уничтожаются деревни и как ещё живые туземцы вынуждены влачить свою жизнь в ужасающем рабстве…
В 1887 году шотландскому хирургу Дж. Б. Данлопу приходит в голову оборудовать велосипед своего младшего сына надувной каучуковой камерой. Велосипедная шина патентуется в 1888 году. За несколько последующих лет спрос на каучук увеличивается в несколько раз, таково объяснение ужесточения режима в Конго, о котором размышляют в своих дневниках Шёблум и Глэйв.
29 сентября 1891 года бельгийский король Леопольд II издал указ, наделявший его представителей в Конго монополией на «торговлю» каучуком и слоновой костью. Согласно тому же указу туземцы были обязаны поставлять и каучук, и рабочую силу для его сбора, что на деле означало: в торговле с ними необходимости больше нет.[16]
Представители Леопольда просто реквизировали у туземцев плоды их труда, каучук и слоновую кость, без какой бы то ни было оплаты. Деревни тех, кто отказывался подчиниться, сжигали, их детей убивали, а руки — отрезали.
Первоначально использование подобных методов привело к резкому скачку в прибыльности. Поступления, среди прочего, направлялись на постройку ряда отвратительных монументов, до сих пор обезображивающих Брюссель: Arcades du Cinquatenaire, Palais de Laeken, Chateau d’Ardennes. И лишь немногие сегодня помнят, во сколько отрезанных рук обошлись эти сооружения.
В середине 1890-х мрачные подробности добычи каучука всё ещё оставались тайной. О ней мог бы поведать Глэйв, но он умер в 18 995 году в Матади. Лишь Шёблум и некоторые из его коллег знали о том, что происходит, и поднимали свой голос против террора. Но их попытки донести своё возмущение до высоких инстанций оказались напрасными. Используя последнее средство, они решили обратиться к мировому сообществу.
Шеблум писал гневные, фактографически обоснованные статьи в шведскую баптистскую газету «Weckoposten». Он писал также доклады на английском и отсылал их в Лондон из миссии Балоло в Конго.[17]
Результатом стал небольшой, едва заметный комментарий на страницах ежемесячного журнала общества миссии «Дальние края» (Regions Beyond): «Очень серьёзные волнения среди туземцев из-за насильственной торговли каучуком привели к кровопролитию в нескольких районах. Но просто расследования не достаточно — мы требуем, чтобы ситуация была исправлена. Вопрос здесь заключается в том, как достичь этого, не делая публичного разоблачения?[18]»
Эта заметка была предназначена для тех, кто умел читать между строк. Чарльз Дилк умел. Он был бывшим правительственным чиновником и членом Комитета по делам защиты аборигенов. Недвусмысленно ссылаясь на это короткое сообщение в «Regions Beyond», он поднимает вопрос о положении в Конго и пишет острую статью под названием «Цивилизация в Африке».[19]
Эта статья была первым знаком того, что ответственные круги Великобритании приняли к сведению сообщения миссионеров. Чтобы донести её до европейской читательской аудитории, она была напечатана в только что основанном журнале «Космополис», в июле 1896 года, в тот самый месяц, когда Конрад написал «Форпост цивилизации» и отдал его на рассмотрение в редакцию того же «Космополиса».
Прошло десять лет после ратификации Берлинского договора, создавшего Государство Конго, пишет Дилк. Декларации, звучавшие в Брюсселе и Берлине, обернулись «грабительской добычей слоновой кости, поджогами деревень, массовыми телесными наказаниями и расстрелами, происходящими сегодня в самом сердце Африки».
В рассказе Конрада именно эти торжественные декларации из пожелтевшей газеты принимают зримую форму грабежа слоновой кости, работорговли и убийств.
«Старые формы правления сокрушены, новых на их месте так и не создано, — пишет Дилк. — Просторы Африки столь необъятны, климат же и одиночество столь непереносимы, что от европейского правления там не стоит ждать ничего путного».
В повествовании Конрада именно удалённость, климат и одиночество сокрушают двух европейцев. Прежде всего одиночество, говорит Конрад, поскольку оно также питает чувство внутренней оставленности: они утрачивают «нечто, что ранее препятствовало проникновению дикости в их сердца».
Но что это? Не что иное, как «образы дома, воспоминания о людях, подобных им, о людях, кто думает и чувствует так же, как некогда думали и чувствовали они, людях, теряющихся вдали, утрачивающих свои черты под ослепительным сиянием солнца, не ведающего облаков».
Одиночество вытравило из них общество и оставило наедине со страхом, подозрением, насилием.
«За счёт налогов на землю в Африке невозможно одержать администрацию такого же качественного уровня, как в Индии, — пишет Дилк. — Даже демократические правительства иногда обманываются, доверяя ответственность чистым авантюристам. Однако ситуация намного хуже, когда Компания Нигера и Государство Конго управляют многочисленным населением на огромных территориях совершенно без контроля со стороны общественного мнения».
Два конрадовских изгоя добывают слоновую кость посредством работорговли. «Кто узнает об этом, если мы будем держать язык за зубами? Ведь здесь никого нет». И как раз в этом коренится проблема, говорит рассказчик. Когда вокруг никого нет и ты «оставлен наедине со своей собственной слабостью», можно дойти до чего угодно.
Статья Дилка напоминает читателям о том, на что может пойти человек в ситуациях такого рода. Она указывает на уничтожение американских индейцев в США, готтентотов в Южной Африке, обитателей островов Южного моря и австралийских аборигенов. Подобное уничтожение происходит и в Конго.
Эту же тем можно найти и в рассказе Конрада. В нём Карлье говорит, что необходимо «уничтожить всех ниггеров» («Exterminating all the niggers»), чтобы наконец сделать страну годной для проживания.
Статья Дилка выступает наброском рассказа Конрада, который, в свою очередь оказывается наброском к публикуемому двумя годами позднее «Сердцу тьмы». Слова Карлье об «уничтожении всех ниггеров» являются первым вариантом фразы Куртца: «Уничтожьте всех дикарей».
В мае 1897 года Шёблум самолично отправляется в Лондон и, несмотря на тяжёлую болезнь, участвует в заседании Общества защиты аборигенов. Дилк председательствует на этом собрании.
Напряжённая серьёзность Шёблума, его сухая, не пренебрегающая ни одной деталью и довольно педантичная манера выражаться оказывает большое воздействие на слушателей, и его свидетельство о массовых убийствах в Конго получает широкую огласку.
Развернувшаяся в прессе полемика принудила короля Леопольда II вмешаться лично. В июне и июле 1897 года он посещает Лондон и Стокгольм, чтобы лично убедить королеву Викторию и короля Оскара II в безосновательности обвинений Шёблума.
В ответ на визит короля Леопольда в Стокгольм ведущие шведские газеты опубликовали объёмные критические статьи о Конго. Больший успех возымел визит Леопольда в Лондон, где во всю мощь шли приготовления к празднованиям имперского юбилея; королева Виктория же была слишком занята своими делами, чтобы думать о нескольких корзинах отрезанных рук где-то в Конго.
Великие державы не имели особого желания заниматься проблемой Леопольдова геноцида, поскольку все они сами хранили такие же скелеты у себя в шкафу. Великобритания оказалась принуждена вмешаться лишь десятью годами позже, когда деятельность общественного движения, названного Движением за реформы в Конго, сделала политически невозможным для правительства далее оставаться пассивным.
В сентябре же 1897 года, когда в журнале «Сенчери Мэгэзин» (The Century Magazine) со всеми описываемыми там ужасами был опубликован дневник Глэйва — он не вызвал к себе никакого интереса. Никакого резонанса не получили и новые статьи Шёблума по проблеме. Полемика 1897 года о Конго была предана забвению. Юбилейные торжества стёрли память о ней.
В 1898 году все новости о Конго имели исключительно положительную тональность, прежде всего в связи с открытием железной дороги между Матади и Леопольдвилем, освещавшимся в пространных публикациях различных иллюстрированных журналов. О том, сколько жизней стоила эта железная дорога,
