Он так долго оставался недвижным и молчаливым, что сержант в конце концов не вытерпел и громко окликнул его:
— Мистер Аллейн?
Аллейн не ответил. Он был наедине со своим другом. Маленькие толстые руки были мягкими. Кончики башмаков были трогательно, точно у ребенка, повернуты внутрь. Он лежал в позе больного ребенка, безжизненно уронившего голову набок. Видно было голое пятнышко на макушке и тонкие вьющиеся волосы.
— Если вы заглянете с той стороны, — сказал шофер, — то увидите и лицо. Мертв, это точно. Убит!
— Я могу увидеть его лицо, — повторил Аллейн. Он еще сильнее нагнулся и минуту-две оставался неподвижным. Затем подался назад, вытянул руку, как если бы хотел закрыть веки над застывшими глазами. Пальцы дрожали, и он сказал: — Больше я не должен его касаться.
Он убрал руку и вылез из такси. Сержант с беспокойством посмотрел ему в лицо.
— Мертв, — отметил таксист. — Верно ведь?
— …твою! — с неожиданной яростью выругался Аллейн. — Я что, без тебя не вижу, что он…
Он оборвал сам себя и сделал три или четыре неуверенных шага прочь от них. Провел рукой по лицу и в полном замешательстве долго смотрел на собственные пальцы.
— Подождите, подождите секунду… Ладно? — сказал он. Те оба ждали, тревожно переглядываясь.
— Простите, — произнес наконец Аллейн. — Еще минуту.
— Может, мне позвать еще кого-нибудь, сэр? — спросил сержант. — Он ведь вам был другом?
— Да, — отвечал Аллейн. — Он мой друг.
Он повернулся к шоферу и жестко схватил его за руку.
— Ну-ка подойди сюда, — сказал он и поставил шофера перед машиной. — Зажгите фары, — приказал он сержанту.
Сержант залез в такси, и в ту же секунду шофер сощурился в потоке белого света.
— А теперь, — сказал Аллейн, — почему вы так уверены, что он убит?
— Да будь я проклят, мистер! — воскликнул шофер. — Да что ж, я собственными глазами не видел, как этот хмырь сел вместе с ним ко мне в машину, а потом? Что ж, я своими глазами не видел, как этот же хмырь вышел у дома, где живет его светлость, одетый в плащ его светлости, и как он мне крикнул, таким же высоким голосом, какой у его светлости: «Куинс-Гейт, Джобберс-роу, шестьдесят три!»? И разве не я вез всю дорогу труп, даже не зная этого? Вот еще! Вы говорите, что его светлость был вашим другом. Так вот — моим тоже. Это подлое убийство — вот что! И я хочу посмотреть, как этот мистер Умник, что меня облапошил и прикончил маленького джентльмена, лучшего, кого я когда-либо видел, как он будет болтаться на виселице за это. Вот так.
— Понимаю, — сказал Аллейн. — Хорошо. Мне нужны от вас официальные показания. Надо приниматься за дело. Всех обзвонить и всех их доставить сюда. Вызвать доктора Кертиса. Снимки тела с разных углов. Отметить положение головы. Поискать признаки насилия. Это обычное дело об убийстве. Итак, пишите! Пишите: «Лорд Роберт Госпел, Чейен-Уок, двести…»
Глава 7
Срочно в номер!
Газета выпала из рук Ивлин Каррадос на стеганое покрывало. Ивлин застывшим взглядом смотрела на мужа.
— Это во всех газетах, — деревянным голосом произнесла она.
— Господи, Ивлин, дорогая! А что же ты хочешь? И это только срочные десятичасовые выпуски, которые мне к завтраку приносит мальчишка-лакей. Подожди вечерних газет! Боже мой, да разве мало того, что в пять утра мне звонил какой-то служака из Скотленд-Ярда, устроил мне перекрестный допрос о моих гостях, даже не дожидаясь, пока он сунет мне под нос эту чертову оскорбительную анкету! — Он взволнованно захромал по комнате. — То, что этот человек убит, совершенно очевидно. Ты же понимаешь, что в любой момент нас обоих подвергнет перекрестному допросу этот тип из Скотленд-Ярда, и тогда все эти грязекопатели с Флит-стрит будут денно и нощно торчать у нас в дверях. Ты же понимаешь…
— Я думаю, он был, наверное, моим самым близким другом, — сказала Ивлин Каррадос.
— Если ты прочтешь их бесстыдную болтовню на пятой странице, ты поймешь, что эта дружба хорошо кормит. Господи, это просто возмутительно! Ты знаешь, что полиция позвонила в Марздон-хаус в половине пятого, то есть спустя пять минут, как мы ушли, слава тебе господи! И спросила, когда ушел Роберт Госпел. С ними разговаривал один из парней Димитрия, и теперь за него уцепился какой-то сопливый журналист. Ты знаешь, что…
— Знаю я только одно, — сказала Ивлин Каррадос, — что Банчи Госпел мертв.
В спальню с газетой в руках ворвалась Бриджет.
— Донна! О Донна! Это же наш милый маленький Банчи! Наш хороший, добрый Банчи мертв! Донна!
— Дорогая, я знаю.
— Но Донна! Это же Банчи!
— Бриджет, — заметил ее отчим, — пожалуйста, не устраивай истерик. Мы сейчас должны обсудить…
Рука Бриджет обвилась вокруг материнской шеи.
— Но мы пе-ре-жи-ва-ем! — отчеканила она. — Неужели ты не видишь, как ужасно переживает Донна?
— Конечно мы переживаем, дорогая, — сказала ее мать, — но Барта беспокоит кое-что другое. Видишь ли, Барта волнует, что здесь может быть нечто ужасное…
— Что?
Бриджет обернулась к Каррадосу, и глаза ее заблестели на побледневшем лице.
— Ты подозреваешь Доналда? Правда? Ты смеешь подозревать Доналда в том, что он мог… он мог…
— Бриджи! — воскликнула ее мать. — Что ты говоришь!
— Подожди-ка, подожди, Ивлин, — сказал Каррадос. — А что такое с молодым Поттером?
Бриджет зажала костяшками пальцев себе рот, в смятении переводя взгляд с матери на отчима, разразилась слезами и выбежала из комнаты.
Своими превосходно ухоженными пальцами миссис Хэлкет-Хэккет вцепилась в газету, словно когтями. Вытянувшись в улыбке, ее губы лишь подчеркивали тщательно маскируемые линии, тянущиеся от крыльев носа к углам рта. Широко раскрыв глаза, она смотрела в пустоту.
Дверь в туалетную комнату генерала Хэлкет-Хэккета стремительно распахнулась, и генерал промаршировал в гостиную с десятичасовым выпуском спортивной газеты в руках. Он был в домашнем халате, но без челюсти.
— Што! Ты только взгляни! Господи боже! — невразумительно прокричал он.
— Я знаю, — ответила миссис Хэлкет-Хэккет. — Грустно, правда?
