главных западных советников размешались с декабря 1991 до марта 1993 года в зданиях бывшего ЦК КПСС на Старой площади.
«Это очень импонировало мне как старому советологу»,14 — писал позднее в своей книге А. Ослунд, который работал в 80-е годы в шведском посольстве в Москве и имел сложности с Комитетом государственной безопасности СССР. Но теперь он чувствовал себя не только неуязвимым, но и влиятельным человеком в той же Москве. Только с апреля 1993 года офисы иностранных экспертов стали размещать в менее престижных и менее заметных местах, хотя роль этих специалистов во многих отношениях даже возросла. Наиболее известный из них, Дж. Сакс, занял пост экономического советника при президенте Борисе Ельцине. Только в 1994—1995 годах большая часть этих людей стала покидать Москву.
По-разному оценивали позднее сами западные эксперты свою работу в Москве в начале 90-х годов. Дж. Сакс выражал сожаление, что его имя оказалось тесно связанным с судьбой российских реформ, которые он оценивал не слишком высоко. Он считал, что вся политика МВФ в развивающихся странах потерпела неудачу, а в России даже более наглядно, чем в Индонезии и Таиланде. А. Ослунд, напротив, очень гордился своей работой в Москве. Он выражал уверенность в том, что Россия стала страной с рыночной экономикой и основная цель экономических преобразований успешно достигнута не без его помощи.
С лета 1995 года правительство России обходилось без помощи постоянно работающих в Москве иностранных советников, хотя очень внимательно прислушивалось к рекомендациям экспертов из МВФ, наезжавших в Россию два-три раза в год. Именно по их рекомендациям в Приморье были закрыты как нерентабельные многие угольные шахты. Это не только оставило несколько тысяч шахтерских семей без работы и заработка, но и углубило энергетический кризис в крае.
Уже в начале 1996 года по предложению А. Чубайса в Москву была приглашена группа американских специалистов по проведению выборов; они активно помогали переизбранию Ельцина на второй срок. В 1997 году, оказавшись на посту первого вице-премьера, Чубайс снова пригласил в Москву группу специалистов из Гарварда для помощи и поддержки. Работа этих людей в Москве проходила почти как секретная операция. Но финансовый крах 17 августа 1998 года вызвал панику среди большинства либеральных реформаторов, обращавших взоры на Запад. Идеологи из правительства и печать искали образцы для подражания уже не в Польше и США, а в далекой Латинской Америке, прежде всего в Чили и Аргентине.
Обозреватели нескольких российских газет в сентябре 1998 года обивали пороги у отставного чилийского диктатора генерала Аугусто Пиночета, который тогда еще спокойно жил в своем роскошном особняке на берегу Тихого океана. Более продолжительным и всеобщим оказалось увлечение Аргентиной. «Аргентина нам поможет», — этот заголовок можно было встретить осенью 1998 года на страницах многих газет и журналов. Известный аргентинский экономист и политик Доминго Кавалло был приглашен в Москву личным письмом Виктора Черномырдина, который называл аргентинца «королем современной экономической мысли». Кавалло целую неделю консультировал Черномырдина и его временных министров, выступал по телевидению, но честно признавал, что не знает условий России и не готов давать конкретные рекомендации.
Многие либералы смотрели тогда на Кавалло как на бога, который и в России способен свершить чудо. Но «аргентинское чудо» оказалось иллюзорным, пузырь лопнул в конце 2001 года. Народные волнения в городах, бегство самого Доминго Кавалло, смена за месяц на посту президента страны пяти политиков, режим чрезвычайного положения — обо всем этом российские газеты и журналы писали с большим волнением, невольно задавая себе и читателям вопрос: а что бы случилось, если бы в России одержали верх те либералы, которые предлагали внедрить и у нас аргентинские модели экономического и финансового оздоровления? Борис Ельцин был тогда готов поддержать любой вариант новой «шоковой терапии».
К счастью, с приходом в Белый дом премьер-министра Е. Примакова увлечение иноземными моделями и пророками быстро сошло на нет, хотя некоторые публицисты продолжали настаивать на «латиноамериканизации» России, предлагая каким-то образом объединить на просторах нашей страны опыт Бразилии, Чили, Аргентины и Мексики.
Нет необходимости доказывать тот простой факт, что экономическая мысль в России еще очень отстает от уровня экономической науки в главных промышленно развитых странах. В нашей стране просто нет тех ста или ста пятидесяти экономистов разной специализации, но с одинаково высоким уровнем подготовки и опыта, которые могли бы обеспечить и компетентное руководство экономическими реформами в стране, и подготовку новых кадров. В физике или математике такая научная среда, которую могут создать только ученые мирового уровня, в России еще сохранилась, несмотря на утечку умов Но в экономических науках такой среды никогда не было. Были только отдельные авторитеты, но и они должны были в первую очередь мыслить по-марксистски.
Советская экономика была частью советской партийной идеологии, и ее развитие, даже по сугубо специальным темам, происходило где-то в стороне от общемирового. Только в 90-е годы в России возникли десятки небольших экономических центров, НИИ, фондов и групп, в которых появлялись ростки новых экономических школ и течений. Однако для появления крупных экономистов мирового уровня потребуется в лучшем случае еще пятнадцать-двадцать лет. А пока в России наиболее крупным и авторитетным экономистом считается тот, кто занимает более высокий пост в иерархии власти. В начале 90-х годов это были Егор Гайдар и Александр Шохин, в 1996—1997 годах Александр Лившиц и Евгений Ясин, теперь это Герман Греф и Алексей Кудрин, авторитет которых оспаривает, однако, Андрей Илларионов...
С утратой высоких постов будет утрачен и авторитет. А кто среди граждан России доверяет сегодня Анатолию Чубайсу не только как политику, но и как экономисту? Увы, одних лишь административных талантов недостаточно, чтобы успешно провести ту масштабную реформу в энергетике, которую планирует Чубайс, ссылаясь опять-таки на зарубежный пример — на очень сомнительный опыт реформы электроэнергетики, который был проведен в штате Калифорния в США.
Сказанное выше вовсе не означает, что Россия должна вообще отказаться от проведения экономических реформ. Но эти реформы должны проводиться гораздо более спокойно, медленно и с обязательными предварительными экспериментами в отдельных городах, областях и регионах. Только так мы сможем накопить необходимый опыт и быстро подготовить нужные стране экономические кадры. Пока еще наблюдать за дискуссиями экономистов «старой» и «новой» школ тяжело: ни та, ни другая сторона не вызывают необходимого доверия — ни с точки зрения доводов, ни с точки зрения практического опыта. А между тем именно доверие — и к власти, и к экономистам, разрабатывающим проект реформ, — это основа здоровой экономики.
Один из ведущих авторов ультралиберального журнала «Новое время» Юрий Александров с некоторым удивлением писал после финансового краха 1998 года: «Знакомство с опытом реформ в самых разных странах наводит на мысль, что решающим фактором их успешности или провала является не выбор модели, а настрой населения — его готовность до конца пройти избранный путь».15 Странно, что столь простая мысль так поздно стала посещать головы наших реформаторов. А между тем, один из самых крупных российских экономистов конца XIX — начала XX века, академик Иван Иванович Янжул (1846 —1914) еще сто лет назад написал книгу о доверии как важнейшем факторе производства. Доверие бизнесменов и деловых людей друг к другу, доверие людей к финансовым институтам и институтам власти, доверие к политике реформ, собственности, — все это не только политические, но и экономические категории.
Демократический режим по определению может быть прочным только при опоре на большинство народа. Пока простые люди будут говорить о власти, что «все они жулики», пока экономисты будут констатировать как очевидный факт, что в России «никто никому не верит», ждать улучшений в экономике не приходится. Население будет по-прежнему прятать свои доллары в домашних тайниках, мелкие и средние бизнесмены скрывать свои доходы, а крупные — держать свои счета в зарубежных банках. Именно недоверие граждан Советского Союза стало главной причиной неудачи Михаила Горбачева.
Но и то доверие большинства населения России, которое Борис Ельцин с немалым трудом сумел завоевать в 1989—1991 годах, было растрачено уже через год. Да и вся программа реформ, обозначенная термином «шоковая терапия», не рассчитывалась на доверие и согласие народа, а опиралась на режим чрезвычайных полномочий, полученных Ельциным на срок в двенадцать месяцев. Речь шла поэтому о скорейшем проведении — часто посредством указов и без какого-либо публичного обсуждения — большой
