Улыбнись, малышка

10

И снова Адамс. Благоухавший яблоками, залитый золотым солнцем осенний Адамс.

На этот раз я оседлала своего двухколесного друга, чтобы увидеться с тетей Сесилией. Я надеялась услышать от нее хоть какие-нибудь фрагменты дедушкиных воспоминаний, которые могли быть связаны с появлением в Адамсе Пола Кодри, тайной любви моей прабабки.

Конечно же я отдавала себе отчет, что эта надежда так же призрачна, как дым моих сигарет. Дедушка Доуэлл был в те годы подростком и вряд ли интересовался проблемами родителей. Но полностью исключать такую возможность я не хотела. Если была хоть какая-то зацепка, я должна за нее ухватиться.

Одной из таких зацепок был прабабкин дневник, над которым я мужественно продолжала корпеть, издеваясь над своими глазами, иногда даже слезившимися от напряжения.

К сожалению, пока мне не удалось найти ничего, что пролило бы свет на появление Пола Кодри в Адамсе. Элайза лелеяла свои воспоминания о возлюбленном, но ничего конкретного о нем не писала. Зато о Родерике Кампе из ее дневника я узнала довольно много любопытных, но, увы, не слишком хорошо характеризовавших прадеда подробностей. Элайза писала о его многочисленных любовницах, которые осмеливались даже появляться в их доме.

«Если бы он хотя бы скрывал эти связи, еще можно было бы вытерпеть. Но он как будто нарочно выставлял их передо мной напоказ. Если бы у меня была подруга или сестра, я не сомневаюсь, он соблазнил бы и ее, причем постарался бы сделать так, чтобы я об этом обязательно узнала. За что он так со мной? Ведь я всегда старалась быть верной и заботливой женой. Иногда мне кажется, что Род мстит мне за прошлое, о котором, к несчастью, знает. Но разве я виновата в том, что в моей жизни была эта любовь? И разве я когда-нибудь словом или делом напомнила ему о ней? Возможно, он подозревает, что мои чувства до сих пор не остыли. Иногда, когда Род пристально смотрит на меня, я читаю в его стальных глазах такую ненависть к моим отвлеченным мыслям, что мне становится страшно. Бог знает, что сделал бы со мной этот человек, подтверди я хоть намеком его подозрения. Он много пьет, но пока, слава богу, держит себя в руках, хотя отчасти это и моя заслуга. Я стараюсь не досаждать ему, когда он возвращается после своих ночных кутежей, пропитанный ароматами духов чужих женщин. А потом эти женщины приходят в мой дом, чтобы показать мне свою пусть и временную, но власть над Родериком. Один лишь человек удерживает меня в этом мире — мой маленький Доуэлл, который, к моему великому счастью, походит на отца только внешне».

Читая эти строки, даже я, совершенно не склонная к сантиментам, готова была разрыдаться.

Какой же несчастной и одинокой женщиной была моя прабабка! Волею случая ее любовь посчитали погибшей, и она вышла за человека, который, как ей казалось, любит ее. Жестокое разочарование! Этот человек сделал все, чтобы превратить ее жизнь в ад.

Уже на подъезде к дому Родерика я начала беспокоиться о том, как встретит меня тетя Сесилия. Зная свою ворчливую тетку, я допускала, что услышу в ответ на свои вопросы ее обыкновенное «много будешь знать, скоро состаришься». Что ж, попытка не пытка, вздохнула я, поставив велосипед рядом с крыльцом, под которым тетка хранила бутыли с домашним сидром. Меня всегда забавляла бережливость, присущая семейству Кампов: даже такое место, как крыльцо, они умудрились использовать в хозяйстве. Раньше под крыльцом вообще ничего не лежало, и, кажется, бабка Агата предложила занять это неразумно пустовавшее пространство.

Тетя Сесилия открыла дверь и самым внимательным образом принялась меня рассматривать. Она никогда не отличалась особой вежливостью, поэтому я не слишком удивилась бы, если бы меня так и оставили бы стоять на пороге. Однако вдоволь налюбовавшись моим нарядом — я купила новый плащ болотного цвета, который в отличие от предыдущего не болтался на мне мешком, а сидел по фигуре, — тетя удовлетворенно кивнула и даже соизволила мне улыбнуться.

— А ты, я гляжу, похорошела. Ну заходи, коли пришла.

Я вошла и удивилась перемене, которая произошла в этом доме, который еще недавно казался мне самым мрачным домом из всех, что я видела. Тусклые обои в гостиной сменили светло-розовые в цветочек; взамен тяжелых бордовых штор из потертого плюша были повешены легкие лиловые занавески из органзы. Гостиная наконец приобрела вид жилого помещения, а не места оглашения приговоров.

— Вы сделали ремонт? — удивилась я.

— А что тут такого? — покосилась на меня Сесилия.

— Ничего. Просто удивительно видеть гостиную такой нарядной.

— Это еще начало, — улыбнулась польщенная тетя. — Я туг все переделаю. И дом перекрашу. Знаешь, мне и самой легче дышать стало. Вот приедет Мэгги, порадуется. А ты проходи, не стесняйся. Садись на диван. Может, ты голодна? Или кофе хочешь?

— Спасибо, я не голодна, — покачала головой я. — Моя новая домработница, мисс Пейн, кормит меня так, что я не могу выбраться из-за стола.

— И правильно делает, — одобрительно кивнула тетя Сесилия. — Раньше ты была совсем замухрышка, а теперь даже смотреть на тебя без слез можно…

Я даже не мечтала услышать от тети подобную похвалу. Это было так же приятно, как узнать от Майлса, что я стала почти красавицей.

— И одеваться стала как приличный человек, — продолжила Сесилия. — А то ходила в каких-то старых мешках, так и хотелось тебе милостыню подать.

— От кофе я бы не отказалась, — пропустив мимо ушей «старые мешки» и «милостыню», обратилась я к тете.

Сесилия сделала две чашки кофе и села напротив меня. Для нормальных людей в этом не было бы ничего необыкновенного, но для меня… Если бы мне велели вспомнить, когда я вот так сидела и пила кофе со своей тетей, я бы и под пытками не вспомнила ни одного подобного эпизода. Разве что семейные застолья в те времена, когда моя мама была еще жива. Но в них приходилось принимать участие всем родственникам, так что это не считалось.

— Слава тебе господи, Мэг наконец образумилась, — разоткровенничалась тетя. — Бросила своего красавчика-нахлебника. Ох, сколько ж он у нее кровушки-то попил, негодяй! А я ей говорила, не выходи за него, не пара вы с ним. И мама говорила. Только Мэгги никого не слушала. А ведь был же у нее ухажер — всем женихам жених. Ну, не красавец, конечно, зато работящий, а у отца — хозяйство большое. Так нет же, выскочила за этого голодранца. Только и взять, что смазливая мордашка. Видно, твой Лесли ее образумил. Хороший, наверное, человек — так за нее переживает. Я ему сказала, что денег у нас хватает и лечение я дочке своей могу оплатить. Но он отказался. Представляешь, Кэрол?

Я кивнула и едва сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха. Теперь мне стала понятна причина такого радушного приема. Тетя Сесилия, скупость которой была еще одной из тех многочисленных черт, что роднили ее с Агатой, таким образом пыталась отблагодарить через меня Лесли за денежки, которые ей не пришлось выкладывать. Теперь-то я уж точно могла рассчитывать на теткину откровенность.

Хотя в душе я посочувствовала Мэгги. Если моя кузина вернется в этот дом, история, без сомнения, повторится: мать будет пилить ее точно так же, как совсем еще недавно ее саму пилила бабушка Агата. Мэгги выдадут замуж за какого-нибудь фермера, вроде Пита Шелли, и тогда она превратится во вторую тетю Сесилию. Мне стало ясно, почему Мэгги так долго не хотела расставаться с мужем: она готова была тянуть свою лямку сколько угодно долго, лишь бы не возвращаться домой, к матери…

Я кивала, изображая видимое согласие с тетей, но меня так и подмывало сказать ей: «Тетя, вы что, не понимаете? Это ведь по вашей вине она вышла за Фредди. Это из-за вас, из-за бабушки Агаты она бежала из дому. Но разве вы сделали из этого хотя бы какие-то выводы? Ничего подобного. Вы собираетесь пилить ее до тех пор, пока она не повторит историю вашей унылой жизни».

Но даже если бы мне ничего не нужно было от тети, я все равно не сказала бы того, о чем думала. К сожалению, в этом не было никакого смысла. Родители, рассуждающие подобным образом, в критике, пусть даже самой объективной, видят одно лишь непонимание. Им кажется, что никто не знает их ребенка лучше, чем они сами, что никто не сможет о нем позаботиться так, как это сделают они. Позже они вспоминают слова, которые говорили им когда-то, и даже соглашаются с ними, но случается это тогда, когда уже ничего невозможно исправить…