Скобелев: исторический портрет

которое он оказывал на войска. «Он сидел спокойно на великолепном коне; его стройная, элегантная фигура виднелась издалека. Глаза следили за движением войск, лицо было неподвижное; иногда только брови сдвигались и его звучный голос перебивал шум битвы и его приказы слышались далеко. Конечно, солдаты с восторгом смотрели на такого командира и… все мы подпадали под влияние его военного энтузиазма и геройской натуры».

Крепость была взята штурмом. В ней был обнаружен захваченный ранее текинцами Шейново, предназначавшийся для подарка английскому генералу, обещавшему прийти с войсками на помощь. В цитадели было найдено неотправленное письмо тайного английского агента Холлидея, из которого становилось понятным подстрекательство англичан. В рапорте о взятии крепости Скобелев отметил их провокационную роль: «Текинцам была обещана помощь Великобритании».

Взятие крепости означало конец войны. Теперь Михаил Дмитриевич был больше всего озабочен умиротворением и успокоением завоеванного края, развитием хозяйства и торговли. Пришло время остановиться на политике Скобелева.

Внимательный читатель обоснованно заметит: мы знакомы с принципами Скобелева по Туркестану. Или теперь появилось что-то новое?

Да, в основе его политика оставалась той же, что и во время губернаторства в Фергане. Но было и новое: во-первых теперь, как начальник экспедиции, Скобелев всецело ее определял и направлял; во- вторых, он созрел не только как полководец, но и как политик, и формулировал политические принципы более четко и последовательно. По взятии Геок-Тепе он указывал: «Наступает время полной равноправности и имущественной обеспеченности для населения, раз признавшего наши законы. По духу нашей среднеазиатской политики париев нет… Чем скорее будет положен в тылу предел военному деспотизму и военному террору, тем выгоднее для русских интересов».

Помимо уже известной нам гуманности, Скобелев выдвинул другой важный политический принцип. Он считал особенно важным завоевание доверия и дружбы простого народа. Заигрывание же с местной верхушкой было, по его мнению, ненужным и даже вредным. В одном из приказов он писал: «В Закаспийском крае чем скорее мы отстанем от вполне ложной системы ласкательства разных казн, ханов и проч. и сблизимся с массой бедного народа, тем лучше для нас… политика наша с 1861 г. в Киргизской степи (казахской. — В.М.), основанная на началах гуманности, уже дает хорошие результаты… вот почему я придаю важность созданию отношений добрых и доверчивых между нами и населением». Привилегии местной феодальной знати, основанные на богатстве, насилии и патриархальных обычаях, согласно политике, проводившейся Скобелевым, должны были уступить место закону, одинаковому как для богатого, так и для бедного туркмена. Это, конечно не значит, что Скобелев не считался с ролью местной знати. Напротив, он учитывал ее силу и авторитет в этом во многом еще патриархальном обществе. Через десять дней после взятия Геок-Тепе он писал начальнику гарнизона крепости А.Ф.Арци-шевскому: «Предлагаю Вам отпустить из Геок-Тепе семейства, которые изберут препровождаемые мною старшины… по прилагаемому списку… Прошу Вас, по возможности, обеспечить оставшиеся еще в нашей власти семейства, не допуская никаких обид. Разрешаю, в случае надобности, расходовать на них из магазина часть… запаса… Признаю необходимым, кроме того, оказывать им медицинскую помощь… Объявите по войскам, что ко мне стали приходить почетные лица с изъявлением покорности… потому всем начальникам не только самим обращаться ласково, но и внушить подчиненным. Подтвердите это войскам, дабы неуместной грубостью кого-либо не обидеть». Прекрасно знавший восточные обычаи, Скобелев предостерегал от первого впечатления, которое мог произвести костюм лица, изъявившего новой власти свою лояльность. На Востоке, указывал он, засаленный и даже рваный халат вовсе не означает бедности и низкого общественного положения.

Еще один, нам уже известный политический принцип Скобелева — равноправность туркмена и русского. Сначала он уравнял в правах и в довольствии с русскими солдатами туркмен-верблюдовожатых, игравших в походе важную роль (на шесть верблюдов полагался один вожатый), потом — всех туркмен, так или иначе обслуживавших войска, а затем и все население. В приказе, посвященном этому политическому аспекту, Скобелев писал: «Со дня вступления моего в командование войсками, действующими в Закаспийском крае, я поставил себе в основание не только удовлетворять находящихся на службе туземцев в исправности всем положенным, но совершенно сравнять их положение с нашим собственным, ибо в этом, главным образом, сила России в Средней Азии. Из рабов мы стремимся сделать людей, это важнее всех наших побед».

После окончания военных действий Скобелев был больше всего озабочен облегчением участи всей массы населения и нормализацией жизни. Об этом говорят, например, следующие его указания Арцишевскому: «Только что переговаривался с Сафи-ханом и, кажется, дело умиротворения пойдет на лад. Надо не допускать войска до насилий и следить за распространителями ложных слухов, смущающих народ. Ничего не имею против того, чтобы подобных господ научить полевым судом. Делайте все возможное для облегчения участи несчастного населения. Русские лежачего бить не умеют». Для разрешения споров по владению брошенным после штурма крепости имуществом он рекомендовал создать суды из представителей местного населения. В другом письме он предлагал использовать персидских рабочих для присмотра и орошения полей, население же возвращать на места и в течение месяца полностью нормализовать жизнь.

Великодушие Скобелева и его отрицательное отношение к военно-бюрократическому режиму были хорошо известны. Поэтому многим современникам был непонятен его приказ о предоставлении взятой штурмом Геок-Тепе в трехдневное пользование войск, то есть на разграбление. Объясним мотивы, двигавшие Скобелевым. Дело в том, что согласно азиатским, в том числе среднеазиатским представлениям о войне, победа, даже, по европейским понятиям, полная и убедительная, не была победой, если за ней не следовала та или иная форма насилия над побежденным. Лишь насилие превращало ее в полную победу, и лишь при этом условии она считалась таковой и победителем, и побежденным. Это восточное мышление, складывавшееся и утверждавшееся веками, заставляло турок, текинцев и других восточных воинов пытать и обезглавливать раненых и пленных (в наши дни укажем на Чечню). Для понимания действий Скобелева характерен следующий его диалог с отрядным врачом О.Ф.Гейфельдером. На выражение последним своего недоумения и несогласия с приказом Скобелев ответил:

«— Вы этого не понимаете, любезный доктор, это особенность азиатской войны… Если бы я не разрешил разграбления Геок-Тепе, то азиаты не считали бы себя побежденными. Разрушение и разграбление должны сопровождать победу, иначе они не будут считать ее победою.

…Теперь, по прошествии нескольких лет, — писал доктор Гейфельдер уже в 1892 г., — благодаря приобретенной опытности и знакомству с азиатской жизнью, мне понятнее аргументация Скобелева в этом отношении, но в то время он не мог убедить меня».

Как отнестись к этому приказу? Конечно, первая мысль — осудить Скобелева. Но это было бы анахронизмом, модернизацией истории. Азиатская военная этика имела и другую сторону. Русских офицеров сначала изумляло, что в безнадежном положении противник предпринимал наступательные действия, обреченные на неизбежное поражение. С приобретением опыта местной войны и из разъяснений пленных они поняли эту своеобразную психологию, вынуждавшую среднеазиатских воинов во имя требований Корана и военной чести даже после фактического поражения делать последнее усилие. После его неудачи они смирялись с поражением, считая свой долг выполненным. Не прими Скобелев своего решения, текинцы восприняли бы это как слабость, а его победу — всего лишь как полупобеду. Они рассуждали бы: все-таки он не смог побить нас по-настоящему. Значит, Аллах еще не оставил нас, мы еще поборемся. Сопротивление продолжилось бы, приняв, скорее всего, очаговый характер, война затянулась бы. После же выполнения приказа Скобелева рассуждение было уже другим: значит, так хочет Аллах. Надо покориться. Скобелевым руководила не жестокость, а необходимость, которая действительно положила конец массовому сопротивлению и имела, как это ни парадоксально, гуманные последствия. (Вспомним его беседу с Марвином.)

Если же оценивать действия Скобелева с позиций сегодняшнего дня, то его приказ ни в коем случае не может быть оправдан. Иллюстрируя колониальный характер войны, он в противоречивых тонах рисует и самого Скобелева, который, с одной стороны, добивался установления в завоеванном крае законности, равноправия и порядка, с другой же, ведя войну в Азии, допускал использование в ней азиатских методов. Мы хотим выявить и показать читателю не припомаженного Скобелева, а такого, каким он был: