значит, остальные шутки тоже ее работа?
– Очень сомневаюсь, Фокс. Точно известно, что все же именно Панталоша прицепила записку к пальто Миллеман. Девчонка славится шутками такого рода. Но, с другой стороны, судя по всему, номер с «изюминкой» и летающую корову придумала не она, а кроме того, моя жена уверена, что Панталоша не имеет никакого отношения ни к очкам на портрете, ни к вымазанным перилам, ни к надписи на зеркале сэра Генри. Что касается книжки в судке для сыра, я думаю, тут разгулялась фантазия кого-то третьего, а Панталоша, как и мисс Оринкорт, в данном случае совершенно ни при чем.
– Тем самым, если мы снимаем с девочки подозрения в наиболее серьезных проделках, остается только мисс Оринкорт и кто-то, пока нам неизвестный.
– Вы попали в точку.
– И этот неизвестный, чтобы бросить тень на мисс Оринкорт, пытается связать смерть старого Анкреда с мышьяком.
– Звучит логично, но бог его знает.
– Куда мы сейчас, мистер Аллен?
– Как вы насчет того, чтобы пройтись пешком пару миль? Пойдемте-ка в гости к Анкредам.
IV
– Лучше, конечно, было бы сохранить инкогнито, но надеяться на это нам не стоит, – сказал Родерик, когда они поднимались на вторую террасу сада. – Томас уже им позвонил и сообщил, что мы по крайней мере приняли его заявление к сведению. Так что можем с тем же успехом открыто представиться, а там уж что увидим, то увидим. Прежде всего хорошо бы осмотреть спальню покойного.
– Они небось и обои там успели переклеить, – кисло заметил Фокс.
– Интересно, Поль Кентиш разбирается в электроприборах? То, что Седрик в них ни черта не смыслит, я гарантирую.
– А это еще что такое?! – удивленно сказал Фокс.
– Вы о чем?
– Прислушайтесь – по-моему, плачет ребенок. Очень похоже, да?
Они были уже на террасе. С одной стороны она примыкала к картофельному полю, с другой – к лесу, и по обоим ее концам темнели густые кусты и невысокие заросли молодых деревьев. Из кустов, расположенных слева, неслось тоненькое прерывистое поскуливание, очень скорбное. Нерешительно остановившись, они поглядели друг на друга. Поскуливание прекратилось, и тишину наполнили обычные для сельского края звуки – по-зимнему отрывистый щебет птиц, тихий хруст голых ветвей.
– Может, какая-нибудь птица? – предположил Фокс.
– Нет, это не птица. – Родерик внезапно замолчал. – Вот, опять!
Писклявый протяжный вой то угасал, то вновь набирал силу, и эти переливы производили особенно удручающее впечатление. Без дальнейших размышлений Родерик и Фокс зашагали через сад по бугристой, покрытой мерзлой коркой земле. По мере того как они приближались к кустам, вой не то чтобы становился отчетливее, но как-то усложнялся, а когда они подошли к зарослям вплотную, приобрел и вовсе неожиданную окраску.
– Вроде одновременно и воет, и поет, – прошептал Фокс.
– Навсегда, навсегда! – повторил тоненький голосок и снова сбился на грустный вой.
Пока они продирались сквозь первые, низкие кусты, вой смолк и наступившую тоскливую тишину нарушил громкий захлебывающийся плач.
На прогалине возле холмика свежевскопанной земли сидела девочка в белом колпаке. В холмик были воткнуты несколько цветков герани. В изголовье торчала короткая ветка с наколотой на нее полоской бумаги. Руки у девочки были выпачканы в земле, и, видимо, она терла глаза, потому что все лицо у нее было в черных потеках. Злобно уставившись на Родерика и Фокса, она опустилась на четвереньки – так припадает к земле зверек не в состоянии подчиниться инстинкту и спастись бегством.
– Ай-я-яй, – сказал Родерик. – Нехорошо! – И, не зная, как качать разговор, за неимением лучшего, воспользовался традиционным вопросом доктора Уитерса: – Что беспокоит?
Девочка судорожно всхлипнула. Родерик присел рядом с ней на корточки и прочел надпись на бумажной полоске. Большими неровными буквами было выведено:
КАРАБАС
МИР ПРАХУ ТВОЕМУ
С ЛЮБОВЬЮ ОТ ПАНТАЛОШИ
– Карабас был чей кот? – для пробы спросил Родерик. – Твой?
Панталоша свирепо посмотрела на него и отрицательно покачала головой.
– Какой же я глупый! Это ведь был кот твоего дедушки. Правильно?
– Карабас меня любил, – с пафосом заявила Панталоша. – Больше, чем Нуф-Нуфа. Он меня любил больше всех. Я с ним дружила. – Набрав силу, ее голос зазвучал пронзительно, как паровозный свисток. – И неправда! – крикнула она. – Неправда! Неправда! Я его не заразила лишаем! Ненавижу тетю Милли! Хоть бы она умерла. Хоть бы они все умерли! Я тетю Милли убью! – Она заколотила кулаками по земле. Ее взгляд случайно упал на Фокса. – А ну, катись отсюда, ты! – заорала она. – Это мое место!
Фокс поспешно отступил на шаг.
– Мне про Карабаса рассказывали и про тебя тоже, – осторожно сказал Родерик. – Ты, кажется,
