жалеешь, что мало успел сделать. Мы относимся к смерти как к неизбежному злу и надеемся в будущем победить ее.
Он не знал, хочет ли Гианэя слушать его. Но она слушала и не перебивала, этого было пока достаточно.
Но оказалось, что его заключение было поспешно.
— Я жду ответа, — сказала Гианэя.
— Разве вы не слышали, что сказал Виктор? — спросил Гарсиа.
— Я спрашиваю у вас.
— Я полностью присоединяюсь к сказанному им.
Через несколько минут молчания Гианэя снова обратилась к Гарсиа.
— Оправдывается ли у вас на Земле самоубийство или убийство? — спросила она.
— Это совершенно разные вещи, — ответил Рауль, — их нельзя соединять одном вопросе. Убийство оправдать невозможно. Это самое тяжкое и самое отвратительное преступление, какое только можно вообразить. А что касается самоубийства, то все зависит от его причины. Но, как правило, мы считаем самоубийство актом слабости воли или проявлением трусости.
— Значит, и у вас нельзя называть этот акт «прекрасным»?
«Так вот оно что! — подумал Муратов. — Ее оскорбило, что я назвал смерть Риагэи «прекрасной». Но ведь должна она была понять, какой смысл я вложил в это слово».
— Конечно, — ответил Гарсиа. — Самоубийство отнюдь не прекрасно.
— Я недавно слышала другое, — сказала Гианэя.
— От кого?
Муратов сидел спиной к Гианэе и не видел, указала ли она на него или нет. Но словесного ответа не последовало.
Здесь проявилась разница во взглядах и понятиях людей Земли и соотечественников Гианэи. Очевидно, на ее родине добровольная смерть от любой причины выглядела и считалась настолько некрасивой, что, услышав слова Муратова, Гианэя посчитала его «нравственным уродом» и не захотела общаться со столь «низким интеллектом».
Он едва не рассмеялся. Но весь этот разговор доставил ему большое удовольствие. Он показывал, что Гианэя все время думает об их «ссоре», что размолвка ей так же неприятна, как и самому Муратову.
Но было и другое, гораздо более важное. Вопросы Гианэи окончательно подтверждали, что Риагэя уничтожил корабль. Он покончил самоубийством и убил своих спутников. Не случайно, как полагал Гарсиа, Гианэя объединила оба вопроса в один.
«Надо оправдаться перед ней, — подумал Муратов. — Надо пояснить ей мои слова, если она сама их не может понять».
И он сказал:
— Самоубийство никогда не может быть прекрасным. Никогда! За исключением одного-единственного случая: когда оно совершается для блага других. Но в этом случае надо говорить не о самоубийстве, а о самопожертвовании. Это разные вещи. Пожертвовать собой, чтобы сласти других, — это прекрасно!
Он повернулся, чтобы узнать, как отнеслась Гианэя к его словам, какое они произвели на нее впечатление.
Она смотрела перед собой, на обзорный экран. У нее был такой вид, словно она ничего не слышала. Но Муратов был почему-то уверен: Гианэя не только слышала, но и задумалась над его словами.
И он не ошибся.
Через некоторое время она сказала:
— Хорошо, я согласна. Но какое право он имел жертвовать другими?
У Муратова мелькнула мысль, что слезы, которые он тогда видел на лице Гианэи, могли относиться не к смерти Риагэи, а к смерти другого человека, убитого Риагэей. Тогда становилось понятным тяжелое впечатление, произведенное на нее словом «прекрасна».
— О чем вы говорите? — спросил Токарев.
В вездеходе Стоуна только Муратов и, конечно, Гарсиа владели испанским языком. Остальные ни слова не поняли.
— Подождите! — сказал Муратов. — Я потом расскажу. Мне нужно ответить ей. — Он продолжал по- испански: — Все зависит от обстоятельств, Гианэя. Бывают случаи, когда человек, убежденный в правоте своего дела, вынужден жертвовать не только собой, но и другими, считая, что иного выхода нет. Цель, которую он перед собой ставит, оправдывает в его глазах его действия. Мы не знаем причин, побудивших Риагэю поступить так, как он поступил. Но вы знаете эти причины. И даже если вы сами не разделяете его взглядов, вы можете объективно ответить самой себе на вопрос, прав ли он. Я назвал смерть Риагэи прекрасной потому, что понял вас так, что он сделал это, пожертвовав собой для нас, для людей Земли. С нашей точки зрения, это прекрасный поступок.
Гианэя повернула к нему голову. И вдруг улыбнулась немного смущенно.
— Простите меня, Виктор. Я тогда вас не поняла и напрасно осудила.
— Я нисколько не обиделся, — ответил Муратов, — потому что понял вас Мы, я подразумеваю ваше и наше человечество, имеем разум. А разумные существа всегда могут понять друг друга при наличии доброй воли к этому. Хотя иногда это бывает и нелегко.
— Да, иногда это труднее, чем кажется, — вздохнула Гианэя, снова поворачиваясь к экрану.
10
Еще час вездеходы шли в том же направлении. По-прежнему не попадалось ни одного места, удобного для расположения невидимой базы. И хотя никто и не рассчитывал на столь быстрый успех, невольно появилось чувство разочарования.
Часы показывали ровно двенадцать, когда Стоун остановил свою машину.
— Дальше искать бесполезно, — сказал он.
— А местность как раз становится все более подходящей, — отозвался Синицын из второй машины.
— Да, мо мы должны верить Гианэе. Муратов, — прибавил Стоун, — вы хотели видеть Землю. Посмотрите назад!
В той стороне, где находилась станция, низко над вершинами почти наполовину опустившегося за горизонт горного хребта висел в небе ярко сверкающий полумесяц. В сравнении с привычным полумесяцем Луны на небе Земли он выглядел огромным. Багровое кольцо атмосферы, освещенной Солнцем сзади, позволяло отчетливо различать темную, ночную, половину земного шара. Диск Солнца висел недалеко, немного выше.
Луна, звезды и Солнце одновременно!
— Спросите у нее, — сказал Стоун, — надо ли нам искать дальше?
Гианэя удивилась, выслушав вопрос.
— Почему вы спрашиваете об этом у меня? — ответила она. — Вы сами должны знать, что делать и как поступать.
— Мы спрашиваем вас потому, — объяснил Муратов, — что основываемся на ваших словах, вернее, на словах Риагэи. Он, кажется, говорил, что база расположена в таком месте, откуда никогда не видно Земли.
— Почему «кажется»?
— Не обращайте внимания. Это просто неудачная фраза. Он говорил так?
— Да. И все же я не понимаю, почему вы спрашиваете у меня, — упрямо повторила Гианэя.
Муратов почувствовал, что логика на ее стороне.
— Мы хотим, чтобы вы вспомнили точнее, — сказал он, — это для нас крайне важно.
