лбу. — Игорь! Нет, тут что-то не то… Откуда?
Он прошелся несколько раз по комнате и, остановившись у окна, начал барабанить пальцами по стеклу.
— Нет! Не могу себе представить, — сказал он через несколько минут. — Не укладывается в голове.
Виталий Павлович вернулся к столу, сел в кресло, но сейчас же встал и снова заходил по комнате. Было видно, с каким трудом он сдерживал себя. Гнев, возмущение, горе и отчаяние переполняли душу, рвались наружу. Ему хотелось кричать, топать ногами, рвать на себе волосы…
— Нет! Это какое-то недоразумение… Какое-нибудь случайное стечение обстоятельств… Вы с ним говорили?
— Да.
— Ну и что?
— Он сознался.
— Сознался? Сознался в том, что доставал у воров документы для иностранцев и что собирался бежать за границу?
— Да.
— Бежа-ать? — с ужасом переспросил Виталий Павлович. — Зачем бежать?
— Не бежать, но поехать недели на две… Посмотреть, как люди живут, а заодно и себя показать. Здесь ему скучно, а кроме того, он никому и ничему здесь не верит, — спокойно ответил Константин Семенович. — Вы прозевали сына, Виталий Павлович…
— Боже мой! Прозевал? Неужели прозевал? Прозевал… прозевал… — механически повторял Уваров, пытаясь вдуматься в смысл этого слова. — Прозевал… прозевал… Катастрофа!..
С последним словом, он повалился в кресло, облокотился на стол и, сжав голову ладонями, зажмурился.
— Не отчаивайтесь, Виталий Павлович, — тихо сказал Константин Семенович. — Во всем этом больше мальчишеского… Я затем и пришел, чтобы не только предупредить вас, но и выяснить, помочь…
— Кто вас уполномочил? — не открывая глаз, спросил Уваров.
— Начальник управления милиции. Да и сам я… Вспомните свою юность, Виталий Павлович. Мы тоже не мирились с однообразием и скукой… И тоже бегали…
— Да! Я бегал! — тяжело вздохнув, проговорил Уваров. — Действительно, я убежал из дома… Но куда? Я на фронт убежал, к Щорсу!
— Ну, а сейчас фронтов нет.
— Ах, не то вы говорите! — простонал Уваров. — Не успокаивайте меня, пожалуйста!
Константин Семенович замолчал. Было ясно, что, пока Уваров не успокоится, пока хоть сколько- нибудь не уляжется его горе, с ним бесполезно говорить.
— Избаловали? — вслух спросил себя Виталий Павлович и встал. — Да. Избаловали. Я и жена… Боже мой! Но ведь мы не одни… Как вы считаете, мы не одни такие?
— Безусловно. Детей балуют многие родители, и не только те, что с высоким окладом.
— Но у них ничего такого не происходит…
— Происходит, но по-разному. Это зависит от многих причин и не последнюю роль играют индивидуальные свойства ребенка.
Виталий Павлович остановился напротив Константина Семеновича, напряженно вслушиваясь в его слова. Глаза его уже не бегали беспокойно по сторонам, и было видно, что он старается сосредоточиться на том, что говорит директор.
— Индивидуальные свойства ребенка? — переспросил он. — Что это значит?
— Врожденные свойства.
— Наследственные?
— Да.
— Вы считаете, что наследственность играет какую-то роль при воспитании?
— Громадную. Даже близнецы, которых одинаково воспитывают, вырастают с разными характерами.
— Извините… Я сейчас вообще плохо соображаю… Чем больше думаю, тем меньше понимаю… Мне всегда казалось, что если сын растет, вращается в нашем советском обществе, то это и должно его воспитать. Школа, пионеры, комсомол…
— Верно. Но ведь и среду нужно воспитывать, — сказал Константин Семенович и немного погодя прибавил: — Сознательно воспитывать!
— А что значит «сознательно»? Конечно, сознательно. Как же иначе?
— Я не могу и не хочу оправдывать школу. Школа имеет возможность воспитывать не только детей, но и через детей влиять на семью… К сожалению, школа пока с этим плохо справляется. Ее нельзя строго винить, Виталий Павлович. Да вам и не станет легче от сознания, что и школа виновата. Случай с вашим сыном, можно сказать, из ряда вон выходящий, но это сигнал. Тревожный сигнал, и пройти мимо, отмахнуться нельзя… Беда, может, в том, что школа готовила детей для будущего, забывая, что они живут сегодня… Отсюда и многие качества…
Виталий Павлович уже не слушал. Он снова ходил по комнате, думая о чем-то своем, и, казалось, совсем забыл о присутствии Константина Семеновича.
— Нет… тут что-то не то… какое-то недоразумение, — бормотал он, но уже не так уверенно, как вначале. — Нет… не могу поверить… Позвольте. Вот вы сказали, что Игорь никому не верил… Что значит «никому»?
— Никому — это и значит — никому.
— Мне?
— И вам в том числе. Думаю, что как воспитатель, как отец, вы были не на высоте.
— Что же теперь делать?
— Надо ждать окончания следствия. Дело передается в комитет госбезопасности, и там, конечно, разберутся. Важно выяснить, каким образом он запутался и кто стоит за его спиной. Вначале он всё отрицал… Между прочим, он очень рассчитывал на заступничество матери…
— Ну еще бы… Вот оно! — злобно воскликнул Уваров. — Вот где собака зарыта! И как я сразу не сообразил? И что можно было ждать от этой… Вы извините, но жена у меня, как бы сказать… странный, очень странный человек! Всякие тряпки, чулки, туфли, которые привозят спекулянты… Разговоры: «Ах! как удобно! Какое качество! Как там живут!..» А ведь мальчик всё слышал… Вот они откуда, идейки!
Константин Семенович слушал молча, ожидая, когда несколько уляжется взрыв горя и гнева отца.
— Постойте, — продолжал Виталий Павлович, — у сына своя комната. Я думаю, если поискать, барахла там хватит… Пожалуйста, посмотрим вместе!
Константин Семенович пожал плечами, но согласился с просьбой.
Первое, что бросалось в глаза в комнате Игоря, — это чистота. Всё было прибрано, выметено, всё лежало на своих местах. Постель заправлена, причем подушка поставлена торчком, а углы ее вдавлены внутрь.
— Какой он у вас аккуратный! — с легкой иронией заметил Константин Семенович, но Виталий Павлович не понял иронии:
— Это верно. Игорь любит порядок.
— Так следят за жилищем только девочки, да и то далеко не всегда.
— А вы что, думаете — это он сам? Ничего подобного. Нюша… У нас есть домработница.
— А-а… Ну, тогда всё понятно. А жена ваша больна? Или занята на работе?
— Почему больна? Она в театре.
— Я подумал, что если вы держите домработницу…
— Эх, товарищ Горюнов, — с глубоким вздохом проговорил Уваров. — Я понимаю ваши намеки или — как это говорится — шпильки. Да, да… понимаю и не сержусь. А что было делать? Воевать, доказывать… воспитывать — некогда было. Да и сам я… тоже человек со слабостями…
Обыском Виталий Павлович занялся добросовестно. Несмотря на полноту, он встал на колени и
