема, о которой следовало беспокоиться. Будто бы их и без того не хватало!
Алим увидел, как один из его людей бросился к нему, выпрыгнув из домика через заднее окно. В руках ничего не было, и это подсказало Афунди, что поиски не увенчались успехом.
— Ты не нашел?
— Нет. — Человек боялся дышать.
— Все внимательно осмотрел?
— Все ее сумки, всю одежду. И еще, я не видел это у нее в руках. А я внимательно наблюдал за ней все время. Думаю, что у нее этого просто нет.
— Ну и где тогда?
— Не знаю. Может быть, она забрала с собой, когда уезжала домой. Если это так, то, может быть, там, в Коста-Рике.
