Олег бродил по слабо освещенному цеху лесопилки. Вот кругляк под распил: бревна аккуратно сложены. Олег присмотрелся: в торцы некоторых бревен вбиты гвозди. Зачем, интересно? Он чуть отошел и замер: если визуально соединить бревна с вбитыми гвоздями прямыми линиями, то они образовывали буквы. Поняв закономерность, Олег разлыбился, как дурачок, которому показали палец. Он по-шпионски осмотрелся по сторонам, убедился, что рядом нет никого, кто мог бы покуситься на его открытие. Достал блокнот с ручкой и начал выписывать символы, которые образовывали «гвозданутые» бревна. В итоге у него получилось:
«ENl314». Олег вразвалочку, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, подошел к машине и только там взял рацию в руки:
– Собираемся около машины. Прием.
Через две минуты все были в сборе.
– Где код был? – поинтересовался Дима.
– В бревнах, – гордо ответил Олег, – в некоторые из них были вбиты гвозди. Вот… – Он показал листик с начертанной схемой.
Сайт принял код как правильный. Скоренько подсчитали: теперь они отстают от «Отморозков» всего на пятнадцать минут. Сейчас бы рвануть на следующий уровень, но… Наташи все еще не было.
– Твою мать, где ее черти носят? – выругался Максим.
– Да уже должна была быть здесь, – согласился Дима с виноватой интонацией в голосе. – Давай я все- таки пойду ей навстречу по рельсам…
– И что толку? Вам потом все равно вместе к машине возвращаться, – резонно заметил Максим.
– Может, что-то случилось, может, помощь нужна. Даже если бы пешком шла – уже успела бы. А она бежала.
– Бежала бы – уже бы три раза прибежала. Ладно, топай. Мы здесь вас ждем. Аня, давай посмотрим следующее задание.
Но не успели все разойтись, как у Димы зазвонил телефон.
– Дима, это я! – раздался голос Наташи. – Я за Терновском, километров тридцать дальше по железной дороге. Я буду ждать вас здесь в будке на переезде!
– Каком переезде? Как ты там оказалась? – в полной растерянности расспрашивал Дима.
– Не могу говорить долго: я взяла чужой телефон! Это железнодорожный переезд перед поселком… Каким? Солы! Если ехать из Терновска в Солы, будет красная будка на переезде, я тебя здесь жду.
Наташа оборвала связь. Все вопросительно уставились на Диму.
– Она… – Дима мямлил, отлично понимая, что новость паршивая и что Максим сейчас будет чертовски зол. Ему хотелось придумать для Наташи какое-нибудь оправдание, но факт оставался фактом. – Она где-то за Терновском. Говорит, километров на тридцать дальше.
– Давай за руль, – процедил сквозь зубы капитан, и все быстро расселись по местам. Дима повернул на трассу, ведущую в Терновск.
Тишина в машине давала надежду, что Максим отнесется к случившемуся с юмором.
– Какого хрена она там делает? Как она там оказалась? Дима, ты понимаешь, что теперь из-за этих твоих сисек мы потеряем все преимущество? Чтобы туда доехать и вернуться, мы угробим минут сорок… – Разъяренный капитан вроде выдохся. Но добавил: – Вот уж подстава так подстава!
Дима тоже был зол. Честное слово, если бы не игра, он не спустил бы Максу эту грубость. Но по сути друг был прав, а ему крыть нечем. Пришлось промолчать.
Когда Наташа убедилась, что световые «вопли» фонарика машинист не замечает, она вспомнила о рации. Однако поезд уже вышел из зоны действия – рация брала только километра на три- четыре. Пошарила по карманам: мобильника нет – опять оставила в салоне. Это случалось каждый второй раз, когда она выходила из машины. Значит, связи с командной никакой. Вариант только один – как-то остановить поезд. Наташа еще раз наклонилась к зияющей пропасти между первой платформой и тепловозом – нет, точно не преодолеть. Там даже не видно, куда ногу можно поставить. А если утянет под платформу? Бррр! Она попробовала еще раз поорать во всю глотку, но шум работающего дизеля полностью заглушал все звуки.
Наташа села на корточки, склонив голову к коленям. О чем-то задумалась. Вдруг со злости швырнула кусок угля в сторону леса. Еще посидела какое-то время. Потом приподняла голову, и ее лицо озарила улыбка. Она выбрала подходящий кусок и изо всех сил швырнула в окно тепловоза. Четвертый бросок оказался результативным: уголь разбился о стекло, и этот звук услышал машинист. За мутным оконцем, в скудном свете кабины, показалась его физиономия. Он изумленно щурился в темноту, пытаясь понять, что происходит. Наташа скорчила рожу и посветила себе фонариком в лицо. Наконец-то состав начал тормозить.
Когда скорость снизилась, она спрыгнула. Кажется, подвернула правую ногу, но подхватилась и, даже не почувствовав боли, пустилась бегом по рельсам назад. Отмахав без оглядки минут пять, совсем запыхалась и перешла на шаг. Болела ступня. Девушка обернулась – никто за ней не гнался. Тогда она, прихрамывая, тихонько пошла вперед. Рация по-прежнему не работала. Вскоре на пути показался свет – это фонарь освещал железнодорожный переезд, на котором стояла будка.
Подойдя к желтой облезлой двери, она постучала три раза. Выглянула добродушного вида старушка в ярко-оранжевой униформе. Осмотрела Наташу с макушки до пят: вся перемазанная угольной пылью, взлохмаченная, она представляла собой довольно жалкое зрелище.
– Дитя мое, господи, с тобой-то что стряслось? – проговорила старушка, открывая пошире дверь и пятясь внутрь, приглашая этим гостью зайти.
– Я прошу прощения, у вас есть телефон? – спросила Наташа.
– Испорченный он. В селе вон телефон только у начальника переезда работает. Хорошо хоть электричество пока не отключили… да ты заходи, лицо тебе вытрем. Мне тут о телефоне мечтать только. Просто, девонька, возраст, уж если что случится, даже позвонить не могу, позвать кого на помощь. В село идти надобно.
Наташа зашла. Кирпичная снаружи, внутри будка была обшита вагонкой. В углу – масляный обогреватель, который старательно поддерживал духоту в помещении. Около окна, выходящего на железнодорожное полотно, висели связки репчатого лука. Стол покрыт клеенкой в клеточку, и в каждой клеточке изображена уточка.
Бабушка пригласила Наташу сесть на лежак, который служил ей одновременно рабочим местом.
– У нас тут дела такие… Машинист тепловоза, нехристь эдакий, привидение ему примерещилось, так он состав целый остановил. Черте что такое. Я уж сообщу куда следует, спасу от этих алкоголиков нет. Да ты чего ж, вот тебе полотенце, вытри лицо, а то сама как привидение сидишь.
Наташа улыбалась, стыдливо опустив глаза. Вытерла лицо, поблагодарила.
– А что, тебе позвонить нужно?
– Ну, было бы замечательски…
– Так это мы вот как обустроим. Я шлагбаум опущу, машина какая подъедет, а ты подойди, попроси телефон позвонить. Ты откуда будешь-то?
– Да вот, мимо проезжала… – уклонилась от прямого ответа Наташа. – А родилась я в Гомеле, это в Белоруссии, если вы это имели в виду.
– В Гомеле?! Вот так встреча! Родная моя, я же тоже тамошняя! Я жила в деревеньке под Хойниками… ее уж и на картах-то нет. Попали мы в зону отчуждения, и выселили нас пятого марта… двадцать лет назад, а как сейчас помню. Посадили в автобусы и вывезли. И не было меня больше на земле родной. Вона куда занесло, но притерпелась и прижилась, не в том теперь беда… – Старушка уселась за стол, подперев кулаками голову. – Самое печальное, девонька, с дочкой получилось. Когда она решила замуж идти за городского бандита, я ей так сказала: если ты замужем за этим негодяем окажешься, то матери не будет у тебя больше… хотела собой ее шантажировать, чтобы послушалась мать родную. Подлый он человек был, сел потом. Вышла все-таки за него. А когда дочку родила да подрастила, так сказала ей, что бабка у нее прокаженная, из зоны отчуждения. Сказала, чтобы никогда со мной внучка не роднилась. Больно, девонька, ой как больно-то! Так и нет у меня теперь никого из близких, каждому человеку рада, кто ко мне заглянет. В дом мой в селе или сюда вот редко кто заходит.
Женщина склонила голову к столу. Наташа не видела ее лица, но чувствовала – если бы она могла еще плакать, сейчас бы плакала.
