— Мое сердце, сочувствующее и любящее, всецело принадлежит тебе. Но тебе самому надо себя пожалеть.
Она передала ему дочь, он обнял ее и стал с ней играть, слушая ее невинный лепет. Вдруг он сказал:
— Если Всевышний пошлет мне победу, я не лишу женщин прав на имение.
— Но ведь имение всегда принадлежало мужчинам! — удивилась Камар.
Касем поднес малышку к лицу и заглянул в ее черные глаза.
— Наш дед передал через слугу, что имение принадлежит всем. А женщины — тоже жители нашей улицы, ее половина. Удивительно, как на нашей улице не уважают женщин! Когда они познают справедливость и милосердие, то изменят свое отношение к женщинам.
Глаза Камар были полны понимания и любви, однако она подумала: «Победа? Откуда ей взяться, этой победе?!» Как она хотела дать ему совет беречь себя, но не решалась. «Что готовит нам завтра?» — спрашивала она себя. Повторит ли она судьбу Шафики, жены Габаля, или ей уготована участь Абды, матери Рифаа? Она вздрогнула и отвела взгляд в сторону, чтобы не дать Касему повода для сомнений.
Когда зашли Садек и Хасан, чтобы отправиться вместе в кофейню, Касем предложил им сходить к Яхье познакомиться. Они застали старца за курением кальяна, сладкий запах которого распространялся в воздухе. Касем представил своих друзей, и они уселись в хижине у окошка, через которое проникал лунный свет. Яхья с интересом рассматривал их лица, будто спрашивая: неужели это они перевернут все с головы на ноги в нашем квартале?! Он вгляделся в лицо Касема, потом сказал:
— Пока ты не будешь готов, лучше никому не открывать этой тайны.
Они передавали кальян друг другу по кругу. Свет луны, бивший в окно, проходил ровно над головой Касема и падал Садеку на плечо. Угольки ярко горели в темноте.
— Что значит готов? — спросил Касем.
Старик засмеялся, отшутившись:
— Разве может избранник аль-Габаляуи прислушиваться к мнению такого старика, как я?!
В тишине слышалось только бульканье кальяна.
— У тебя есть дядя, у твоей жены тоже, — заговорил Яхья. — От твоего-то родственника ни вреда, ни пользы. А вот Увейс может встать на твою сторону, если ему что-то пообещать.
— Что, например?
— Например, вести дела в квартале бродяг.
— Никто не должен пользоваться особым положением, — сказал Садек. — Имение — общее наследство. Все равны, как сказал аль-Габаляуи.
Яхья рассмеялся:
— До чего удивителен наш дед! В Габале он явил себя силой, в Рифаа — милосердием, а сегодня он — нечто иное!
— Он владелец имения, — сказал Касем. — И он вправе менять свои десять условий!
— Однако твоя миссия, сынок, трудна. Ведь она коснется всей улицы, а не одного из кварталов.
— Такова воля владельца имения.
Яхья не мог никак откашляться и весь согнулся. Хасан заменил его у кальяна. Старик сел, вздыхая, и вытянул ноги.
— Слушай, ты, как Габаль, собираешься использовать силу, или твоим орудием станет милосердие, как у Рифаа?
Касем поправил повязку на голове.
— К силе прибегну лишь в случае необходимости, но любовь буду использовать во всех случаях.
Яхья покачал головой и улыбнулся:
— Все хорошо, если б только ты не проявлял интереса к имению. Иначе это приведет к многочисленным бедам.
— Как же людям жить без имения?
— Так же, как жил Рифаа, — с гордостью заявил старик.
— Ему помогал отец и сторонники, — с уважением ответил Касем. — Его многочисленные последователи сами так жить не смогли. Нашей же несчастной улице недостает чистоты и достоинства.
— Разве их можно вернуть, получив право на имение?
— Не только право на имение, но и если дать отпор надсмотрщикам. Тогда на нашу улицу вернется достоинство, за которое боролся Габаль для своего рода, любовь, к которой призывал Рифаа, и счастье, о котором грезил Адхам.
Яхья рассмеялся:
— Что же останется делать тому, кто придет после тебя?
После долгих раздумий Касем ответил:
— Если Всевышний пошлет мне победу, никто другой этой улице больше не понадобится.
Кальян ходил по кругу, как во сне. Вода пела в емкости, убаюкивая.
— Что же достанется каждому из вас, если имение будет поделено поровну? — снова спросил Яхья.
— Имение нужно лишь для того, чтобы сделать улицу его продолжением, — ответил Садек.
— И что же вы собрались предпринять?
Луна скрылась за набежавшей тучей, и в комнате стало темно. Но не прошло и минуты, как лунный свет появился снова. Яхья, взглянув на крепкого Хасана, поинтересовался:
— А сможет ли твой двоюродный брат противостоять надсмотрщикам?
— Я всерьез думаю о том, чтобы обратиться к адвокату, — ответил Касем.
— Какой адвокат пойдет против управляющего Рефаата с его надсмотрщиками? — воскликнул Яхья.
Приятный дурман кальяна смешался в их головах с тревогой. Друзья возвращались подавленными. Задумчивого и печального Касема терзали сомнения.
Однажды Камар сказала ему:
— Разве можно заботиться о счастье людей, жертвуя благополучием собственной семьи?!
— Я должен оправдать возложенные на меня ожидания, — уверенно ответил Касем.
Что тебе делать? Ты стоишь на краю пропасти. Пропасти отчаяния, безмолвного и неподвижного. Кладбище надежд, посыпанных пеплом. Там увядают воспоминания и затихает музыка. Там завтра похоронено в саване вчера.
Однажды он пригласил Садека и Хасана и сказал им:
— Пора начинать!
Их лица просияли.
— Какой у тебя план? — спросил Хасан.
Воодушевленный Касем рассказал:
— Я нашел решение. Мы откроем общество для занятий физическими упражнениями.
От изумления они потеряли дар речи.
— Организуем его во дворе моего дома, — заулыбался Касем. — Физическими упражнениями в квартале увлекаются многие.
— А какое отношение это имеет к нашему делу?!
— Например, поднятие тяжестей? — переспросил Садек. — И как это связано с имением?!
Глаза Касема заблестели, и он ответил:
— К нам будут приходить молодые люди, занимающиеся спортом. Посмотрим, кто из них уверует и будет готов пойти за нами.
Зрачки Хасана расширились, и он воскликнул:
— У нас будет своя община! И какая!
— Да, к нам потянется молодежь из кварталов Габаля и Рифаа.
Их охватила радость. Касем чуть не танцевал от счастья.
