Спасский, Пушкин попросил, чтобы к нему позвали с улицы первого встречного священника. Он исповедовался и причастился Святых Тайн. Спасский нашел, что пульс слаб. Поэт устало проговорил: «Смерть идет, — а затем добавил, — Жду слова от царя, чтобы умереть спокойно». Около полуночи, когда пришел хирург Арендт, поэт повторил те же слова. Осмотрев раненого, Арендт поспешил во дворец и, узнав, что Царь Николай I в театре, попросил кого-то из слуг передать ему записку. Поэт Василий Жуковский, близкий друг Пушкина, был тоже у смертного ложа, и, услышав пушкинские слова, сам попытался найти Государя.
Не успел вернуться Арендт, как поступило известие, что Царь просит доктора срочно сообщить ему подробности. Николай велел сказать: «Я не лягу спать. Буду ждать от вас известий». Император прислал также Пушкину записку, написанную им лично карандашом, которую он просил вернуть ему после прочтения. В ней сообщалось: «Если Бог не приведет нам свидеться в здешнем свете, посылаю тебе мое прощение и последний совет: умереть христианином. О жене и детях не беспокойся; я беру их на свои руки». Пушкин, по свидетельству его близкого друга Вяземского, находившегося у постели поэта, был чрезвычайно тронут этими словами.
Тем временем Жуковский, прибыв в Зимний дворец, узнал, что Царь ждет известий. Он рассказал Николаю I о том, что Пушкин принял причастие и выразил беспокойство о судьбе своего секунданта Данзаса, так как дуэли считались нарушением закона, а с точки зрения церкви — грехом. По воспоминаниям Жуковского, в ответ Царь сказал: «Я не могу переменить законного порядка, но сделаю все возможное». Затем Николай I выразил удовлетворение тем, что Пушкин выполнил свой христианский долг, и повторил обещание позаботиться о его супруге и детях. Жуковский писал: «Я возвратился к Пушкину с утешительным ответом государя. Выслушав меня, он поднял руки к небу с каким-то судорожным движением и произнес: «Вот как я утешен! Скажи государю, что я желаю ему долгого царствования, что я желаю ему счастия в его сыне, что я желаю ему счастия в его России». Эти слова он говорил слабо, отрывисто, но явственно».
Два дня Пушкин, ужасно страдая, находился между жизнью и смертью. Когда ему становилось легче, поэт звал жену и утешал ее: «Будь спокойна, ты не виновна в этом. Не упрекай себя моей смертью: это дело, которое касалось одного меня». Пушкин просил сказать Дантесу, что прощает его. Дантес, который был лишь легко ранен, засмеялся в ответ и произнес: «Что ж, скажите ему, что я тоже его прощаю.»
Потрясенным горем друзьям, которые, сменяясь, несли постоянное дежурство у постели поэта, Пушкин сказал: «Жизнь кончена». Незадолго до смерти он попросил Натали покормить его с ложечки моченой морошкой, и это было последнее, трогательное напоминание о щедротах земли русской. Вскоре Пушкин вздохнул и промолвил: «Кончена жизнь». Тридцатисемилетний поэт скончался. Упав без сил на мертвое тело мужа, Натали в отчаянии истерически восклицала: «Прости меня! Прости меня!»
Когда известие о смерти поэта разнеслось по городу, началось нечто невообразимое, изрядно встревожившее власти. На улицах появилось и стало нарастать непредвиденное волнение. Один из современников описывал городские события так: «Весь Петербург был на ногах. Всех охватило страшное смятение. По мосту на Мойке, возле его дома, было не проехать и не пройти. Толпы людей и вереницы карет осаждали дом с утра и до самых сумерек. Извозчикам в разных уголках Петербурга приказывали просто: «К Пушкину», — и этого было достаточно. Казалось, каждый, включая тех, кто не умел ни читать, ни писать, считал своим долгом отдать последнюю дань уважения почившему поэту». В течение трех дней, пока тело Пушкина находилось в доме, множество людей — до 32 тысяч за день — беспрерывной вереницей шли мимо гроба; пришлось разобрать часть стены, чтобы все могли проститься с покойным. Приходили представители всех слоев общества — студенты, военные, дети, простолюдины в овчинных тулупах, извозчики, купцы. За три дня было продано две тысячи экземпляров «Евгения Онегина», и книгопродавец Смирдин за работы Пушкина в одну неделю выручил сорок тысяч рублей. Смерть поэта стала национальным горем; даже крестьяне говорили об этом на улицах. Один старик, всхлипывая, неподвижно стоял у гроба. Князь Вяземский спросил его: «Вы были знакомы с Пушкиным, не так ли?». Старик обратил к нему лицо, по которому текли слезы, и ответил просто: «Нет, но я русский».
В газете «Литературные прибавления к Русскому инвалиду» поместили некролог в траурной рамке: «Солнце нашей поэзии закатилось… Всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!». «Россия без Пушкина!», — писал Гоголь, — «как странно… Все наслаждение моей жизни, все мое высшее наслаждение исчезло вместе с ним… Все, что есть у меня хорошего, всем этим я обязан ему». Непосредственный, храбрый Давыдов, теперь уже генерал, убитый горем и ошеломленный, вопрошал: «Как можно, чтобы нашего величайшего поэта убил какой-то французский пижон?»
Лермонтов, охваченный яростным негодованием, отозвался на смерть Пушкина со всей страстностью натуры. Он схватил перо и за один день сочинил эмоциональную гневную элегию «На смерть поэта». Лермонтов обвинял Царя и
Страсти были так накалены, что правительство опасалось публичных выступлений. Люди грозились убить Дантеса. Слышался ропот против иностранцев и даже против иностранных докторов, лечивших Пушкина. Дантеса разжаловали, уволили со службы и выслали из России.
Гроб с телом Пушкина перевезли под охраной в Михайловское, причем ехали быстро, в ночное время. На каждой ямской станции были выставлены полицейские, а там, где меняли лошадей, у гроба ставили конвойных. И здесь, в тишине монастырского двора неподалеку от Михайловского, где Пушкин с таким удовольствием слушал сказки старушки-няни и написал так много несравненных, бунтарских, ярких произведений, он наконец нашел покой, и его звонкий заразительный смех уже никому больше не довелось услышать.
«Железный Царь» сдержал свое последнее обещание Пушкину. Своей собственной рукой он написал приказание принять следующие меры для обеспечения благополучия его семьи:
1. Заплатить все долги Пушкина (которые составили сумму, превышавшую 120 тысяч рублей).
2. Заложенное имение его отца очистить от долга.
3. Вдове назначить пенсию и дочерям по замужество.
4. Сыновей произвести в пажи и на воспитание каждого по 1500 рублей по вступление в службу.
5. Сочинения издать на казенный счет в пользу вдовы и детей.
6. Выплатить единовременное пособие в размере 10 тысяч рублей.
Позже Император распорядился, чтобы были уничтожены любые произведения, наносящие оскорбление памяти поэта, чтобы адресованные ему письма были возвращены авторам, а собственные пушкинские заметки, включая те, что были предназначены для публикации в «Современнике», и тому подобные черновики были каталогизированы и сданы на хранение. Николай I повелел также возвратить в государственные архивы все документы, с которыми Пушкин работал.
Вслед за Пушкиным в 1841 году ушел из жизни и Лермонтов. В возрасте двадцати семи лет в диких горах Кавказа, столь любимых им, Лермонтов был убит на дуэли офицером, дерзко насмехавшимся над женщиной, за которой они оба ухаживали. Жутко сознавать, что поэт предвидел свою смерть. В одном из своих знаменитых стихотворений, «Сон», созданном в 1839 году, он писал:
Что касается Гоголя, то он, оставив Россию всего за год до смерти Пушкина, в 1836 году, отправился в путешествие и за двенадцать беспокойных лет исколесил всю Европу, лишь изредка наведываясь в Россию. Гоголь предполагал, что «Мертвые души» составят трилогию, в которой будут три части: Ад, Чистилище и
