удаляясь.
Обиженный Петька направился к тиру. «Вот мужское занятие, — думает. — А эти девчонки ох и воображают. И чего они воображают? Чего, спрашивается, они так воображают?»
После тира его почему-то вновь неудержимо потянуло к читальному залу. Скептически поплевывая и всячески оправдывая себя, он прошел три раза мимо читальни, конечно, просто так, от нечего делать. Глаза его сами собой высматривали ту самую девушку, но ее уже не было.
Перед самым вечером он вдруг поддается новому порыву и, рыцарским жестом протянув рубль, покупает большой красивый букет цветов. И снова ходит вразвалочку по аллейкам и терпеливо выискивает кого-то глазами. Кого бы это? Потом он встретил Генку и отдал ему этот букет. Генка был тронут.
Они зашли в штаб народной дружины — небольшую комнату в двухэтажном административном здании.
Здесь уже было человек десять. Некоторых Петька знал в лицо — это комсомольцы из его цеха. Ребята как на подбор — крепкие, стройные, модно одетые. Они весело, дружески приветствовали вошедших, особенно Осипова. Тот шутил, улыбался, пожимал приятелям руки. Чувствовалось — здесь его родная стихия.
— Рейда сегодня не будет, — сказал Генка. — Просто погуляйте с повязками. На первый раз. Нарушителей — сюда. Я побуду здесь.
Дружинники ушли. Петька с Осиповым остались в штабе. В комнате стоял лишь старый письменный стол да десяток венских стульев. На окне Петька заметил небольшой десятилитровый аквариум, в котором сновало несколько рыбок. Он прильнул к стеклу и долго наблюдал за быстрым кружением рыбок. Осипов листал книгу дежурств.
— Нравится? — спросил он, не отрывая глаз от общей тетради.
— Угу! — кивнул Петька. — Красивые.
— Если хочешь — возьми себе пару. Самца и самку. Это кардиналы. Водятся на Ямайке. Будет у тебя дома своя Ямайка. Здесь в столе лежит полиэтиленовый мешочек. В нем понесешь.
— Спасибо! — сказал Петька.
За время их дежурства в штабе особых происшествий в саду не было.
Правда, привели одного расфуфыренного малого с длинными патлами, который на главной аллее приставал к незнакомой девушке.
— В чем это выразилось? — уточнил Генка у двух дружинников, доставивших нарушителя в штаб.
— Схватил и поцеловал ее в губы, — усмехнувшись, сказал один из дружинников.
— А что я сделал плохого? — заверещал стиляга. — Ведь поцеловал, а не оскорбил. А она мне пощечину влепила. Я ведь не ответил…
— Правильно сделала. Думаешь, твой поцелуй — приятный подарок? Да он для нее хуже оскорбления. Оформляйте, ребята, как мелкое хулиганство…
Распатланного типа увели. Генка достал из хозяйственной сумки сверток и разложил на газете снедь — красные помидоры, пышный пучок зеленого лука, огурцы, котлеты, половину буханки мягкого пшеничного хлеба с золотистой корочкой. Ножиком ловко и быстро открыл банку балтийских килек.
У Петьки слюнки потекли. Генка позвал:
— Давай порубаем!
Они закусывали, толковали о том о сем. Вначале Петька церемонно обкусывал кильку, держа пальцами с двух сторон за головку и хвост. Потом надоело — стал отправлять рыбку в рот целиком и с хрустом жевать вместе с хвостом и головой. Казалось, что вкуснее этой кильки он в жизни ничего не едал.
В штаб, шумно разговаривая, зашли дружинники, и Генка предложил Петьке пойти вместе с ним подежурить. Они надели красные повязки и направились в сад.
В саду было все спокойно. Мирно сидели на скамейках и прогуливались по аллеям пожилые люди.
На танцплощадке под звуки вальса кружились легкие быстрые пары.
Осипов и Петька прогуливались, неторопливо переговаривались, в то же время бдительно наблюдали за порядком.
Они заглянули на танцплощадку, в бильярдную, в летний театр. Везде с ними уважительно здоровались билетерши и сразу же пропускали. Петька был преисполнен гордости.
— Гена, слышь, — обратился к Оснпову Петька. — А у тебя есть девчонка?
Генка на миг задумался, пожал плечами:
— Да как тебе сказать? Не знаю. Вроде есть и вроде нет, — серьезно сказал он. Не знал и не ведал Петька, что своим невинным вопросом коснулся святая святых Генкиного сердца. Тот мог, конечно, отшутиться или просто уклониться от ответа, но не захотел. — Нравится мне одна девушка.
— Ты с ней гуляешь? — деловито осведомился Петька.
— Нет, не гуляю. Просто она мне очень нравится.
— А ты признайся в любви, и все будет в порядке, — посоветовал Петька.
— Ишь ты какой шустрый, — засмеялся Генка. — Я не такой храбрый, как ты. Я боюсь.
— Давай, я за тебя признаюсь, — решительно сказал Петька, словно предложил прыгнуть за друга в пропасть.
— Ах, Петька, Петька, — вздохнул Осипов. — Одному тебе скажу, только не проболтайся. Люблю я оксидировщицу Надю. Сил моих никаких нет, так люблю.
— С гальванучастка? — ахнул Петька. — Я ее знаю. Маленькая такая девчонка, все время смеется. Она?
— Она самая, — покорно кивнул Осипов. — Видишь ли, она меня очень серьезным считает, подсмеивается надо мной, а я все не соберусь с духом назначить ей свидание. Зашел на днях к ней — вокруг котлы кипят… Динамо-машина и вентилятор жужжат как сумасшедшие. Она носится не хуже официантки в столовой. Только рот открыл — засмеялась: «Погоди, погоди, мне некогда, сейчас ванну для оксидирования составлю, поговорим». А ты сам видел, что там за ванны. Этот участок давно надо в новое помещение перевести. Я девчатам обещал помочь. Ходил к начальнику цеха. Да, так вот… Стала она ванну составлять. Химикаты ей привозят рассыпанные, селитра, наверно, была облита нашатырем — аммиаком так понесло, что я сбежал…
— Может, это она нарочно? — посочувствовал Петька.
— Да нет, вряд ли. Заглянул я в одну ванну. Там кипит, клокочет темная жидкость. В ней разные мелкие и крупные детали — стяжки, заглушки, хомутики, звездочки варятся, оксидируются в черный цвет. А в другой ванне детали обезжириваются. Там серная кислота для травления ржавчины. Вот, к примеру, если туда посадить тебя, то через несколько минут ничего не останется. Даже костей. Понял?
— Зачем меня туда сажать? — с улыбкой возразил Петька.
— Я решил так, — уверенно сказал Генка. — Как только добьюсь, чтобы их в новое помещение перевели, сразу назначу свидание.
Они повернули в сторону штаба. Осипова там уже ждали. Ребята привели трех задержанных — двух парней и девицу, которые распивали вино на скамейке. Одеты были крикливо, держались развязно.
— А что мы сделали? Кому мы мешали? — цедил один из компании. — На свои пили, не на чужие.
— А сами вы лучше, что ли? — возмущалась девица. — Нацепили повязки и думают, святыми стали. Что я, не знаю? Снимите красные тряпочки и будете делать то же самое…
— Пуговичку застегните, девушка, — насмешливо сказал Генка.
— Какую пуговичку? — опешила девица.
— На вашей блузочке. А то как-то неудобно смотреть на вас.
— Вот врежу я тебе сейчас разок за красную тряпочку! — вскипел Петька, с ненавистью глядя на девицу.
— Петька, полегче! — сказал Генка. — У нас без рук и без ругани. Зачем нам учиться у них? Мы и без ругани с ними справимся. Из этого материала еще можно людей делать. Попадаются экземпляры похуже. Но мы и с ними справимся. Видел, какой порядок в своем саду навели? Любо-дорого прогуляться…
В десять вечера Осипов послал Петьку домой. Петька упирался, не хотел уходить, но Осипов настоял:
— Иди, иди. Тебе завтра в первую смену, надо хорошенько выспаться, отдохнуть.
