наслаждаясь совершенством этого тела.
Обратного пути для нее нет. Ее это больше не беспокоило. Ей хорошо, и все правильно.
— Кэм?
— Я хочу тебя, — успела прошептать она, прежде чем их губы слились.
Все пропало, мир исчез, было только это мгновенье, была эта ночь, был этот потрясающий человек.
— У меня для тебя сюрприз, — сказал Блейн, когда они следующим утром пили кофе в маленьком магазинчике вблизи дороги.
Кэмрин вопросительно подняла бровь.
— Еще один? Уж если ты решил произвести на девушку впечатление, то ни перед чем не остановишься.
Блейн рассмеялся. От изумительного тембра его смеха у Кэмрин немел затылок. А может быть, это оттого, как он смотрел на нее? Взгляд живо напоминал ей о ночных сюрпризах, которые они заново открывали вместе этой ночью.
— Этот сюрприз тебе тоже понравится.
Он нежно-нежно погладил ее руку. Так же нежно Блейн прикасался к ней этой ночью, ласкал все ее тело. Все утро мечтательная улыбка не сходила с ее лица.
Этой ночью они любили друг друга. И то был не просто акт физической близости. То было единение людей, предназначенных друг для друга судьбой, единение душ, воссоединившихся после длительной разлуки.
С каждым признанием, сказанным ласковым шепотом, с каждым нежным объятием Блейн заново открывал ее любовь к себе, пока она, наконец, просто не сказала об этом.
Она любила его. И никогда не переставала любить, хотя старалась запретить себе это, лгала самой себе. Возможность признать правду, признаться в своей любви сделала Кэмрин свободной, сняла строгие ограничения и запреты. Настало время двигаться вперед. Время дать им с Блейном шанс.
— Ты покончила с мороженым? Мы можем двигаться? Поехали к сюрпризу.
Кэмрин кивнула, охотно отодвинув недоеденное мороженое.
Этот маленький магазинчик словно вернул ее в прошлое. Он был как две капли воды похож на кофейный магазин ее родителей в Радужном Ручье. Такие же стены, обшитые деревянными панелями, бело-голубые хлопчатобумажные занавески, отделанные оборками кремовые скатерти на столиках, ограниченный выбор крепких напитков. Это сходство вызвало у Кэмрин приступ ностальгии, такой сильной, что она заказала любимый в детстве десерт. Правда, он оказался вовсе не таким вкусным, каким помнился…
— Я готова.
Ей захотелось вдруг как можно быстрей уйти отсюда. Нет у нее времени на сентиментальные ностальгические воспоминания о родительском магазине и детском мороженом! И уж совсем не стоит касаться темы родителей.
Она их любила, верила им, а они ее предали. Тогда хотелось надеяться, что это какая-то ошибка, но мать во время ссоры выкрикнула правду, и все надежды рухнули.
Кэмрин верила родителям безгранично, как верят все хорошие дети. Невозможно совершать одну и ту же ошибку дважды. Впрочем, хватит этих мыслей. Зачем портить этот замечательный день? У нее сегодня праздник — они снова вместе с Блейном. Прошедшая ночь была сказочной.
Господи, да неужели ее мечты становятся явью? Неужели этот совершенный человек, живое воплощение снов ее юности, снова с ней? Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но хватит осторожничать, хватит бояться счастья и радости. Она заслужила это счастье, она заслужила его — Блейна.
Гордо подняв голову, Кэмрин направилась к машине. Пора посмотреть, какой сюрприз приготовил ее веселый шаловливый муж. Он, как ребенок в Рождество, радуется и прячет сюрпризы. И она готова радоваться вместе с ним.
В машине Блейн повернулся к ней:
— Можно я задам тебе вопрос?
— Конечно.
— Ведь ты не просто так захотела этого мороженого. Место напомнило тебе родных. Ты скучаешь по ним?
— Да, — еще вчера Кэмрин предпочла бы промолчать, но сегодня ответила прямо — ведь они с Блейном стали так близки.
— Может быть, нам стоит поговорить об этом?
— О моих родителях или об их старом кофейном магазине?
Блейн предпочел не заметить ее шутливый тон. Он одной рукой обнял Кэмрин и поцеловал в губы. Это был поцелуй понимания и поддержки.
— Ты говорила, что уехала из Радужного Ручья почти следом за мной. Когда я перед отъездом говорил с твоими, они сказали, что если бы не я, все было бы хорошо в ваших отношениях. Что же случилось?
Тяжело вздохнув, Кэмрин принялась крутить прядь волос. Так не хотелось касаться этих воспоминаний. Ну, хотя бы не сегодня, хотя бы не в первый день другой, новой жизни. К тому же его поцелуй создал ощущение безопасности. Такого ощущения она еще не испытывала, и очень хотелось сохранить это чувство. Но он спрашивает…
— Как бы это назвать… Была ложь. Были манипуляции. Желание управлять моей жизнью. — Она постаралась подавить горечь и с усилием продолжила: — Бабушка умерла, когда мне было шестнадцать. Они с мамой всегда не ладили, поэтому бабуля оставила все мне. Я никогда не спрашивала, сколько точно там было, но знала, что это изрядная сумма. Очевидно, после смерти бабушки все ее имущество продали и положили деньги в трастовый фонд, в который я могла обратиться по достижении двадцати одного года.
— О, да ты богата! Приятно знать, что ты со мной не из-за моих денег.
— Мои родители прекрасно знали, что я мечтала уехать в Мельбурн. Я с подросткового возраста говорила об этом. Говорила, что уеду сразу же, как только вступлю в права наследства. Не потому, что не люблю их или мне не нравится Радужный Ручей. Просто это моя мечта, понимаешь?
— Знаю, солнышко.
Он знал и уехал от нее шесть лет назад, чтобы дать ей возможность добиться своей мечты. Безумный, неистовый человек.
— После твоего отъезда между нами произошел огромный скандал, страшный, жуткий. Они мне говорили, что я была сущей идиоткой, выйдя за тебя замуж, что я буду жалеть об этом всю жизнь, что это лишь доказывает, что мне рано распоряжаться бабушкиными деньгами, — она кивнула, увидев вопрос в глазах Блейна. — Да-да, именно так. — Бабуля распорядилась, что я должна получить деньги в восемнадцать лет! Отец и мать лгали мне. Знали, как я хочу уехать в Мельбурн, и манипулировали ситуацией бог знает по какой причине.
Даже и сейчас Кэмрин не могла понять, зачем они так поступили. Единственное, что приходило в голову, — родители хотели привязать ее к себе и командовать ею, как маленьким ребенком.
— Наверное, они очень любили тебя и хотели, чтобы ты еще пару лет пожила с ними.
— Это не любовь, это желание распоряжаться! — Но сомнение уже зародилось в ней: а вдруг он прав?
Кэмрин никогда не думала, что родителями могла руководить любовь, что они хотели отодвинуть разлуку. Она думала лишь об их предательстве, о лжи, о том, что правду они выкрикнули в пылу скандала, а иначе и не сказали бы.
Блейн ласково гладил ее волосы.
— Конечно, они поступили ужасно, очень неправильно, я не стараюсь разубедить тебя в этом. Но вижу, как тебе больно. Может быть, стоит попытаться поговорить с ними, расставить все по местам?
От одной мысли об этом у нее внутри похолодело. Господи, уж лучше бы он не обладал такой невероятной интуицией!
— Возможно. — Она дотронулась до его щеки. — Спасибо тебе, ты такой удивительный, понимающий,
