В отличие от матери, отец не копил в себе раздражение весь день, поэтому он начинал холодно, и сначала могло показаться, что он выполняет это «телесное наказание», как выражается Пагель, с огромной неохотой.
Я не видел его лица, пока он меня бил, и он не видел моего. Но по тому, как он дышал, я слышал, что с ним что-то случается в тот момент, когда он переходит порог насилия.
Мне казалось, ему было стыдно причинять мне такую боль, и стыд переходил в ярость, которая заставляла его ударять сильнее, чем он хотел. Но возможно, то был мой собственный стыд, который я ошибочно читал в его действиях.
Но я точно знал одно — что людей охватывает своего рода безумие, когда они переходят к насилию. Насилие захватывает, трансформирует, делает их — даже после того, как всё закончено — неузнаваемыми.
Спасённая мною книга, «В тени пальм» (1907), была написана миссионером Эдвардом Вилхелмом Шёблумом. Он прибыл в Конго 31 июля 1892 года. 20 августа он впервые увидел там труп.
На страницах его дневника мы читаем, как он путешествует на пароходе вверх по реке Конго в поисках подходящего места для миссии. В первый же день своего пребывания на борту он становится свидетелем порки с применением кнута из гиппопотамовой кожи, (того самого, который столь настоятельно рекомендует лейтенант Пагель). В этом вопросе среди белых мужчин на борту царит полное единодушие: «Чёрного может цивилизовать только кнут».
В католической миссии содержится три сотни подростков, захваченных в плен во время войны между туземцами и государством. Теперь их передадут государству и будут воспитывать из них солдат.
Отплытие парохода откладывается до поимки одного из них. Подростка находят и привязывают к паровой машине, к самому раскалённому её месту. Шёблум пишет:
«Капитан часто показывал пареньку chicotte, но выжидал целый день, прежде чем дать её отведать.
И вот наступает момент страдания. Я пытался сосчитать удары и думаю, что их было около шестидесяти, вдобавок к тому наказуемый получал пинки в голову и в спину. Капитан удовлетворённо улыбался, увидев, что скудная одежда парня полностью пропиталась кровью. Брошенный на деке несчастный извивался в мучениях, как червь, и каждый раз, когда капитан или кто-нибудь из торговых агентов проходили мимо, жертва получала очередной пинок или сразу несколько… Я же должен был наблюдать за всем этим в молчании.
За ужином они хвалились своими подвигами в обращении с чёрными. Они вспоминали о человеке, который однажды до смерти запорол троих. Говорили об этом как о героическом поступке. Один из них сказал: «И лучшие из них недостаточно хороши, чтобы умереть как свиньи».
Бабушка так никогда и не получила свою книгу. Я сохранил её там, где и полагалось, хорошенько запрятав в угол для непереплетённых книг.
Как бы отреагировал Пагель, если бы он вернулся и смог увидеть то, что видел Шёблум?
Возможно, ответ мы найдём в дневнике И. Дж. Глэйва.[15] Здесь мы не услышим мягких интонаций голоса миссионера. С самого начала Глэйв убеждён, что к туземцам следует относиться «с предельной жёсткостью» и что следует нападать на их деревни, «если они не хотят работать на благо страны».
«Заставлять их работать — не преступление, но проявление доброты… Применяемые меры суровы, но с туземцем не справишься путём одних уговоров; им необходимо управлять посредством силы».
Это была исходная позиция Глэйва. Он был старый ветеран Конго, один из первых, кто служил у Стэнли. Но когда он возвращается в Конго в январе 1895 года, он сталкивается с такой жестокостью, которая возмущает даже его. Последний удар его лояльности наносят сцены пыток, очень схожие с теми, свидетелем которых пришлось быть Шёблуму.
«Chicotte из сырой гиппопотамовой кожи, скрученной на манер штопора, с острыми, как лезвие ножа, краями, — ужасное оружие, несколько ударов такой плетью разрывают кожу до крови. Не следует наказывать более чем 25 ударами chicotte, если только провинность не является очень серьёзной.
Хотя мы и убедили себя в том, что кожа африканцев очень толстая, наказуемый должен обладать чрезвычайными физическими данными, чтобы выдержать ужасное наказание в сто ударов; обычно жертва впадает в бесчувствие после 25 или 30. После первого удара наказуемый истошно кричит; затем затихает и лишь стенает, трепеща всем телом до тех пор, пока экзекуция не кончается…
Порка мужчин достаточно ужасна, но гораздо хуже, когда наказанию подвергаются женщины и дети. Вспыльчивые и раздражительные хозяева зачастую наиболее жестоко третируют маленьких мальчиков 10– 12 лет… Я глубоко убеждён, что сто ударов плетью если не убьют человека, то сокрушат его дух навсегда».
Для Глэйва, как и для Шёблума, это было поворотным пунктом. После этой записи в дневнике он становится всё более и более критичным по отношению к режиму.
В начале марта 1895 года Глэйв приезжает в Экватор, станцию, на которой Шёблум служит миссионером, и которую сам Глэйв некогда помог основать.
Раньше с туземцами обращались хорошо, — пишет он, — но теперь экспедиции отправляются повсюду, а туземцев заставляют добывать каучук и доставлять его на станции. Государство проводит эту зловещую политику, чтобы обеспечить прибыль.
Война ведётся по всей округе Экватора, тысячи людей убиты, а дома разрушены. В старые времена, когда у белых вовсе не было сил, это было необходимо. Теперь же посредством такой насильственной «торговли» просто истребляется население страны.
Так же, как и Шёблум, Глэйв отправляется в путь на пароходе, загружённом маленькими мальчиками, предназначенными для солдатской муштры:
Отплыли из Экватора сегодня утром около одиннадцати по принятии на борт груза из сотни маленьких рабов, главным образом 7–8-летних мальчиков и для полного счёта нескольких девочек, похищенных у туземцев.
И они говорят о филантропии и цивилизации! Куда же это всё пропало?
Покуда мы спускаемся вниз по реке, многие из рабов, так называемые liberes, умирают из-за нехватки одежды, сна и медицинской помощи. Большая часть этих детей совершенно голые и не защищены от ночного холода. Провинность же их состоит в том, что их отцы и братья посмели бороться за малую толику независимости.
Но по завершении своего путешествия, когда Глэйв оказывается среди бельгийцев и соотечественников, он поддаётся групповому давлению и умеряет свой критицизм. Его конечное суждение мягко: «Не следует слишком поспешно и слишком жёстко осуждать молодое Государство Конго. Оно сделало страну открытой, создало какую-то администрацию и оттеснило арабов. Но верно и то, что его методы по ведению коммерческих дел необходимо исправить».
Тот же самый вывод делает управляющий в отношении Куртца в «Сердце тьмы»: его методы торговли нехороши и не должны применяться.
Во время своей миссионерской работы Шеблум вступает в гораздо более тесные контакты с туземцами, чем Глэйв. День за днём он записывает всё новые случаи необоснованных убийств.
1 февраля 1895 года его проповедь прерывает солдат, который хватает одного старика, обвиняя его в том, что тот не собрал достаточно каучука. Шёблум просит солдата подождать до окончания службы. Но солдат просто оттаскивает старика немного в сторону, приставляет дуло ружья к виску и стреляет. Шеблум пишет:
Солдат приказывает маленькому мальчику, лет десяти, отрезать у старика руку, которая вместе с другими руками, добытыми ранее таким же образом, на следующий день будет вручена спецуполномоченному в качестве знака победы цивилизации.
О, если бы цивилизованный мир только узнал о том, как убивают сотни и даже тысячи, как
