поблескивающему звездной пылью. — Как фамилия вашей подруги?
— Борзова, — быстро произнесла Юля. — Анна Борзова.
— Борзова, Борзова, — забормотала Елена Валерьевна, шаря по файлам. — И какого она года выпуска?
— Девяностого, — ответила Мариша, взглянув на титульный лист из выпускного альбома Аньки.
— Да! — радостно воскликнула Елена Валерьевна, на которую вид выпускного альбома произвел самое благоприятное впечатление. — Есть! Как хорошо, что в свое время Альбина Петровна настояла, чтобы мы перенесли все сведения о детях в этот компьютер. А то бы сейчас ничего про вашу Аню узнать не удалось.
— А в чем дело? — насторожилась Мариша.
— Весь архив сгорел, — пояснила ей Елена Валерьевна.
— И давно сгорел? — насторожилась еще больше Мариша.
В прошлом году, — ответила Елена Валерьевна. — И, конечно, дела всех детей, которые вышли из нашего интерната в девяностом году, тоже сгорели. Тогда базы данных на жестких дисках не хранили, хотя компьютеры уже были. Но все равно по старинке, все по старинке делали.
— А почему сгорел архив? — не унималась Мариша.
— Да кто же знает? — пожала плечами Елена Валерьевна. — Пожарные сказали, что проводку замкнуло. Только с чего, непонятно. Проводка в том помещении совсем новая была.
— Что вы говорите? — тихо пробормотала Мариша, которой все больше и больше не нравился этот странный пожар, вспыхнувший почему-то именно в архиве.
— Нам еще фирма, которая эту проводку делала, потом неустойку выплатила и ремонт заново сделала, — продолжала Елена Валерьевна. — Так что мы ничего не потеряли, но документы, конечно, сгорели. Да бог с ними. Тут ведь все есть.
И она постучала по стеклу монитора, на котором как раз появился нужный файл.
— Вот и ваша Аня, — сказала Елена Валерьевна, открывая файл. — Сейчас посмотрим. Судя по всему, она отлично успевала в учебе. У нее есть несколько наград по изобразительному искусству и лепке. Но… да, очень странно. В графе опекуны стоит прочерк.
— Как же так? — заволновалась Мариша. — Разве такое может быть? Если у ребенка нет законных опекунов, разве государство не берет на себя заботу о таком ребенке?
— Верно, — подтвердила Елена Валерьевна. — Берет. И в случае с Аней так и получилось… Официальным опекуном была назначена ее воспитательница — Анна Георгиевна. Именно с ней и жила девочка до своего совершеннолетия.
— Мы можем поговорить с этой женщиной? — быстро спросила Юля.
— Увы, — развела руками Елена Валерьевна. — Анна Георгиевна была нашим заслуженным педагогом. Но несколько лет назад она скончалась.
— Ее убили?
— Бог с вами! — испугалась Елена Валерьевна. — Нет, Анна Георгиевна скончалась в весьма преклонном возрасте в своей собственной постели во сне. Врачи поставили диагноз — обширный инфаркт.
— Значит, с ней мы поговорить не сможем, — заключила Юля. — А те дети, с которыми вместе в одной «семье» воспитывалась Аня. Они ведь живы?
— Да, конечно, да!
— Вы можете дать нам их адреса?
— Пожалуйста, — кивнула Елена Валерьевна. — Я и сама хотела вам предложить то же самое.
Получив адреса этих бывших воспитанников «Светлого детства», Мариша снова решила вернуться к теме опекунства над маленькой Аней. Ей казалось, что тут еще есть много темных пятен.
— Так вы сказали, что официальным опекуном Ани стала ее воспитательница. Анна Георгиевна была богата?
— Нет, вовсе нет! С чего вы взяли?
— Вы сами сказали, что за детей в вашем приюте платили. И платили хорошие деньги. Так кто же платил за Аньку, если ее законная опекунша была не богата?
— Ну… — замялась Елена Валерьевна, — ну, понимаете, бывают же разные ситуации.
— Вы ведь сами говорили, что в ваш интернат сироты, за которых некому платить, никогда не попадали, — наседала Мариша, чувствуя, что Елене Валерьевне еще есть что сказать.
Да, — снова подтвердила Елена Валерьевна. — Но, видите ли… Иногда… Иногда случалось, что опекун, который платил деньги, хотел остаться неизвестным.
— Разве это возможно? — удивилась Мариша.
— Если человек платил достаточно, то почему бы и нет? — пожала плечами Елена Валерьевна и, видя недоумение подруг, попыталась объяснить.
— Понимаете, — сказала она, — иногда у ребенка все же имеется хотя бы один родитель, который помнит о нем и оплачивает его содержание. Хотя, возможно, законным порядком он и не был признан его опекуном, но…
— Почему? Почему не был признан опекуном?
— Возможно, он сам этого не хотел.
— Но почему?
— Допустим, потому что одновременно он имел еще и законную семью, от которой старательно скрывал появление внебрачного отпрыска, — ответила Елена Валерьевна.
И подруги поняли, что это вполне реальная причина.
— Да и времена тогда были совсем другие, — поспешно произнесла Елена Валерьевна. — Это сейчас оплата проходит только по квитанции, а квитанцию в банке принимают только по паспорту. А тогда вообще считалось, что обучение для сирот у нас бесплатное. Но много ли можно было себе позволить на дотации государства?
И она сердито посмотрела на подруг, словно они были виноваты.
— Вы не думайте, мы ведь не собираемся никого осуждать, — сказала Юля. — Мы просто хотим узнать про Аню и того человека, кто платил за ее содержание все эти годы.
Вот я вам и объясняю, что в те времена все заведующие, кто хотел более или менее безоблачного детства для своих воспитанников, старались изо всех сил, чтобы обеспечить им счастливое детство. Важно, чтобы за содержание ребенка поступали деньги, а уж от кого именно — дело десятое. Лишь бы. ребенка обеспечить всем необходимым. Видимо, поэтому, — кивнула Елена Валерьевна, заметно успокаиваясь, видя положительную реакцию гостей, — у нас в Аниной анкете и не сохранилось имени человека, который оплачивал ее обучение и содержание.
— Но что-нибудь об Ане вы еще нам можете сказать?
— Полагаю, ее антропометрические данные, с которыми она поступила к нам, и перенесенные ею в детстве болезни, вас не заинтересуют? — вздохнула Елена Валерьевна. — А больше тут ничего нет. Хотя постойте! Вот тут есть какой-то адрес. Да, как я уже говорила, ваша подруга поступила к нам из другого детского дома. Он тоже находится в нашем городе, только в Красногвардейском районе. Может быть, там вам смогут чем-нибудь помочь?
— Сначала мы дождемся Альбину Сергеевну, — решила Мариша.
Появившаяся через час директриса оказалась маленькой, кругленькой, но чрезвычайно энергичной дамой лет шестидесяти, производившей в первый момент обманчивое впечатление беспомощной простушки. Но уже через минуту знакомства становилось понятно, что силе характера этой женщины может позавидовать и рота солдат.
Несмотря на возраст, на память директриса не жаловалась. Да, она отлично помнит эту девочку. Она вообще помнит всех своих выпускников.
— Знаете, детей у нас не так много. И к каждому успеваешь привязаться. Вы говорите, ее убили? Надо же, какое горе! Такая молодая! Но, к сожалению, по поводу полученного ею наследства я ничего не могу вам сказать. Я не знаю ничего о родственниках этой девочки.
— И все же как с оплатой, которую вносили за ее содержание?
