— Алло? — хрипло вопросили после пятого гудка.
— Мил, ты чего, простыла?
— Ага, ангина.
— Навестить-то тебя можно?
— Навести. Я не заразная.
— Ладно. Сейчас приеду.
— Выпить захвати. И поесть. А то Танька мне одно молоко и бананы покупает. Вычитала где-то, что при ангине полезна банановая диета. На мне проверяет, дура. А у меня за три дня уже хвост прорезался.
Юра и Марина стараются не смеяться громко, уважая мои чувства к Милке.
Обобрав универсам и овощной рынок поблизости, добираемся до родной девятиэтажки.
Юра провожает меня до Милкиной квартиры. Хотя какой от него толк, если обе руки заняты пакетами. С другой стороны, пакеты кому-то носить надо.
Милка в длинном и, конечно же, красном халате открывает дверь. Юра опускает пакеты на пол в прихожей.
— Отвезешь Марину и займи себя чем-нибудь пару часов. Поешь, что ли, где-нибудь…
Мой телохранитель кивает, выходит и остается у двери. Милка, покачивая головой и похмыкивая, запирает все замки и засовы. Юра с той стороны толкает дверь плечом. Дверь сотрясается, но выдерживает.
Милка показывает мне большой палец. Мы тащим пакеты на кухню.
— Ты прости Юру, — говорю я. — Он действует по инструкции. У кормильца — паранойя.
— Да нет, — серьезно возражает Милка, — твой Скоробогатов прав. Береженого Бог бережет.
— А ничего, что ты ходишь? Температура-то у тебя какая?
— А… — беспечно машет рукой моя подруга. — Сейчас подносик создадим да пойдем в комнату. Я лягу, и ты рядом. Жрать хочется, моченьки нет. Танька-стерва голодом морит. Я хотела Лидуню позвать, да она на даче. Правда, Лешка набивался.
Она хохочет. Я тоже смеюсь.
Без малого тридцать лет назад Лешка был Милкиным мужем. Чуть больше полугода длился их брак.
Жизнь у них не задалась с первого дня. Лешка — удалой лейтенант из «уголовки» — был горяч, ревнив и не слишком образован. Интеллигентная, свободолюбивая умница Милка не долго терпела его эскапады и отправила «Отелло» восвояси.
На этом их история кончилась. А через пять лет началась другая.
Лидуня окончила медицинское училище и работала в поликлинике медсестрой. И вот однажды к ней в процедурный кабинет пришел парень. Они долго приглядывались друг к другу, но все-таки вспомнили о своем знакомстве.
Выяснилось, что Лешка ушел из милиции и, вспомнив, чему учился в техникуме, устроился прорабом на стройку.
За все пять лет после развода Милка с Лешкой ни разу не виделись и вообще не интересовались жизнью друг друга. И все равно, когда Лешка начал ухаживать за Лидуней, та страшно переживала, не знала, как сказать Милке, и для решительного разговора с ней брала с собой Таньку.
Все это давно быльем поросло. Лидуня вырастила из Лешки хорошего мужа. Но всякий раз на общих праздниках подвыпившая Милка начинает на глазах у всех клеиться к Лешке.
Лидуня делает вид, что ей это безразлично. Лешка крутится, как уж на сковородке, и смущается. Танька злится, а Милка радуется. Каюсь, я тоже веселюсь.
Милка устроилась в подушках, хлопнула рюмашечку водочки и впилась длинными желтоватыми зубами в изрядный кусок копченой курицы. Я очистила яблоко, потом грушу, разрезала на кусочки, придвинула к Милке.
Она благосклонно взглянула на меня и стала заедать курицу ломтиками фруктов. Она так любит. Я принялась чистить апельсин.
Милка запила съеденное томатным соком и откинулась на подушки, вытирая пальцы вафельным полотенцем. Она не наелась, просто сделала передышку. Ей хотелось поговорить.
— Что ты затеяла? — спросила подруга прокурорским тоном.
— Ты о чем это? — Я притворилась непонимающей, в лучших традициях ее постоянных клиентов.
— Не дури! — прикрикнула Милка. — Газетка — твоих рук дело?
Я кивнула, отпила пива и зажевала бутербродом с ветчиной.
— Ешь с огурцом, — велела Милка.
Я послушно откусила от огурца. По-Милкиному, ветчину надо есть с огурцом, паштет — с помидором.
Ну и так далее, всего не упомнишь.
— Зачем ты его дразнишь?
— Ты сама сказала, что если он испугается, то может наделать ошибок и выдать себя.
— А он испугался?
— Очень.
— Плохо.
— Почему?
— Слишком напуганный человек становится опасным.
— Или нет.
— Или нет. Ты веришь, что он виновен в смерти Ляльки?
— А ты?
— Пожалуй.
Она помолчала, потом сделала то, что было ей совершенно несвойственно. Обняла меня и положила голову мне на плечо.
— Я боюсь за тебя, Ленка. Держись от него подальше.
«Ну уж дудки», — подумала я и кивнула Милке, поглаживая ладонью ее длинную худую спину.
— Привет!
— Привет! Ты откуда звонишь? Из Берлина?
— Из дома.
— Тогда чего ночью? Часовые пояса перепутал?
— Да нет, я тебе с самого утра звоню. Как контору навестил.
— А что случилось?
— «Сибирь» покупает исключительно крутой пацан. Мой человек больше не может тянуть процедуру вступления в наследство…
— Что мне делать? Я не успеваю. Еще хотя бы пару недель…
— Исключено. Дней пять — семь от силы.
— Спасибо.
— Не за что. Не знаю, что уж ты там задумала, но все равно — удачи тебе! Целую.
— Я тебя тоже. Марине привет.
— Господи! Как же я устала! — сказала Клара и вздохнула мне прямо в ухо. Я немного отстранилась от телефона. — Он совсем обезумел. Готовит фирму ч( продаже. На нас рычит как зверь. Никому не доверяет.
Ирку выгнал из приемной. На коммутатор посадил Сюткину. Она всегда ему наушничала. Я теперь не смогу вам звонить с работы. Вы позволите в случае необходимости звонить вечером?
— Конечно, Клара, звоните всякий раз, когда захочется, даже если не будет повода.
Утром господин Скоробогатов брюзгливо сообщил мне, что недельный аналитический отчет не содержал ни анализа информации, ни самой информации.
Это было не правдой. Отчет, подготовленный нашей аналитической группой, был неплох. Я его прочла.
Костино недовольство мне понятно. Я в работе над отчетом не участвовала. А должна была. Господин Скоробогатов не переносит, когда манкируют должностными обязанностями.
Поскольку приходилось признать правоту кормильца, я покаянно потерлась носом о его шею,
