В современной марксистской литературе под идеологией принято понимать совокупность идей и взглядов, отражающих в теоретической, более или менее систематизированной форме отношения людей к окружающей действительности и друг к другу и служащих закреплению и развитию этих отношений. Считалось, что основой идеологии являются определенные общественные отношения, и в классовом обществе она неизбежно носит классовый характер. Отражая положение того или иного класса, идеология выступает в формах политических, правовых, религиозных, этических, эстетических и философских взглядов. Изложение целей и программ социальной деятельности также относится к сфере идеологии.5
Советский Союз был глубоко идеологическим государством, которое провозгласило себя диктатурой пролетариата и поставило своей целью построение нового социалистического общества. Еще в первой советской Конституции, принятой в 1918 году, в статье 3 говорилось: «Основной задачей РСФСР является установление социалистической организации общества и победы социализма во всех странах». В последней советской Конституции, принятой в 1977 году, тема мировой революции отсутствовала, а социализм был объявлен успешно построенным. Главной задачей государства становилась теперь борьба за победу коммунизма, под руководством «вооруженной марксистско-ленинским учением Коммунистической партии Советского Союза», которая «является руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций».
Таким образом, приверженность марксизму-ленинизму и ленинской политике считалась в СССР конституционной обязанностью граждан. Соответственно, пропаганда других взглядов и другой идеологии, а также критика марксизма-ленинизма автоматически становились нарушением Основного Закона страны, преступлением, «идеологической диверсией». Советская идеология претендовала на универсальность, подобно религии, и она была одной из главных опор партии и государства. Она не обещала гражданам индивидуальной свободы, но предлагала им стать участниками некоего всеобщего исторического процесса по созданию на земле нового разумного общества.
Опровергая мнение многих американских наблюдателей о якобы полном равнодушии советских людей к коммунистической идеологии, журналист и советолог Дж. Саттер писал: «Хотя для американцев почти непостижима готовность советских граждан подчинить все стороны своей жизни служению идее, они должны исходить из того факта, что при внешней абсурдности коммунистической идеологии она предлагает своим приверженцам стройную концепцию истории и наполняет смыслом жизнь скромнейшего из граждан, удовлетворяя, пусть и мнимо, насущную духовную потребность. В век безверия коммунизм стал могущественной антиверой, которая опрокидывает наши представления. Его нельзя победить оружием, как невозможно побудить его приверженцев с помощью подачек от него отказаться. Одолеть его можно только одним способом: противопоставить ему более действенную идеологию».6
Влияние и сила коммунистической идеологии были поколеблены в нашей стране, как известно, в годы «перестройки» и «гласности», и этот процесс приобрел черты и характер настоящего обвала в 1987—1990 годах, что и привело в конечном счете к падению авторитета, а потом к крушению КПСС и к распаду Советского Союза. Такое государство, как Советский Союз, просто не могло существовать без господствовавшей ранее идеологии. Однако коммунистическая идеология была сокрушена в ССОР и в Российской Федерации не какой-то новой сильной и действенной идеологией, а совокупной атакой на марксизм-ленинизм, предпринятой с разных направлений. Коммунистическая идеология рухнула, но ее место не было занято никакой другой идеологией.
Российская Федерация как суверенное государство появилась на свет не в результате длительной национально-освободительной или демократической борьбы, в ходе которой могли бы сформироваться новые идеи и новые лидеры, новый образ страны и новая психология ее граждан. Советский Союз и КПСС разрушились с удивительной легкостью. Да, Ельцин подтолкнул, а Горбачев не удержал, и все вокруг начало падать, как деревья, подточенные старостью, или как дом, фундамент и опоры которого уже ослабли и не могли держать прежнюю тяжесть здания.
Но кто мог дать стране новую идеологию и возглавить ее обновление и возрождение? Геннадий Бурбулис? Сергей Шахрай? Андрей Козырев? Егор Гайдар? Эти люди смогли подготовить тексты Беловежских соглашений о ликвидации СССР и провозгласить затем всеобщую либерализацию в экономике и политике. Однако попытка привить в России либерализм западного толка сопровождалась столь сильным падением жизненного уровня в стране, таким ростом преступности1 и хаоса, что она не могла увлечь за собой широкие слои российских граждан. Либеральная идеология пришла к нам в виде разрозненных положений, она не была выстрадана народом и потому осталась лишь идеологией незначительного меньшинства общества.
Да, конечно, многие из главных положений либерально-демократической идеологии вошли в Конституцию Российской Федерации, которая принята на референдуме 12 декабря 1993 года. Но Конституция — это не идеология, ее либерализм имеет, как это принято говорить, «рамочный характер». Поэтому верность Конституции может сочетаться с приверженностью разным идеологиям и разным религиям.
Нужна ли вообще России какая-то новая национальная или государственная идеология? Некоторые публицисты утверждали, что в России уже утрачен интерес и доверие к любой идеологии и что это, может быть, даже хорошо. «Существует ли в российском обществе запрос на идеологию, потребность в ней? — спрашивал В. Соловей и сам же отвечал: — Это очень сомнительно. В отечественном социуме преобладает отвращение к любой идеологии, кто бы ее ни исповедовал. Такое состояние умов является следствием не столько пресловутого советского тоталитаризма, сколько последних десяти лет нашей истории».7 Об отказе от идеологии и от всяких «измов» несколько раз говорил и премьер- министр В. Черномырдин. Однако общая деидеологизация общества означала бы погружение его в хаос, в абсурдное состояние, при котором место борьбы идей заняла бы силовая борьба с непредсказуемыми последствиями.
Как утверждал Н. Павлов, Россия не может существовать без своей идеологии: «Россия должна найти свой стержень, свой путь, который есть у каждой цивилизации, нации, государства, нечто объединяющее людей в единое целое в духовном, политическом и иных отношениях. Россия — страна идеологическая, в том смысле, что социальная или миссионерская идея традиционно играла здесь роль объединяющую и придающую смысл любой деятельности. Именно идея, не обязательно официальная, особого пути и предназначения России поддерживала ее единство».8
Поисками новой, общей для всей страны идеологии был занят в последние годы недавно умерший фабрикант-философ Александр Паникин. Он уверял своих читателей и слушателей, что только новое мировоззрение может освободить творческие способности человека и породить энергию такой силы, что она повернет движение нашей страны в новое русло. Однако найти такую новую общую идеологическую формулу Паникин так и не смог.
Александр Проханов из газеты «Завтра* и бывший губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев были также убеждены в том, что России необходима новая идеологическая формула, и что Россия даже «беременна» новой идеологией. И тот, кто сможет найти слова и формулы для нее, «тот станет одним из величайших людей нашей эпохи, ибо это сделать очень непросто».9 Но профессор Елена Шестопал из Международной ассоциации политических наук уверяла, что сформулировать новую российскую идеологию не так уж трудно, — был бы запрос. «Что может стать содержанием новой национальной идеи, а точнее, идеологии, и откуда она может появиться? — спрашивала Е. Шестопал и тут же поясняла: — Это дело политиков-практиков и политологов, гуманитариев-теоретиков. Они бродят неприкаянно от одной партии к другой, но наверху пока не осознали необходимости теоретической работы. Сейчас задача эта созрела со всех точек зрения. Речь идет о выборе направления движения и о выборе определенных ценностных ориентиров. И главным инициатором должна стать исполнительная власть, а точнее, сам президент и его команда. Ведь люди постоянно ищут некий указующий перст, который подскажет, что им делать, когда и как».10
От президента ждал ответа на самые «проклятые вопросы» российской истории и доктор философских наук Александр Ципко. Именно Путин должен, по мнению Ципко, не только провозгласить, но и объяснить тотальную преемственность трех этапов российской истории XX века и показать, какие ценности мы ставим во главу угла, строя будущее. Путин должен решить проблему «белых и красных», и именно он должен «поставить вопрос об ответственности граждан и за тех лидеров, которым они поклоняются, и за те идеи, которые они выбирают».11
