— Понятно, — ухмыльнулся дед. — Сразу видно, что ты пришлый. Может быть, ты шпион и устроил всю эту карусель? Может быть, из-за тебя такая катавасия творится?
— С чего ты взял?! — с угрозой покосился я на него.
— Ладно, не напрягайся. Я тебя не собираюсь выдавать, — поежился дед. Видимо, в моих сузившихся глазах мелькнуло неприкрытое холодное убийство. — Мне-то что до всего этого? Мое дело только починить, что сломали другие. Если бы я постоянно высовывался из своей норы, никогда не дожил бы до седых волос…
— Ох, и болтлив же ты! Язык, как помело. С чего ты решил, что я пришлый?
— Темнота. Станция состоит из трех сотен сот, и это знает каждый. Каждая сота — это сто секций внутри, по десять отсеков в каждой. По твоим словам, мы возвращаемся туда, откуда пытаемся сбежать. После взрыва будет потеряна, по меньшей мере, целая сота, если не больше…
— Ладно, тут ты меня подловил. И что дальше?
— Насчет шпиона тоже угадал?
— Не зли меня. Я тут работаю.
— А о взрыве узнал, разумеется, прогуливаясь там неподалеку? Ну-ну…
Я сжал зубы. Мне страх как не хотелось причинять ему вред, но, видать, придется.
Вздохнув, дед затушил тлеющий окурок о стену лифта и серьезно сказал, перестав ёрничать:
— Ты это… слез бы где по пути, академик. Технические лифты ведут в общий ремонтный док. Думаю, тебе там лучше не светиться, если ты тот, о ком я подумал. Через пятнадцать минут выпрыгнешь на третьем автоматизированном уровне, там сможешь свободно найти мою нору, ничего не опасаясь. Она одна такая, и нет там ни охраны, ни, тем более, камер наблюдения. Терпеть не могу контроля, особенно тех, кто ни жив, ни мертв…
— Зачем помогаешь, если знаешь, кто я? — изумился я. Чутье подсказывало, что деду можно доверять.
— Скажем так, хочу последние дни своей жизни прожить вне стен этой тюрьмы. От нее меня уже тошнит. Я помогу тебе, а ты поможешь мне убраться отсюда. По рукам?
— Откуда мне знать, что ты не предашь? И с чего ты взял, что я стану тебе помогать?
— Ну, во-первых, то, что я тебе уже помогаю, ты в счет не ставишь? А во- вторых, у тебя должен быть корабль, а иначе как ты собрался сбежать из системы, когда исполнишь задуманное? Ты замахнулся на змеиное гнездо, полное ядовитых созданий.
— Хм. Возможно…
— У тебя должен быть корабль, и притом скоростной. Давай уж, милок, начистоту. Ну, не тянешь ты на местных академиков. Не тянешь. У тех взгляд умнее, что ли, а у тебя такой, будто ты собрался, если что, выпотрошить меня ножом, как рыбу…
— Допустим, ты прав, и у меня действительно есть корабль. Что с того? Станцию нужно покинуть на какой-нибудь жестяной банке. Лететь до пункта рандеву не близко. Если явишь мне такое чудо, дед, я тебя заберу с собой, хоть в дальний космос, хоть к чертовой матери…
— Тебя за язык никто не тянул, малец, — хитро ухмыльнулся дед, потирая руки. — Есть у меня такой корабль на примете. Ремонтный бот на три человека, подойдет? Если ты и впрямь человек слова, то он твой, а без моих знаний тебе все равно не уничтожить станцию. Не по зубам она тебе, уж прости. Даже и не думай уничтожить в одиночку то, что строили земляне долгих пятьдесят лет. Она еще все человечество переживет. Допустим, ты спровоцируешь сотню подобных взрывов, как в секции Д, но тебе не уничтожить несущую конструкцию изоморфера. Ее создавали на основе сот, бесконечно дублирующих системы передачи данных так, чтобы даже при серьезных разрушениях она могла сносно функционировать.
— Хочешь сказать, что ее невозможно уничтожить?
— Я этого не говорил. Даже у самого совершенного инженерного сооружения есть слабина.
— И какая же? — с все возрастающим интересом спросил я.
— То есть мы договорились? — Дед хитро глянул на меня снизу вверх.
— Договорились! — мученически вздохнул я. — У меня есть нестерпимое желание просканировать твои прокуренные мозги, дед, и выяснить, что ты затеваешь на самом деле, а что втираешь! Если меня предашь, клянусь всеми демонами космоса, я на тебя разобижусь. Вот клянусь, найду, и, как ты метко подметил, выпотрошу, как рыбу…
— Ладно, убивальщик, приехали. Твоя остановка. Сиди тихо и не высовывайся, и тогда тебя никто не найдет. У меня скоро заканчивается смена, достану нам троим чего- нибудь вкусного.
Лифт выпустил меня в плохо освещенный коридор. Я с опаской вышел, резко обернулся.
— Нам троим? — подозрительно уставился я на него. — Ты сказал «троим»?
— Да, троим. В темноте Увальня не раздави. Гляди под ноги, дубина…
— Какого еще увальня? Ты тут не один живешь?
Но дверь лифта захлопнулась прямо перед моим носом, оставив меня одного.
Тут и в самом деле было трудно заблудиться. Свернув за угол, я вовремя глянул вниз и резко убрал ногу в сторону, чтобы ненароком не наступить на хвост рыжему коту, который, вытянувшись во весь немалый рост, перекрыл коридор по диагонали. Даже ухом не поведя в мою сторону, когда я осторожно перешагнул через него, он презрительно зевнул и снова заснул.
— Забавно… настоящий земной кот! Ты, наверное, Увалень? — с интересом разглядывая кота, поинтересовался я вслух, чтобы снова почувствовать себя живым.
Кот, приоткрыв один бдительный глаз, внимательно посмотрел на меня. И, перевернувшись брюхом вверх, снова притворился спящим.
«Понятно, почему его прозвали Увальнем. Он просто большой лентяй!» — подумал я, направляясь к освещенному углу, из которого лилась тихая музыка.
Металлическая койка с толстым матрасом, небольшой книжный шкаф с пластиковыми полками и плоский терминал. Вот и все, что составляло убранство каюты. На стенах развешаны старые трехмерные фотографии, на которых нетрудно узнать самого деда, каким он был лет пятьдесят назад. Долговязый парень с длинной шеей и длинными руками. На нем была архаичная форма Имперского связиста. Из-под пилотки выбивался длинный чуб. Радостно прижимая к груди диплом об окончании Университета космической связи, он дурашливо скалил белые зубы. На других фото он был взрослее или, точнее сказать, матерее, что ли. Обросший буйной бородищей, он лихо тянул толстенные кабели и заносил в открытые люки громоздкие порты.
На одной фотографии он с победоносным видом держал над головой почерневший брусок, над которым курился дымок. Под фотографией была выведена дарственная надпись: «Лучшему ищейке, который первым обнаружил неисправный флекстор в системе реле. Руководитель группы А».
Лично мне это ни о чем не говорило. Я солдат, а не инженер. В легионе флекстором называли ракету класса «Транчер», а технари могли называть так все, что угодно.
В ожидании деда я решил ненадолго прилечь на койку, но сам не заметил, как напряжение последних часов обернулось крепким сном. Он продолжался до тех пор, пока мое сознание насильно не выдернуло меня из него и не подбросило вверх.
— Ты ужасный сторож, — не оборачиваясь, заявил дед. — Решил доверить охрану Увальню? Так он тоже спит без задних лап. Как всегда, впрочем…
