— Ах, эти ферты… А почему вы их назвали фертами, Константин Семенович?
— Ферт — старинное название буквы «эф». Если человек держит руки в карманах?..
— Понятно! — со смехом сказал Клим. — Эти ферты последние годы действительно держались около Уварова… Подлизывались к нему и, как бы это сказать… подхалимничали! Но он с ними, по-моему, не очень церемонился.
— Они комсомольцы?
— Да-а! Логинов и Хлынова активисты. А Свищев у них на побегушках.
— А кто еще?
— Ну… кто еще? — в раздумье повторил юноша, — Моня, среди девчонок у него много поклонниц? — спросил он и, взглянув, теперь уже на покрасневшую девушку, смутился. — Сразу как-то не сообразишь, Константин Семенович, — пробормотал он и, покрутив пальцем около виска, закончил: — Пошуровать надо.
Директор не стал допытываться и выяснять, почему так резко менялась краска на лице Моники и почему смутился Клим. «По всей вероятности, мой вопрос бестактен, — подумал он, — если она когда-то тоже была в числе таких поклонниц».
— Ну, хорошо, «пошуруйте», — сказал Константин Семенович. — На комсомольском собрании жду от вас прямого, откровенного и смелого выступления. Так? А сейчас за дело, товарищи! — сказал он, поднимаясь из-за стола. — И попросите, пожалуйста, ко мне… этих фертов…
У Юры Свищева по-детски пухлые губы, широко открытые, светло-серые глаза и слегка вздернутый нос на круглом лице. Миша Логинов годом старше, но почти на голову выше Свищева. Над губой у него уже наметились усики. Прямой, открытый взгляд внимательных глаз, небольшой и очень правильной формы нос делали его привлекательным. Но всё портила одежда. На обоих были надеты чрезмерно узкие, хотя и хорошо сшитые брюки зеленого цвета и полосатые, с короткими рукавами рубахи навыпуск. Впечатление какой-то фальшивости, чего-то чужого, наносного усиливалось еще их манерой держаться. Оба так и вошли в кабинет директора, не вынимая рук из карманов.
— По-вашему приказанию явились! — нехотя произнес Логинов, чуть отставляя правую ногу.
Константин Семенович нахмурился.
— Приведите себя в порядок! — приказал он.
Логинов, а за ним и Свищев сразу поняли, о чем говорит директор и, без всякого протеста, вытащили руки из карманов.
— Вам никогда не приходилось видеть седло на корове? — серьезно спросил Константин Семенович.
— Нет, — ответил Свищев и засмеялся.
— Жаль! Весьма поучительное зрелище. А где Хлынова?
— Она там, в канцелярии. Жук сказал, что вам не понравились наши узкие брюки? — с ленивой улыбкой спросил Логинов.
— Ваши брюки меня очень мало волнуют. Это дело вкуса. Вкус же обычно определяется внутренним содержанием человека.
— Если оно есть, — проговорил Логинов.
— Да. Если оно есть. Если это не пустое, бездумное подражание.
— А вы считаете…
— Пока что я ничего не считаю, — перебил его Константин Семенович. — Пригласите сюда Хлынову.
Логинов открыл дверь в канцелярию, но девушки там не оказалось.
— Она вышла, Константин Семенович. Юра, сбегай за ней!
Пока Свищев ходил за Хлыновой, директор молчал, делая вид, что наблюдает через окно за тем, что происходит на улице, перед школой. Предстоял серьезный разговор, почти допрос, и он нисколько не сомневался, что все трое не только находились под влиянием Игоря, но, вполне вероятно, даже принимали какое-то участие в его похождениях. Не случайно Чумаченко, а затем Петухов и Садовский оказались из одной школы и были связаны с Волоховым, а тот, в свою очередь, с Уваровым.
Вернулся запыхавшийся Свищев, а за ним и Хлынова.
— Еле нашел! Я думал, она в класс пошла, а она в столовой…
— Здравствуйте, Константин Семенович, — просто сказала девушка, останавливаясь в дверях и поправляя прядь выбившихся волос.
Галя производила приятное впечатление. Светло-серое, с красной отделкой платье из хорошей шерсти показывало, что в школу она пришла не работать. Галя уже вполне сформировалась в девушку и явно старалась подчеркнуть это прической, красными бусами, покроем платья. Вместе с тем, юность и наивность сквозили во всех чертах ее лица, в ямочках на щеках, в выражении глаз, в пухлости пальцев.
— Вы меня звали? — спросила она, с откровенным любопытством разглядывая директора.
— Да. Закройте дверь и проходите. Не стесняйтесь, садитесь, пожалуйста, и будем разговаривать, — предложил Константин Семенович и, когда все сели, насмешливо продолжал: — Ничего не делать — трудно! Однако, как я видел, вы не боитесь трудностей.
— Вот именно, — с натянутой улыбкой согласился Логинов.
— Ну что ж… В таком духе продолжайте и дальше. Для разнообразия нам пригодится и такая философия. Извините, что побеспокоил, но мне сказали, что вы дружите с Игорем Уваровым. Недавно я с ним говорил, и он согласился принять участие в нашей работе, но куда-то исчез и до сих пор не появляется.
— И не появится, — уверенно сказал Логинов.
— Почему?
— Уварова в городе нет.
— Ах, вот что… Куда же он подевался?
— Уехал… До начала учебного года, а может быть, и задержится недельки на две.
— Даже задержится? Почему же он меня не предупредил? Я ведь жду.
— Замотался, наверно. Знаете, как перед отъездом бывает… туда, сюда…
Константин Семенович внимательно следил за каждым движением юноши, за выражением его глаз, лица, рассчитывая обнаружить так хорошо скрытую, как ему сейчас казалось, ложь… Но ничего подобного не замечал. Логинов, как и остальные, смотрел прямо в глаза, не смущался и не проявлял никакого беспокойства. Так могли держать себя только либо невинные, либо вконец изолгавшиеся люди.
— Печально, если так, — медленно проговорил директор. — Такая забывчивость не украшает молодого человека, особенно комсомольца. Мог бы хотя позвонить по телефону или написать. А куда он, между прочим, поехал?
— К дяде.
— За границу!? — утвердительно спросил Константин Семенович.
Брови Логинова удивленно поднялись. Переглянувшись с девушкой, он хотел было опять сунуть руки в карманы, но спохватился и положил их на колени.
— Почему за границу? Нет. Дядя у него где-то на севере работает.
— Начальник большого строительства, — пояснила Галя.
— Это он вам сам сказал?
— Да.
— Давно?
— Дня три… Юра, когда мы были у него? — обратилась Галя к Свищеву.
— Правильно! Три дня, — ответил тот и некстати засмеялся.
— Чему вы смеетесь? — спросил Константин Семенович.
— Просто так…
— Это у него чисто нервный смех. Он всегда смеется ни к селу ни к городу, — сказала Галя.
Загадка оставалась неразгаданной. «Обманывают или в самом деле не знают правды об Уварове?» — думал Константин Семенович.
