Настроение у всех было в кубе, то есть превосходное. Кто-то где-то строится, кто-то куда-то идет, а мы лежим себе спокойно.
Отдыхаем.
Поправляемся.
Настроение еще улучшилось, когда нам принесли завтрак. Не успели дежурные раздать все порции, как щербатый, проглотив в одну секунду манную кашу, воскликнул:
— А теперь тащите добавку. Мы — больные. Нам поправляться надо.
Не испортила нашего светлого, солнечного настроения и врачиха. Он заставила нас съесть какую-то гадость в таблетках, которую называла тетрациклином, и, снова повторив, чтобы мы ни в коем случае не вставали, ушла.
Аскольд отворил двери ногой, потому что руки у него были заняты. Он нес две огромные охапки книг.
— Самые интересные взял в библиотеке, — гордо сказал он.
Это были книги приключенческие и про шпионов. Только мы погрузились в чтение, как на пороге возникла Капитолина Петровна. Руки она держала за спиной.
— Как здоровье? — нараспев протянула старшая вожатая.
— Спасибо, хорошее, — откликнулся вежливый Юрка и тут же спохватился. — Плохое то есть, очень плохое.
— Тихий ужас, а не здоровье, — прохрипел я и закашлялся.
Капитолина Петровна прислушалась, склонив голову, к моему кашлю, а потом медленно, очень медленно достала руки из-за спины. В одной из них оказался большущий кулек, а в нем — конфеты. Каждый из нас брал преспокойно по две штуки. А чего стесняться — мы же больные.
— Лекарства помогают вам? — поинтересовалась старшая вожатая.
— Помогают, — облизывая пальцы, испачканные конфетами, ответил Толька.
— Судя по вашему настроению, — загадочно сказала Капитолина Петровна, — болезнь надолго не затянется. И, наверное, уже завтра я увижу вас бодрыми и здоровыми.
Старшая вожатая вышла из домика, плотно закрыв за собой дверь. Мы недоуменно посмотрели на дверь, а потом друг на друга.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
В КОТОРОЙ НАШ КОРАБЛЬ ДАЕТ ТЕЧЬ,
НО ВСЕ ОКАНЧИВАЕТСЯ БЛАГОПОЛУЧНО
Целый день все шло хорошо, просто прекрасно. Мы здорово болели. А вечером…
Солнце пряталось за спины сосен, и от них на траву ложились прямые, расширяющиеся кверху, тени. Весь день в нашем домике было шумно, а сейчас все притихли, привстали на кроватях и молча, с тоской глядели на солнце.
— Вот и еще один день прожили в лагере, — задумчиво произнес Юрка.
И тут начался бунт. Толька резко повернулся ко мне:
— Выдумал какую-то ерунду — болеть. Могли сегодня целый день валяться на песочке, а не на этих скрипучих кроватях.
Ребята загалдели. Отряд выходил из повиновения.
— А чем тебе плохо? — перешел я в наступление, зная, что это лучшая оборона, — ты лежишь сытый, в тепле и повышаешь свой культурный уровень.
Я показал на шпионскую книгу, которую Толька держал в руках раскрытой на середине.
— А мне культурный уровень надоело в школе повышать, — разозлился Толька. — В лагере я хочу гулять, купаться и загорать.
— Толька прав, — поддержал щербатого Марик. — Надоело валяться в постели, как будто ты больной не понарошку.
Мой авторитет — еще далеко не прочный — стремительно падал. Чтобы поднять его на должную высоту, я взволнованно произнес:
— Я, может, целый год мечтал об этом. Вот лето наступит, полежу тогда недельку в кровати. Ничего делать не буду. Пальцем даже не пошевелю.
— Ну и лежи, а мы завтра встаем.
Толька уже командовал. Власть уносилась от меня со скоростью света. И даже Юрка покинул меня.
— Таблетки очень невкусные, — поморщился он. — А если мы завтра не выздоровеем, нам удвоят рацион.
— Какой рацион? Что мы — коровы? — отбивался я. — А таблетки, конечно, не конфеты. Я, например, их и не глотаю, а выбрасываю в окошко.
— Если я не буду глотать, — упрямо тянул свое Юрка, — у меня не получатся такие похожие стоны. А они нас всех спасают.
— Все ясно, — громко сказал Толька. — Пусть один Коробухин болеет на здоровье.
Договорились — завтра всем быть на ногах. А если спросят, почему так скоро, отвечать: на солнце перегрелись, а сегодня, то есть завтра, все прошло.
Утром 9-й отряд выбежал на зарядку. Если быть точным, то не весь отряд делал раз-два-три-четыре под музыку баяниста. Вы сами понимаете, что я продолжал болеть. Несмотря ни на что. Я был очень расстроен. У меня шевелились потрясающие идеи, как совершить такое, чтобы слава о нас прогремела на весь лагерь и даже на соседние. А теперь все расклеилось.
После завтрака пришел Аскольд.
— Здорово вы меня купили, — ухмыльнулся вожатый.
Я молчал.
— Ты еще борешься с болезнью? — спросил Аскольд.
— Борюсь, — упрямо произнес я.
— Ты хочешь полежать в кровати? — не отставал вожатый.
— Хочу, — решительно сказал я.
— Но, извини меня, это же глупо. — Аскольд расхохотался. — Можно заболеть, например, перед контрольной по алгебре. А сейчас же каникулы. Ребята это поняли быстрее тебя, председатель.
— Ну и пусть глупо, — ответил я. — А я буду болеть.
— Ну что ж, болей себе на здоровье, — спокойно сказал Аскольд. — Но предупреждаю — такой фокус у вас больше не пройдет.
Вожатый вышел из домика. Я снова остался один.
За окном призывно стучали мячи. Бегали и кричали ребята. Наконец, за окном сияло солнце. И я подумал, что болеть летом совсем неостроумно. Конечно, в каникулах целых три месяца. Конечно, каникулам еще конца не видно. Но провести их в постели недостойно настоящего мужчины. Поэтому я мгновенно выздоровел, оделся и уже собирался идти гулять, как дверь отворилась и в домик ввалился 9-й отряд.
Толька подошел ко мне и протянул руку:
— Мы тебя на первый раз прощаем. Но дай слово, что с сегодняшнего дня ты будешь делать только то, что мы захотим.
— Даю слово, — я торжественно поднял вверх правую руку, — делать только то, что вы захотите, и то… что я захочу.
Ребята рассмеялись и обступили меня.
Я вновь с ними подружился. До чего же я люблю мириться! Но только с мальчишками, конечно. Потому что с мальчишками можно и серьезные дела делать. Я подумал, что не все еще потеряно и что мы проявим себя по-настоящему.
За обедом в столовой меня встретила улыбающаяся Капитолина Петровна.
— И ты выздоровел? Замечательно!
