Наклонившись к Шарлотте, Филипп прошептал ей на ухо:
— Но такую красавицу, как ты, он, конечно же, не сумеет изобразить, не сумеет изобразить твои удивительные глаза.
Лесть, разумеется. Шарлотта и раньше слышала подобные слова. Некоторые говорили, что она представляет собой английскую версию Елены Троянской. Другие же утверждали, что сверкающие сапфиры ее глаз завораживают и сводят с ума. Шарлотта давно уже привыкла к подобной лести и считала ее довольно глупой.
Но почему же Филипп притащил ее сюда? Неужели хотел заказать ее портрет?
Словно прочитав ее мысли, он снова прошептал:
— Дорогая, я очень хотел бы иметь твой портрет. Хотел бы, чтобы художник изобразил тебя такой, какая ты сейчас.
Шарлотта в изумлении уставилась на мужа. Было очевидно, что он не шутил, говорил вполне серьезно. Но если так, то что же это означало?
Невольно потупившись, Шарлотта шепотом спросила:
— А ты уверен, что действительно хочешь иметь мой портрет? Может, подарить тебе один из рисунков Эстли? Ведь он, как ты знаешь, не раз рисовал меня обнаженной.
Едва лишь сказав это, Шарлотта поняла, что совершила ошибку. Ах, ей не следовало задавать такой вопрос, не следовало упоминать про Эстли. Этими своими словами она все испортила — испортила эту поездку и такой чудесный день…
И в тот же миг Филипп молча отступил от нее на шаг — словно не выносил ее близости и боялся к ней прикоснуться. На лице же герцога появилась его обычная маска, и теперь его лицо совершенно ничего не выражало.
Шарлотта тихонько вздохнула. «Ах, зачем я это сказала, зачем?..» — спрашивала она себя. Наверное, она сказала это по привычке — чтобы уколоть мужа, чтобы позлить его. Но ведь сейчас, именно в эти мгновения, она вовсе не собиралась его злить… Он был сегодня так очарователен, так мил, а она…
Заставив себя посмотреть мужу в глаза, Шарлотта пробормотала:
— Филипп, поверь, я вовсе не хотела… — Она умолкла и снова вздохнула. Господи, не могла же она сказать ему, что упомянула о рисунках Эстли просто по привычке…
Тут Филипп вдруг шагнул к ней и, взяв ее за руку, проговорил:
— Пойдем отсюда, Шарлотта. — Уже выходя из палатки, он добавил: — А что касается рисунков Эстли, то они мне совершенно не нужны. Так что можешь оставить их у себя.
Разумеется, он солгал насчет рисунков Эстли, на самом же деле ему очень хотелось заполучить эти рисунки — все до последнего. Он сложил бы их все вместе и сжег бы. Или, может быть, любовался бы ими в одиночестве, чтобы никто, кроме него, не видел красоту Шарлотты.
Порой Филипп задавался вопросом: позировала ли Шарлотта перед известным художником лишь для того, чтобы шокировать светское общество и вызвать очередной скандал? Что ж, если так, то ей прекрасно это удалось. И он, Филипп, с удовольствием купил бы все эти рисунки. Возможно, даже выкрал бы их, если бы сумел. А самому Эстли переломал бы руки, чтобы никогда больше не смел рисовать Шарлотту. Чтобы не сумел нарисовать ее по памяти.
А еще лучше — выколол бы глаза всем мужчинам, видевшим ее обнаженной. Впрочем, это не помешало бы им рисовать ее, обнаженную, в своем воображении и фантазировать…
Но все это будет впустую, если ему так и не удастся завоевать Шарлотту, если он не сумеет изменить их отношения. И пока что, как выяснилось, у него ничего не получалось…
Ох, какой же он глупец! Он в какой-то момент вообразил, что краска, появившаяся на щеках Шарлотты, вызвана его комплиментом. На самом же деле она просто радовалась веселью ярмарки.
Ну почему же она такая упрямая? Почему не доверяет ему, почему по-прежнему считает его своим врагом?
Будь оно проклято, ее ужасное упрямство! И будь проклята его, Филиппа, слабость. Ну почему он не мог расстаться с ней, забыть о ней, вырвать ее из своего сердца? Почему не мог подавить свое влечение к ней?
Увы, он действительно ничего не мог с собой поделать. И ему очень хотелось, чтобы Шарлотта любила его, чтобы она в нем нуждалась…
Да, ему ужасно этого хотелось, и он непременно своего добьется. Когда-нибудь она будет думать лишь о нем, а на других мужчин даже смотреть не станет.
— Филипп, куда мы теперь? — спросила Шарлотта неожиданно.
Он остановился и пристально посмотрел на нее. Потом вдруг обнял и поцеловал. Причем это был настоящий поцелуй, долгий и страстный. Когда же он, наконец, прервался, Шарлотта отстранилась и, оттолкнув его, взглянула на него с искренним удивлением.
— Филипп, ведь вокруг люди, — пробормотала она, озираясь. — Неужели ты не понимаешь?..
Он расплылся в улыбке:
— Дорогая, чего именно? Чего я не понимаю?
Шарлотта снова посмотрела по сторонам, нахмурившись, проворчала:
— Похоже, что ты совершенно ничего не понимаешь.
Филипп снова улыбнулся. Шарлотта казалась еще более прелестной, когда злилась. Впрочем, нет, сейчас она вовсе не злилась! Да-да, она покраснела, словно ужасно смутилась. Но неужели его жена смутилась из-за того, что он поцеловал ее на людях? Странно все-таки…
Он посмотрел на грудь Шарлотты, и она, отступив на шаг, воскликнула:
— О Господи, Филипп!..
— Что, дорогая? — Он по-прежнему смотрел на ее грудь. И ему вдруг пришло в голову, что это, возможно, станет его новой забавой. Раньше он не позволял себе рассматривать грудь Шарлотты — и напрасно. У нее была изумительная грудь, прекрасная и обворожительная…
Она отступила еще на шаг и, скрестив на груди руки, проговорила:
— Филипп, ты ведешь себя совершенно недопустимым образом. Ты поцеловал меня прямо здесь, на ярмарке.
Он со вздохом поднял взгляд к ее лицу — теперь грудь Шарлотты была скрыта от его глаз!
— Значит, целовать тебя на ярмарке — это совершенно недопустимо? — спросил он с невинной улыбкой. — Что ж, если так, то мои извинения, дорогая. Но поверь, я решил, что настоящий джентльмен и хороший муж как раз и должен был поцеловать тебя в этот момент.
Шарлотта взглянула на него, прищурившись, и вдруг опустила руки. И Филипп тотчас же снова улыбнулся. Какая у нее прелестная грудь!
Несколько секунд Шарлотта молча смотрела на него, потом прошептала:
— Прекрати таращиться на меня! Ведь мы же на ярмарке!
Филипп весело рассмеялся.
— Прекратить? Но почему? Ты же флиртовала со мной, не так ли? И дразнила меня своими… «обнаженными портретами». — Пристально взглянув на жену, Филипп спросил: — Ты действительно думаешь, что мне нужен рисунок Эстли?
Она пожала плечами:
— Я об этом вообще не думаю. И перестань смотреть на меня… с таким вожделением. А что касается поцелуя… Тебе не следовало целовать меня на ярмарке. Ведь нас тут видят сотни людей…
Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Наконец, не выдержав взгляда мужа, Шарлотта в смущении потупилась. А Филипп, криво усмехнувшись, сказал:
— Что ж, отлично. — Он взял ее за руку. — В таком случае мы уезжаем.
Шарлотта вздрогнула и прошептала:
— Уезжаем?
Герцог кивнул:
— Да, немедленно уезжаем.
