поняла. Герцог Радерфорд, танцующий на ярмарке? Но ведь это неприлично, вульгарно, пошло… Более того — совершенно непостижимо. Во всяком случае, ничего подобного она даже представить не могла.
Но все-таки он пригласил ее, а она, чтобы не позволить ему взять свое приглашение обратно, тотчас же его приняла. И очень может быть, что ужасно сглупила.
Итак, присев в реверансе, Шарлотта с улыбкой ответила:
— Да, конечно, ваша светлость. Я с удовольствием с вами потанцую.
Конечно, она согласилась вовсе не потому, что очень уж хотела потанцевать с мужем. И уж конечно, не потому, что хотела сгладить неловкость, что возникла между ними несколько минут назад.
«Да-да, просто он застал меня врасплох», — уверяла себя Шарлотта. Кроме того, ей, наверное, хотелось посмеяться над мужем, хотелось посмотреть, как он выставит себя идиотом; почему-то она была уверена, что он никудышный танцор.
Мысленно улыбаясь и предвкушая развлечение, Шарлотта под руку с мужем направилась к площадке для танцев. Какое-то время они стояли у края площадки, наблюдая за танцорами. Когда же музыка, наконец, смолкла, раздались восторженные аплодисменты зрителей, а некоторые из танцоров аплодировали сами себе. После этого площадку заполнили другие пары, причем Шарлотта с Филиппом оказались почти в самой середине.
А затем один из скрипачей низкорослый плотный мужчина с лысиной и лохматой бородой, занимавшей добрую половину его лица, — поклонился зрителям и всем желающим потанцевать, после чего, опустив голову, принялся водить смычком по скрипке. И тотчас же все остальные музыканты подхватили мелодию, которую он стал наигрывать. Это была какая-то грустная баллада — явно не рил[2]. Однако зрителям и танцорам мелодия понравилась, и многие из них закричали:
— Отлично, Билли, замечательно!
Шарлотта, приложив ладони к губам, присоединилась к хору.
— Замечательно, Билли! — завопила она.
Филипп посмотрел на нее с усмешкой, однако промолчал. А бородач Билли вдруг опустил смычок и опять всем поклонился. Когда же он вновь принялся водить смычком по скрипке, зазвучала та же мелодия, но теперь она с каждым мгновением звучала все веселее, и вскоре стало ясно, что музыканты играют настоящий рил — быстрый, веселый, безудержный.
Все танцоры тотчас же оживились, они двигались все быстрее, дабы не отстать от ритма.
У Шарлотты на несколько секунд перехватило дыхание, и все закружилось и завертелось у нее перед глазами — разноцветные юбки, отблески костра и веселые лица смеющихся людей. Но потом, уловив ритм музыки, она принялась отплясывать вместе со всеми, а про мужа, казалось, забыла.
Минуту спустя что-то заставило ее посмотреть на Филиппа, — возможно, он, чуть шевельнувшись, задел ее рукой. Да-да, именно чуть шевельнувшись! Потому что он даже не пытался танцевать — стоял абсолютно неподвижный. Словно окаменел. И лицо его совершенно ничего не выражало.
Тяжело вздохнув, Шарлотта остановилась, ее захлестнуло острое чувство разочарования. «Почему он даже не пытается танцевать? — думала она, глядя на мужа. — И почему же в таком случае пригласил меня на танец?»
Снова вздохнув, Шарлотта коснулась его руки. Ей почему-то казалось, что Филипп сейчас уйдет с площадки — это было бы совершенно естественно, уж если он не захотел танцевать.
«Может, и мне тогда уйти?» — промелькнуло у Шарлотты. Но она тотчас же отбросила эту мысль, когда Филипп повернулся к ней. «Его глаза… Какие же у него чудесные глаза», — подумала она, затаив дыхание.
«Они такие же, как всегда, — серые, — издевался над ней внутренний голос. — Да-да, серые, серые, серые…»
Обычно Шарлотта прислушивалась к своему внутреннему голосу. Прислушивалась и доверяла ему. Но сейчас она не желала его слушать и пыталась заглушить. Потому что сейчас у Филиппа и впрямь были чудесные глаза. Ярко-серебристые, источающие страсть и нежность. Да, не вожделение, а именно страсть и нежность. И теперь было ясно, что он получал огромное удовольствие, наблюдая за танцорами, пусть даже сам и не танцевал. И, как ни странно, Шарлотта вдруг почувствовала, что также получает удовольствие, стоя среди танцующих.
Но она по-прежнему смотрела только на мужа, не могла отвести от него глаз. Никто из них не промолвил ни слова, однако между ними, как ей казалось, возникло что-то новое, какая-то душевная близость — словно они лучше стали понимать друг друга.
Лучше понимать друг друга? Шарлотта со вздохом покачала головой. Нет, такого просто быть не может. Ведь Филипп никогда ее не понимал и скорее всего никогда не сможет понять. Что же касается его глаз…
О Боже, он ей улыбнулся! Растянул губы в чудесной ласковой улыбке. И Шарлотта не могла не ответить ему такой же улыбкой. Но уже в следующее мгновение она строго отчитала себя за то, что не прислушалась к внутреннему голосу, за то, что, не удержавшись, ответила на улыбку Филиппа. Ведь этого человеку нельзя было доверять — ни в коем случае! Будь он проклят, это Филипп, будь прокляты его серебристые глаза! И если она хочет сохранить независимость, то ей не следует смотреть в эти глаза.
Сделав над собой усилие, Шарлотта отвернулась. Она не понимала своих мыслей и чувств, и это очень ее беспокоило. Однако муж не должен был заметить ее беспокойство, а если бы заметил, то непременно этим, воспользовался бы.
Тут музыка стихла, и танцующие стали медленно расходиться, чтобы уступить место другим танцорам.
— Шарлотта, что же ты не танцевала? — неожиданно спросил Филипп.
Она вдруг схватила его за руку.
— Не танцевала, потому что ты не танцевал. Но мы можем наверстать упущенное, не так ли? Давай останемся на площадке и потанцуем.
Филипп промолчал, однако возражать не стал и не высвободил руку. И Шарлотта решила, что он согласен.
Минуту спустя, когда стихли аплодисменты, бородатый скрипач вскинул вверх руку со смычком, давая понять, что вот-вот снова зазвучит музыка.
Шарлотта, как и все остальные женщины, присела в реверансе. А затем мужчины ответили женщинам поклоном — все, кроме Филиппа.
Шарлотта взглянула на мужа вопросительно, но герцог не замечал ее взгляда — он пристально смотрел куда-то в сторону, повыше ее правого плеча. «Что это значит? — удивилась Шарлотта. — Куда он так смотрит, на кого?»
Но тут зазвучала музыка, и бородач Билли, как и в прошлый раз, сначала сделал вид, что собирается играть нечто заунывное и меланхоличное. Потом, раскланявшись, он снова стал водить смычком по скрипке, превращая грустную балладу в быстрый и задорный рил.
Когда же Шарлотта вновь взглянула на мужа, он по-прежнему смотрел куда-то в пространство, и казалось, что губы его стали совсем тонкими — словно ниточки.
Шарлотта нахмурилась. «Неужели Филипп опять откажется танцевать? — подумала она. — Нет уж, на сей раз он не должен так поступить, иначе, зачем же он остался?»
Но, увы, она ошиблась. Какое-то время герцог стоял без движения, потом вдруг развернулся и через несколько секунд исчез за спинами зрителей.
Шарлотта быстро шагала в сторону леса, сейчас она находилась между Рутвен-Мэнором и Шеффилд- Хаусом.
И казалось, что вот-вот начнется дождь.
Темные тучи затянули небо еще на ярмарке; когда же они приехали в Рутвен-Мэнор, отдельные капли уже изредка падали то здесь, то там, однако настоящий дождь, тот, которого она ждала, еще не начинался.
Ехали же они молча, никто из них за всю дорогу не проронил ни слова. И Шарлотта все время смотрела в окно, чтобы не видеть серебристых глаз мужа. Но один раз, украдкой взглянув в его сторону, она заметила, что он смотрел на нее как-то странно — так словно пытался разглядеть в ней что-то такое, чего
