76
В праздник Касем сидел у окна, наблюдая за улицей. Как хорошо в эти дни в нашем квартале!
Водоносы полили землю водой. Шеи и хвосты ослов были украшены искусственными цветами. В глазах рябило от детей, одетых в яркие одежды и запускающих в небо воздушных змеев. В тележки были воткнуты флажки. Крики и возгласы смешивались с мелодией флейты. На повозках было полно танцующих, лавки закрыты, а кофейни, курильни и пивные лавки, наоборот, битком набиты посетителями. На каждом углу улыбались и поздравляли: «Счастья вам!» Касем сидел в новой галабее, держа под мышки Ихсан. Она то гладила своими ручонками отца по лицу, то царапала ему щеки. Внизу кто-то запел:
Касему сразу же вспомнился день свадьбы, и сердце его забилось еще радостнее. Он любил музыку и веселье! Адхам мечтал прожить жизнь под песни в саду… А что поет этот человек в праздник? «Глаза не могу отвести от любимой»? Прав певец. С тех пор как в темноте его глаза увидели Кандиля, рассудок, воля и сердце ему больше не принадлежали.
Двор его дома превратился в клуб, где тренировали тело и очищали дух. Вместе с юношами он поднимал тяжести и учился драться на палках. Руки Садека стали такими же крепкими, как накачанные ноги лудильщика. Хасан и без того настоящий богатырь. Остальные же были полны энтузиазма. Это Садек дал мудрый совет позвать в клуб бродяг и нищих. Им понравились физические нагрузки, а речи Касема захватили их еще больше. Да, их мало, но своей преданностью они стоят многих. Вдруг Ихсан пропищала: «Па-па!», и Касем расцеловал ее. Край его галабеи, где она сидела, стал мокрым. Из кухни доносились удары пестика о ступку, голоса Камар и Сакины и мяуканье кошки. Под окном проехала повозка, в ней хлопали в такт песни:
Касем заулыбался, вспомнив вечер, когда Яхья, хлебнув лишнего, распевал эту песню. Эх, если бы все удалось и у жителей улицы была бы одна забота — петь! Вскоре среди нас окажется много сильных и верных людей. И мы вместе бросим вызов управляющему, надсмотрщикам и всем несправедливостям. На улице останутся жить милосердный дед и его безгрешные внуки. Будут уничтожены нищета, грязь, бедность и произвол. Мы больше не увидим ни вшей, ни мух, ни дубинок. Под сенью сада воцарится безмятежный покой, и будет слышна лишь чудесная мелодия. Касем очнулся от грез, услышав, как Камар ругает Сакину. Удивленный, он прислушался и позвал жену. Дверь тут же распахнулась, и в комнату вошла Камар, толкая рабыню:
— Ты глянь на нее! Мать ее родилась в этом доме, она сама родилась здесь, и не стесняется нас подслушивать!
Касем с укором взглянул на Сакину, а та закричала низким голосом:
— Я не предательница, господин! Госпожа не хочет меня слушать!
Камар была в ужасе и не могла этого скрыть:
— Я видела, как она с улыбкой говорила, что к следующему празднику Касем станет главой квартала, как в свое время Габаль стал главой Хамданов. Спроси-ка ее, что она имела в виду?
Касем, нахмурившись, озабоченно спросил:
— Так что ты говорила, Сакина?
Со свойственной ей смелостью Сакина отвечала:
— То, что сказала. Я ведь не из тех, кто сегодня в одном доме работает, а завтра — в другом. Я здесь выросла, можно было и не скрывать от меня тайну.
Касем и Камар переглянулись. Он указал глазами на дочь, и жена забрала девочку. Касем велел Сакине сесть, рабыня опустилась у его ног и сказала:
— Разве справедливо, что чужие знают о твоей тайне, а я остаюсь в неведении?!
— О какой тайне ты говоришь?
— Которую Кандиль поведал тебе у скалы Хинд!
Камар ахнула, но Касем сделал жест, чтобы Сакина продолжала.
— Так же, как это было с Габалем и Рифаа, — сказала она. — Ты один из них. Ты был господином, даже когда пас овец. Я была посредницей между тобой и госпожой. Как ты мог забыть? Вы мне раньше других должны были рассказать. Как можно доверять посторонним и не верить своей служанке? Да простит вас Господь! Я молюсь, чтобы ты одержал победу над управляющим и надсмотрщиками! Об этом просят Бога все!
Камар, нервными движениями укачивая ребенка, воскликнула:
— Не следовало тебе нас подслушивать. Это грех!
Но Сакина горячо и искренне возразила:
— Я и не думала следить за вами, Господь свидетель! Просто услышала через дверь ваш разговор. Не может же человек заткнуть себе уши! А ты, госпожа, своим недоверием разрываешь мне сердце! Я не предательница. Вы последние, кого я предала бы. Зачем мне вас предавать и кому? Да простит тебя Господь, госпожа!
Касем внимательно изучал Сакину, не только глазами, но и сердцем. Когда она закончила, он спокойно сказал:
— Ты предана нам, Сакина. В твоей верности никто не сомневается.
Сакина взглянула на него с надеждой и промолвила:
— Да пошлет Всевышний тебе здоровье, господин! Ей-богу, я такая и есть!
— Я могу отличить, кто верен, а кто нет. Измена не поселится в моем доме, как это было в доме Рифаа. Камар! Эта женщина так же чиста, как и ты. Не надо думать о ней плохо. Она член нашей семьи, и я не забуду, что именно она принесла мне когда-то радостную весть.
— Но ведь она подслушивала, — ответила Камар, хотя в ее голосе чувствовалось спокойствие.
— Она не подслушивала, — улыбнулся Касем, — просто Господу было угодно, чтобы она нас услышала, как услышал Рифаа голос нашего деда. Господь благословил тебя, Сакина!
Сакина схватила его руку и принялась целовать:
— Моя жизнь принадлежит тебе, господин. Клянусь, ты победишь наших врагов и станешь главой улицы!
— Но я вовсе не хочу быть главой, Сакина!
Рабыня воздела руки:
— Боже, сделай, как он желает!
— Аминь!
Касем посмотрел на нее с улыбкой и сказал:
— Ты будешь моей посланницей, если понадобится. Будешь участвовать в нашем деле.
Лицо Сакины просияло, глаза загорелись, а Касем продолжил:
— Если судьба позволит нам распределить доходы от имения, как мы того хотим, ни одна женщина не будет обделена, будь то госпожа или служанка!
От изумления Сакина онемела.
— Владелец имения сказал мне, что имущество принадлежит всем его потомкам. А ты, Сакина, ему внучка наравне с Камар.
Радостная Сакина благодарно поклонилась Касему. С улицы донеслись звуки свирели. Кто-то крикнул:
— Лахита! Тысячу раз слава тебе!
