бы ты ни делал всю оставшуюся жизнь.
Но пока тебе все это лишь предстоит. Однажды ты попробуешь закурить, и тебе это либо понравится, либо нет, хотя ты вряд ли понимаешь, что этот выбор будет стоить тебе десятков тысяч долларов, бесчисленных перерывов на кофе, проведенных на холоде и под дождем в обществе таких же отверженных, и в конце концов твоей жизни.
А потом, при тех или иных обстоятельствах, твоя рука ощутит удивительное тепло и мягкость девичьей груди, и ты сам не поверишь в случившееся, словно тебе вопреки всему разрешили погладить маленькое безволосое мифическое существо в его гнезде. Ты не вполне уверен в том, что делать дальше – следующий логический шаг вовсе не кажется тебе столь очевидным, – но в конце концов ты оказываешься с девушкой в постели, и это приводит тебя в полное замешательство. Все быстро заканчивается, и ты оказываешься по другую сторону, в мире, где уже мало что осталось сделать, поскольку все главные события твоей жизни, кроме двух, уже свершились.
Рано или поздно ты начинаешь отмечать для себя очередные этапы жизненного пути, просто чтобы как-то заполнить время, и они могут быть чисто поверхностными и показными – крутая машина, крутой дом, крутая работа – или же малозначительными для кого бы то ни было, кроме тебя самого. Тебе кажется, будто ты делаешь эти отметки своей собственной рукой, но на самом деле она принадлежит тому, кто намного моложе.
Это та самая рука, державшая первую сигарету, рука, касавшаяся груди девушки, которая чувствовала себя замерзшей и уставшей и которой больше всего хотелось оказаться где-нибудь в другом месте.
Это рука, которой ты натягиваешь одеяло до подбородка, когда ложишься спать у себя дома под утро, после того как впервые испытал секс с девушкой. Лежа в постели, ты понимаешь, что мир теперь стал совсем другим, и думаешь, почему он кажется почти тем же самым, и не сделал ли ты что-нибудь не так, не вполне правильно, и почему в реальности все оказалось куда менее значительным, чем ты представлял.
Рука определяет все.
Если долго и пристально смотреть на чью-то руку, можно увидеть все, что этот кто-то из себя представляет, каким он был раньше и что успел сделать.
Руки действуют. Руки творят.
Когда ты берешь кого-то за руку – он полностью принадлежит тебе.
Точно так же, как первая сигарета может оказаться пожизненным приговором, им может стать и другое. В первый раз это тебе очень понравилось, но ты чувствуешь, что еще не добрался до самой сути. Ты понимаешь, что должно быть и нечто большее, нечто такое, что соединит воедино мысли и реальность, мир внутри твоей головы и тот, что существует вовне.
Для большинства мужчин подобный поиск становится делом всей жизни, в бесплодных попытках не отстать от Прозорливца. Ибо он первым берет предпоследний барьер, сделав девушку беременной, и с тех пор лидерство его больше не волнует. Отныне вся его жизнь сводится к тому, чтобы зарабатывать деньги, обустраивать дом и сидеть по вечерам в одиночестве на заднем крыльце с бокалом пива, которое теперь по вкусу мало отличается от воды, глядя во двор и думая о том, что принесет ему следующий день.
Зачастую он первым пересекает и последнюю черту, из-за которой нет возврата, но в школе об этом никто тебе не скажет. В юности быть первым всегда кажется лучше, и лишь позже ты понимаешь, сколько времени растратил зря в бессмысленной погоне за лидером.
В каком-то смысле этот парень никогда не умирает, даже после того, как его находят в искореженной машине где-нибудь на сельской дороге. Он бессмертен и навсегда заронил в твою душу зерно сомнения. Именно он заставил тебя понять, что в тебе нет ничего исключительного и что ты никогда не будешь первым ни в одной гонке, которыми столь богата жизнь.
Его больше нет, но рано или поздно ты его встретишь. Он будет старше и худощавее, но однажды ты поймешь, что большая часть того, что, как ты полагал, совершалось по твоей собственной воле, на самом деле происходила лишь благодаря ему. Он всегда будет опережать тебя на шаг вперед, зная тебя намного лучше, чем знаешь себя ты сам. Он будет дергать за веревочки, ведя тебя по темным переулкам, а его рука будет рисовать новые, странные и жуткие квадратики, где ты должен поставить очередные галочки.
А когда ты наконец выполнишь его работу и будешь стоять, тяжело дыша, перед зеркалом, отражающим мир, из которого некуда бежать, ты увидишь его лицо.
Неожиданно зазвонил его телефон, и он замолчал, не договорив фразу.
Телефон продолжал звонить. Так уже было сегодня днем или, возможно, ночью – Нина не в состоянии была отличить одно от другого. И день и ночь выглядели для нее одинаково темными. Звонок напомнил ей, что, возможно, где-то в фургоне лежит и ее собственный телефон. Но он наверняка был выключен, а она – связана. Так что телефон ничем не мог ей помочь, но она о нем не забыла.
Несколько минут было тихо.
Потом телефон зазвонил снова, и на этот раз он ответил. Некоторое время он слушал, а потом сказал лишь одно слово: «Хорошо».
На этом разговор закончился.
Он снова закурил. Нина сразу же поняла: что-то изменилось.
– Что ж, он едет сюда.
Голос звучал по-другому, снова так же твердо, как и раньше.
– Стоит помянуть дьявола, как он тут как тут. Сам Прозорливец скоро будет здесь. И значит… мне все- таки придется это сделать.
Нина попыталась что-то сказать, однако сквозь кляп раздалось лишь бессвязное бормотание. Он снова быстро завязал ей глаза, и все вокруг опять погрузилось во тьму.
Фургон покачнулся – он встал и прошел мимо нее. Она услышала над головой нечто похожее на звук открываемого ящика. Последовало еще несколько тихих звуков, а затем он снова шагнул к ней. Раздался сухой щелчок.
Похоже, ее сфотографировали поляроидом.
Что-то с легким стуком положили на пол. Потом он оказался совсем рядом. Взял ее за правую руку, и она услышала его частое дыхание.
Ей стало страшно.
Он крепко перевязал ее плечо. Она попыталась оттолкнуть его, но тщетно. Что-то острое вонзилось в сгиб локтя. Она в ужасе замерла.
Снова его дыхание, неглубокое и частое.
Острый предмет оставался в ее теле несколько минут, может быть, пять или десять. Потом его вытащили.
Какое-то время он неподвижно стоял над ней, словно это был его последний шанс, затем отошел в сторону.
Что дальше? Что он собрался делать?
Она услышала, как из шкафа достали несколько металлических предметов – она вовсе не была уверена, что это не ножи. Легкий стук, звук чего-то поворачивающегося, запах, похожий на бензин. Затем – звук зажженной спички, хотя на этот раз за ним не последовал запах табачного дыма.
Она изо всех сил попыталась мысленно перенестись куда-нибудь в другое место. Вернуться к озеру. Увидеть его сверкающую черную поверхность под затянутым тучами небом, поверить, что стоит ей проснуться и повернуть голову – и она увидит сидящего рядом Уорда с легкой улыбкой на лице, явно озадаченного тем, как она кричала во сне.
Но перенестись туда она не могла. Слишком далеко.
Нина вынуждена была оставаться здесь, в фургоне, с этим человеком. Она прекрасно понимала, что он делает. Ее даже не слишком пугал звук ее собственной крови, льющейся в металлический сосуд, хотя при мысли о том, сколько крови у нее забрали, ее начало мутить. Но это еще можно было вытерпеть.
Куда хуже был запах, когда кровь начала кипеть.
Глава 27
Я почти не спал, хотя и пытался изо всех сил заснуть, не видя никакого иного способа быстрее дождаться наступления следующего дня. Без труда получив номер в «Холидей-инн», я лежал на широкой кровати, глядя в потолок и желая, чтобы тот исчез и дал мне возможность унестись в какое-нибудь другое
