человечеством, и, похоже, очередь дошла и до него. Земли, по которым проходили его солдаты, менялись неузнаваемо. После завоевания эти земли нужно было обживать заново. Должно быть, самое страшное, чем может поразить господь бог человека, — слепота души, невежество. Бесконечные просторы и дороги вселенной не пустынны. Кладбищем их делает война. Россия — тоже не просто пространство с народонаселением. Это еще и возможности народонаселения, что как раз и не было учтено в плане Барбаросса. Наполеон тоже не учел этого… Вспомнился старик в степном донском хуторе. Август. Жара. У колодца очередь водоносов разных частей. Стук жестяной посуды, крики, ругательства. На пороге дома недалеко от колодца сидел старик в старом картузе. Лицо загорелое, изрезанное морщинами, в седой бороде. Глаза голубые, ясные. Он сидел, смотрел на гвалт у колодца и молчал. Большую часть жизни своей он прожил при царе, наверняка сражался с германскими солдатами в ту войну и теперь с презрением смотрел на этих солдат как на захватчиков. Старик даже не пошевелился, когда к нему подошли офицеры, а потом и он сам, Паулюс.
Но тогда все выглядело и шло, как и должно было выглядеть и идти. Дивизии двигались подобно римским легионам, и трудности только добавляли им доблести. Сегодня полнокровная армия, которую он провел через жгучие пыльные степи, напоминала умирающего, в обессиленном теле которого отчаянно билась жизнь, и от него зависело — угаснет эта жизнь или продолжится.
Было далеко за полночь, когда Паулюс, чтобы сохранить силы для завтрашнего дня, снял китель и растянулся на своем жестком матраце.
Сон не сразу одолел генерал-полковника. Раза два он просыпался. Первый раз от жесткой тряски за плечо. Открыл глаза — никого. В низкое, заминированное, затянутое колючей проволокой окно проникал мертвенно-белый свет ракет, слышался гул близкого боя и напряжение стиснутого холодом камня подвала.
Вторично его разбудили крики. Старики, женщины, дети в грязных, длинных и оборванных одеждах окружили его машину, кричали, хватали за руки, за полы мундира.
— Что вам нужно? Я ничего не знаю! — кричал толпе Паулюс.
— Знаешь! Знаешь!..
Толпа качалась, напирала, упругое кольцо передних колебалось, сжималось вокруг машины. И с каждым толчком толпы нарастало что-то тревожное. Закатное солнце желтило истоптанную рожь за селом, отсвечивало на стеклах нырявших в пыли машин.
Ответы Паулюса толпа принимала злобно, голоса ее сливались в едином ропоте.
«Есть ли хоть один счастливый в этой толпе?» — лихорадочно соображал он. Лица кричавших сравнялись в гневе, обжигали взглядами, требуя одного ответа на все.
И снова никого рядом, когда Паулюс открыл глаза.
А пока он спал, уже под утро из подвала универмага вышел немецкий офицер-переводчик, посланный начальником штаба 6-й армии генерал-лейтенантом фон Шмидтом. Перед въездом во двор стоял советский танк Т-34. Из люка выглядывал молодой офицер. Размахивая белым флагом, немец подошел к танку, сказал танкисту:
— Прекратите огонь! У меня есть для вас чрезвычайно важное дело. Повышение и орден вам обеспечены. Вы можете пойти со мной и взять в плен командующего и весь штаб 6-й армии.
Командир танка спустился в люк. Немец услышал, как загудели умформеры передатчика, заработала рация.
Увидев белый флаг, Казанцев приказал прекратить огонь, выждал минуту-другую и одновременно с Карпенко выпрыгнул из окна на мостовую. По мостовой и обгоревшему цоколю здания зазвенели пули.
— Фашисты, они и есть фашисты. — Волоча правую ногу, Казанцев отполз за кучу щебенки и битого кирпича.
— Вы ранены? — Карпенко свалился рядом с Казанцевым и полоснул на выстрелы из автомата.
— Коленку зашиб. Ах… Ну-к сыпани им в мотню, чтоб руками выгребали.
Из соседних развалин тоже дружно ударили по универмагу минометы и пушки.
Минут через десять к железным воротам универмага снова вышел немецкий офицер с белым флагом. Казанцев предупредил Карпенко и поднялся во весь рост. Из развалин по соседству вышли еще человек семь. Это были старший лейтенант Ильченко, лейтенант Межирко и пять автоматчиков. Казанцев позвал Плотникова и пленного фельдфебеля. Десятка за три шагов до ворот немец с белым флагом крикнул чисто по-русски: «Осторожно! Мины!»
Пришлось обходить с другой стороны. У въезда во двор стоял танк.
— Это вы радировали? — спросил Ильченко командира.
— Так точно, — ответил командир танка, молоденький лейтенант с жгутиком усов под носом. Выпрыгнул из машины и присоединился к общей группе.
— Предупредите экипаж на всякий случай, — посоветовал лейтенанту Ильченко. — Командиру бригады полковнику Бурмакову я уже сообщил. В штабе армии тоже уже знают, наверное.
У входа в подвал стояли двенадцать офицеров. Охрана. Они остановили Казанцева и его спутников. Немецкий офицер, выходивший к воротам с белым флагом, сказал русским: «Подождите минутку!», исчез в черной щели входа в подвал. Вскоре он вернулся и пригласил двух офицеров, предложив им оружие оставить.
— Оружие нам оставлять незачем, — коротко отрезал Ильченко. — Наш переводчик тоже с нами пойдет.
Немец пожал плечами: «Ничего, мол, не поделаешь». Сделал знак, что можно идти.
В подвале было душно, сыро, под ногами шуршала бумага. Глаза Казанцева после уличного света почти ничего не различали, потом огляделся. В нишах и на выступах горели свечи и плошки.
Появление русских офицеров в подвале привело немцев в замешательство. Поднялся шум, крик. Расталкивая друг друга, они бросились услужливо освобождать дорогу. Казанцев ничего не понимал из того, что говорили и кричали немцы. Он только несколько раз довольно четко разобрал: «Капут!» Ильченко тоже услышал это слово, и они переглянулись: «Кому же капут?» Казанцев усмехнулся, шевельнул густыми бровями: «Черт с ними! Посмотрим!»
Привели в кабинет генерал-майора Росске. В кабинете горело несколько свечных огарков, было накурено и еще более душно, чем в коридорах, где толпились солдаты и офицеры. Росске предложил закурить. Когда все сели, в комнату неожиданно вошел высокий плотный генерал. Он махнул вскочившему Росске, чтобы тот не обращал на него внимания, присел на стул, согнулся — тонкое сукно кителя на толстой спине его туго натянулось, — опустил руки между ног, стал прислушиваться к разговору.
Казанцев не выдержал и спросил пришедшего через фельдфебеля, что ему нужно и почему он молчит. Генерал, не меняя положения, сказал:
— Не беспокойтесь, господа. Я здесь в качестве наблюдателя командующего армией. — Повернулся к Росске, сказал что-то, резко оттолкнул стул, встал и вышел.
Росске, улыбнувшись, объявил, что переговоры продолжить они не могут: необходимо присутствие офицеров старше по званию. Казанцев и Ильченко согласились и вышли. Двенадцать офицеров 194-го полка из дивизии Росске продолжали стоять у подвала. В нескольких шагах от них расхаживали советские автоматчики. Их заметно прибавилось.
У выхода из подвала Казанцева и Ильченко догнал немец — парламентер, выходивший с белым флагом из железных ворот универмага.
— Можете радоваться. Теперь вы возьмете в плен не генерал-полковника, а генерал- фельдмаршала, — таинственно и доверительно сообщил он. — Ночью радиограмма получена.
Вокруг универмага стрельба уже прекратилась. Только у школы, метрах в семистах от универмага, шел огневой бой с полуокруженной немецкой ротой.
К восьми утра к универмагу прибыла группа старших офицеров. Вскоре появились и офицеры штаба 64-й армии во главе с начальником оперотдела армии полковником Г. С. Лукиным.
Адъютант Паулюса полковник Адам хотел проверить полномочия на ведение переговоров. Но это требование было отклонено.
Появление советских офицеров, как и в первый раз, произвело в подвале замешательство. На этот раз советских офицеров провели в кабинет начальника штаба армии генерал-лейтенанта Шмидта. В кабинете Шмидта в этот момент находилось семь человек. В их числе и командующий южным котлом
