— Оплата за содержание Анечки Борзовой всегда поступала в срок, но анонимно, — ответила директриса. — Ее привозил мне мужчина. По всей видимости, нотариус. Деньги всегда находились в запечатанном конверте. Держался этот мужчина очень официально. И мне за все это время ни разу не удалось его разговорить. Этот же человек предупредил меня о том, что к нам переведут новую воспитанницу, деньги за которые я буду получать своевременно.
— Подождите! — удивилась Мариша. — А как же всякие форсмажорные обстоятельства? Вдруг бы ребенок тяжело заболел и понадобилось связаться с его родными? Был у вас телефон на такой случай? И как вам вообще следовало поступать в этом случае?
— Это была целиком и полностью наша забота, — покачала головой директриса. — Человек, плативший за Анечку, никогда не навещал девочку. И оплатой ее содержания исчерпывал свою заботу о ней. Никаких телефонов или вообще каких-либо координат он мне не оставлял.
— Очень странно, — выразила свое недоумение Мариша.
— Знаете, за годы работы я и не такое повидала, — вздохнув, ответила директриса. — Но могу вам сказать, что содержание за Аню всегда было очень щедрым.
— А как же игрушки на день рождения или к Новому году? Этот человек, похожий на нотариуса, никогда их не привозил?
— Только деньги в запечатанном конверте, — сказала директриса. — Да! Именно в конверте! Надо же, как же я могла забыть!
— Что забыть?
Ведь почему я решила, что этот человек нотариус! — воскликнула Альбина Сергеевна. — Он же привозил деньги в конверте, на котором стояла печать нотариальной конторы и личная печать нотариуса!
— Какого? — заволновались подруги. — Какого нотариуса?
— Сейчас постараюсь припомнить его фамилию, — прикрыла глаза Альбина Сергеевна. — Забавная такая фамилия. Надо же, не помню! Надо же, какая жалость! Не помню! Конечно, в архиве могли остаться конверты с его фамилией, но архив-то наш сгорел…
— Мы знаем, — сдержанно ответили подруги. — Постарайтесь вспомнить фамилию этого нотариуса. Это может быть очень важно.
— Да, да, конечно! Что-то такое, связанное с едой. Кулебякин? Булочкин? Нет, все не то. Что-то из области выпечки.
— Пирожков?
— Тортов?
— Кексов?
— Ватрушкин?
Подруги принялись наперебой предлагать различные варианты. Но Альбина Сергеевна лишь отрицательно качала головой.
— Вспомнила! — воскликнула она внезапно, когда подруги дошли до Тарталеткина и остановились в полном изнеможении. — Вспомнила! Крендель его фамилия! Да, сколько лет прошло, а я помню. Совершенно точно, Крендель.
— Вы уверены?
— Знаете, хотя у меня и богатый опыт работы, но не так уж часто деньги поступают таким странным образом, — призналась подругам директриса. — Поэтому я невольно заинтересовалась. Такая таинственность всегда невольно привлекает внимание. Ну так вот, имя и отчество этого нотариуса уже сейчас не вспомню, если когда-то и знала. Но фамилия его была Крендель! В этом я могу вам поклясться.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Добравшись до Юлиного дома, подруги принялись обзванивать все нотариальные конторы. К концу дня итог их поисков оказался неутешительным. Нотариусов по фамилии Крендель в городе не оказалось.
— Как же так? — расстроилась Мариша. — Я так рассчитывала, что если уж неизвестный опекун Ани обращался к этому нотариусу по поводу содержания девочки, то и наследством занимался он же.
— Логично, — признала Юля. — Я бы тоже пошла к уже знакомому нотариусу по такому серьезному поводу. Но, видимо, старичок уже давно отошел от дел или вовсе помер. Сколько лет прошло с тех пор, как Аня закончила школу?
— Да, — пробормотала Мариша. — И заметь, комнату ей выделили как сироте. Опекун не позаботился об отдельном жилье для Ани. А почему?
— Возможно, у него изменилось материальное положение, — предположила Юля. — Все-таки девяностые годы. В стране начиналась перестройка, передел собственности.
— Или тот человек просто умер, — предположила Мариша.
— Могло быть и так, — согласилась Юля. — Или просто он считал, что свой долг перед Аней выполнил. И теперь она может отправиться в свободное плаванье самостоятельно и без его поддержки. Как ни крути, а ребенка этот человек не любил.
— Почему?
— Да потому что маленькой девочкой этот опекун ни разу не поинтересовался! — ответила Юля. — Передавал на ее содержание деньги, и все.
Ладно, — вздохнула Мариша. — Любил или не любил, об этом подумаем потом. Что нам сейчас-то делать? Мы обзвонили все нотариальные конторы в городе. Но такого нотариуса не нашли. А фамилии клиентов они не разглашают. Так что нам и не узнать, где получала Аня свое наследство, если вообще его получала.
— К тому же мы не знаем фамилии Анькиной бабушки, — сказала Юля. — Она клиентка нотариуса. А Анька всего лишь была вписана в завещание.
— Вместе с сестрой, — пробормотала Мариша и призадумалась.
— Знаешь что, — продолжила рассуждать Юля. — Этот нотариус вполне мог быть уже тогда, в девяностых годах, человеком пожилым. А деньги в конверте с его печатью привозил, допустим, помощник.
— И что?
— А то, что Крендель мог уже давно отойти от дел, отправиться на пенсию. А на телефонах в приемных чаще всего сидят молоденькие девочки. Откуда им знать, кто работал в их конторе десять, или пятнадцать, или тем более двадцать лет назад?
— Ну да, — кивнула Мариша. — Верно. Но нам-то что с этого?
— Надо поговорить с кем-то из старой гвардии нотариусов, которые работали еще при советской власти, — предложила Юля. — Фамилия Крендель — запоминающаяся. Вдруг нам повезет? И кто-нибудь вспомнит этого человека?
И подруги снова сели на телефон. Верней, попытались это сделать. Но их отвлек звонок Ильи. Он интересовался, как драгоценное здоровье Мариши. Девушка, которая совсем позабыла за всей этой суетой с расследованием, что ее мучает жесточайшая мигрень, удивилась такому вниманию со стороны своего поклонника.
— И что это ты такой внимательный? — кокетливо осведомилась она у него.
— Так тебе уже лучше? — обрадовался Илья. — Может быть, мы сможем сегодня встретиться? У меня дома, например.
— Дома? — задумалась Мариша. — А что там у тебя?
— Диски бы послушали, — находчиво предложил Илья. — И вообще… У меня же от отпуска остались какие-то жалкие деньки. Надо их использовать с толком.
— А что? Ты сегодня свободен? Тебя тренер с приятным женским голосом больше к себе не вызывает? — осведомилась у него Мариша и тут же пожалела о своих словах.
