Прежде он птиц пожирал, теперь, как слуга птицелова,
Ловит он их не себе и не жалеет о том.
Много ль гостей ты зовешь и сколько истратишь, скажи ты.
Больше ни слова: готов будет обед у тебя.
Стряпчий несчастный, коль ты сочиняешь стихи, что ни гроша
Не принесут, получай сердце совсем как твое.
Мало для повара быть искусным: я рабского нёба
В нем не хочу; у него должен господский быть вкус.
Рашпер решетчатый твой пусть сочится загнутой колбаской,
Пенистый пусть на рожне длинном дымится кабан.
Тысячи эта рука смастерит тебе сладких фигурок;
Только на них и пойдет труд бережливой пчелы.
Встаньте: уже продает мальчуганам завтраки пекарь,
Слышен уж голос везде утренних птиц с гребешком.
ЭПИГРАММЫ, ПРИПИСЫВАВШИЕСЯ МАРЦИАЛУ
Делаю что у себя я в деревне? Отвечу я кратко:
Утром молюсь, посмотрю за порядком и дома и в поле,
И надлежащую всем назначаю я слугам работу.
После читаю, зову Аполлона и Музу тревожу.
Маслом натершись потом, занимаюсь я легкой борьбою
Вволю, и радостно мне на душе, и корысти не знаю.
Песнь за обедом с вином, игры, баня, ужин и отдых.
Малый светильник тогда, немного истративший масла,
Эти стихи мне дает — ночным приношение Музам.
Вару случилось меня позвать однажды обедать;
Пышно убранство его, скуден был самый обед.
Золотом стол у него заставлен, не яствами: слуги
Хоть и ласкают глаза, мало дают языку.
Или ты яства давай, Вар, иль богатство сними».
Понтик, суешься к царям и все тебе высмотреть надо:
Ищешь великого ты, Понтик: значителен ты.
Понтик, коль делаешь ты что-нибудь, то один, втихомолку;
Не доверяешь толпе, Понтик: опасливый ты.
Стоил Елены бы ты, Понтик: пленителен ты.
Понтик, алмазы смягчить своим ты голосом можешь:
Голос твой сладко звучит, Понтик, и сладостен ты.
Понтик, и прочие все, да и сам ты этим обманут.
Ты хороша и на слух, и на ощупь; и, если не видеть,
Вся хороша, но совсем с виду ты не хороша.
Нет Милона, уехал Милон, и, пока он в отъезде,
Пусты поля, но жена все же рожает его.
Что же бесплодна земля, а жена плодовита?
Скажу я: Пахарей нет для полей, пахари есть для жены.
Пукнул однажды актер пред Юпитера статуей.
Кара Бога постигла его: жить на свой собственный счет.
Ртом ты в прапрадеда, носом в отца и в отца ты глазами,
И уверяешь, что в мать вышел осанкою ты.
Если на предков своих ты похож и всем обликом точно
В них уродился, в кого ж всею повадкою ты?
Кто говорит, что его нет дома, когда ты стучишься,
Знаешь, что он говорит? «Матт, для тебя я заснул».
