сохранились только в сфере услуг и торговли, да и то лишь в форме «теневой» экономики. Вся структура народного хозяйства, его научное обеспечение, подготовка кадров, транспорт, снабжение, система городов, энергетика, оборона страны — все было ориентировано не на частное, а на крупное государственное и кооперативное производство.
В СССР осталось очень мало людей не только способных, но и желающих вести частное производство. На протяжении 70 лет у нас велась последовательная и жестокая война с «частником». Эти репрессивные кампании, продолжавшиеся даже при «раннем» Горбачеве, не могли не повлиять на сознание народа. Каток государства так часто и сильно давил и утюжил частное производство и частную инициативу, что это поле перестало плодоносить. Конечно, отдельные ростки пробились и через почти бесплодную почву. В подмосковной деревне Ново-Ивановское, где я живу, появилось в 90-е годы несколько частных продовольственных магазинов, два кафе, небольшой грузинский ресторан.
Успешно работают в деревне небольшой деревообрабатывающий цех, стекольная и гранитная мастерские. Молодой предприниматель Юрий Князев построил на участке своих родителей небольшой, но высокоэффективный завод металлических конструкций, на котором из итальянских алюминиевых полуфабрикатов производятся изделия двадцати наименований. Все эти предприятия давали работу примерно ста жителям Москвы и нашей деревни, в которой имелось, однако, около пятисот семей, испытывающих крайнюю нужду. Небольшие огороды были, конечно, почти у всех, но попытки завести в хозяйстве коров и свиней оказались неудачными: дешевле и проще мясо и молоко покупать. Близость к Москве оказалась, однако, важным фактором. Очень многие жители нашей деревни зарабатывают на жизнь, сдавая комнаты и обслуживая приезжих рабочих, которые трудятся на стройках Москвы или в Подмосковье.
На протяжении вот уже десяти лет я внимательно наблюдаю за развитием фирмы «Хоббит», которой бессменно руководит ее основатель, бывший учитель истории Марат Курмаев. Из небольшого предприятия по производству, реализации и установке гаражей-«ракушек» это ЗАО превратилось в многопрофильную большую компанию, специализирующуюся на внедрении новых технологий в строительную индустрию. Это большая промышленная группа со штаб-квартирой и основными цехами в подмосковном городе Люберцы дает работу почти двум тысячам рабочих, инженеров, конструкторов и служащих. «Хоббит» и сегодня остается крупнейшим в России производителем металлических тентов-укрытий для автомобилей. Кроме того, здесь в партнерстве с одной из лучших немецких фирм и на немецком оборудовании наладили массовое производство пластиковых, деревянных и алюминиевых оконных профилей, а также множества других изделий для строительства.
Известны успехи российского текстильного концерна «Панинтер», который прошел путь от небольших кооперативных мастерских до крупнейшего предприятия легкой промышленности, объединяющего работу более 2000 рабочих, служащих, инженеров, модельеров, продавцов. Основатель и руководитель этой известной не только в Москве фирмы умер в конце 2001 года в возрасте 52 лет. Жизнь настоящего «русского фабриканта», как называл себя Александр Паникин, еще слишком трудна и полна конфликтов и стрессов...
Успех таких людей, как Марат Курмаев, Александр Паникин, Юрий Князев, и некоторых других — это скорее исключение, чем правило. Появившиеся в последние десять лет в России новые частные промышленные предприятия произвели в 2001 году не более 4% от всего объема промышленного производства. Еще менее заметными были частные фермы в деревне; они производили в 2000-м и в 2001 году около 2% всей сельскохозяйственной продукции. Гораздо больше здесь тех, кто был вынужден свернуть свое производство.
Более быстрое и эффективное развитие частного сектора происходило, как известно, в сфере торговли и услуг. В советское время эти отрасли экономики были плохо развиты, и частная инициатива получила здесь большой простор. К тому же, здесь можно было обходиться без больших вложений и быстрее оборачивать вложенные средства. Для солидных вложений в промышленность и сельское хозяйство у российских граждан просто не было необходимых средств, а строить капитализм без капиталов еще никто не научился. Попытка радикал-реформаторов изменить ситуацию путем поспешной и почти бесплатной приватизации крупных государственных предприятий лишь очень редко приводила к улучшению работы этих предприятий. Гораздо чаше происходило создание не эффективного частного сектора промышленности, а псевдорыночных финансово-промышленных групп с мафиозной системой управления.
Бывший министр экономики Яков Уринсон признавал, что правительства Гайдара, Черномырдина и Кириенко в своей работе исходили из предпосылки, которую они считали аксиомой: государство не может быть эффективным собственником уже по определению. Уринсон утверждал при этом, что обследование российских предприятий, проведенное в 1997—1998 годах, показало, что даже не до конца приватизированные предприятия — с распыленным пакетом акций — работали более производительно, чем полностью государственные.25 Но эти данные по малому числу предприятий за слишком короткий и произвольно выбранный срок могут только ввести людей в заблуждение. Советник президента по экономике А. Илларионов также заявлял в одном из своих интервью, что «экономические действия государства по определению ни на каком рынке и никогда не могут быть оптимальными. В экономике Парето оптимальными могут быть лишь действия частного сектора».26
Все эти псевдонаучные, по-моему, рассуждения не согласуются ни с российским, ни с западным опытом, ни с опытом таких стран, как Китай. У каждой формы собственности есть свои преимущества и недостатки. Да и почему мы должны следовать в своей экономической политике неизвестным для большинства российских экономистов сложным математическим теориям оптимизации, которые разработаны еще на рубеже XIX—XX веков итальянским экономистом Вильфредо Парето? Они, кстати, подвергались критике и оспаривались другими экономистами, в том числе из школы Дж. Кейнса. На самом деле утверждение, будто государство не может по определению быть эффективным собственником, — это не аксиома, а такая же примитивная догма, как и утверждение Пьера Жозефа Прудона о том, что «собственность — это кража» и что именно частная собственность является источником самых тяжелых человеческих пороков
Нельзя отрицать частную собственность, но нельзя и преувеличивать ее значение как принципа и стимула в экономике. Весьма эффективной может быть во многих случаях и коллективная собственность. Но можно привести немало примеров и такого развития событий, когда работа тех или иных предприятий становилась эффективной только с приходом сюда иностранного собственника. (Между прочим, иностранный капитал почти полностью контролирует сегодня табачную промышленность России, а также большинство пивоваренных заводов и кондитерских фабрик.)
В российской печати было опубликовано немало материалов, из которых следовало, что переход крупных предприятий в руки частных собственников существенно улучшил их работу.
Как известно, все активно развивающиеся в России нефтяные компании принадлежат сегодня частному сектору. Такие крупные предприятия, как «Северная верфь» в Санкт-Петербурге и «Северсталь», существенно увеличили объем продаж после перехода контрольного пакета акций в частные руки. То же самое можно сказать о компаниях сотовой связи и многих других. Однако апологеты частного производства часто путают здесь следствие и причины. Ибо частный капитал идет как раз в те отрасли, где он рассчитывает на получение быстрой и большой прибыли. Нефтяные отрасли в России поднялись в последние годы вовсе не благодаря частной форме собственности, скорее наоборот: частный капитал пришел сюда именно потому, что здесь ожидался большой и быстрый доход при минимальных вложениях. А кто будет поднимать в России заводы и фабрики, где средняя норма прибыли не так велика, как в нефтяной отрасли или в табачной промышленности?
В российской печати опубликовано немало и таких материалов, из которых следовало, что переход крупных предприятий в частные руки приводил не к улучшению, а к ухудшению экономических показателей работы этих предприятий. Сама поспешность приватизации крайне негативно отражалась на работе многих крупных предприятий, перешедших из рук государства в частные руки. Мне уже приходилось писать о судьбе московского ЗИЛа, который после приватизации стал приносить огромные убытки, что побудило правительство Москвы выкупить этот завод, сделав его частью своей успешно функционирующей муниципальной собственности. Серьезные обобщения и убедительные сравнительные исследования на этот счет возможны лишь при изучении большого числа предприятий разных отраслей и разных регионов на
