Дневник Аделины Блейз. Часть 1

участок, и фильм продолжается с этого момента. И так много-много раз, при этом головка оказыва­ется на самых разных дорожках, скачет с любого момента жизни на любой другой момент. Воспро­изведение идет кусками, но мы этого не замечаем, потому что живем только в текущем моменте вос­произведения, в нашей памяти есть информация только о прошлых событиях. Поэтому все, что мы можем заметить, это моменты стыковки кусочков записи. Теперь смотри: ты решаешь вернуться в прошлое, создать точку ветвления. Возвращаешь­ся, создаешь ее. Это приводит к тому, что на диске появляется новая запись. Даже не появляется — она уже есть для того, кто смотрит на все это из вневременной точки. Новая запись уже существу­ет, потому что ты ее создашь. Все та же история о курице и яйце. Для нас важно то, что точку вет­вления создаешь именно ты: сначала идет кусок, общий для обеих записей, а потом два разных про­ должения фильма с тобой в роли главной героини. И если в одном фильме ты получила пожизненное заключение, то в другом фильме этого нет, твоя жизнь совсем другая. Понимаешь?

— Да, но какой мне от этого прок, если я все рав­но сижу в тюрьме?! Мне непонятно именно это.

— Хорошо, давай иначе, — согласился Сер­гей. — Ты сидишь в тюрьме, хочешь попасть в прошлое. Просыпаешься в нем, сохранив память, создаешь точку ветвления. Ты довольна и счастли­ва — потому что выбралась из тюрьмы, да еще и

помолодела на сколько-то там лет. При этом в тво­ей памяти сохраняется информация о пребывании в тюрьме только до того момента, когда ты решила сбежать в прошлое. То есть ты была в тюрьме, и вот ты уже на свободе. В то же время, создав точку ветвления, ты снова проснешься и там, в тюрьме — понимаешь? И тебе придется дожить свою жизнь в ней, придется дожить свой век во всех реально­стях, сколько бы ты их ни создала.

— Так я и говорю о том, что для меня ничего не изменится, — сказала Вика, внимательно глядя на Сергея. — Я так и буду сидеть в тюрьме, она и бу­дет моей реальностью.

— Но почему именно она, а не та, новая жизнь? Фишка в том, что ты получаешь две реальности, и обе они — твои. Да, в одной ты так и будешь сидеть в тюрьме — к слову, для мага существу­ет масса возможностей оттуда выбраться. Зато в другой реальности у тебя будет другая жизнь. Она будет именно твоя, а не чья-то еще. Попро­буй рассматривать реальности как разные сны — тебе снится один сон, но ты можешь проснуться в другом. Оба сна равнозначны: в одном ты сидишь в тюрьме, в другом загораешь на пляже. Все, что тебе нужно, это выбрать нужный сон. Понима­ешь, о чем я?

Вика молчала, объяснения Сергея ее явно не удовлетворяли. Да и меня тоже — все, что расска­зывал Сергей, казалось мне не более чем фантасти­кой. Как можно проснуться в прошлом?

— Но ведь тогда получается, что ту, новую жизнь будет проживать моя копия, но не я сама? — спросила Вика после долгой паузы.

Сергей демонстративно вздохнул.

— Она не будет твоей копией, это будешь ты сама... Смотри: мы берем кинопленку, разглядыва­ем ее. Живы ли ее герои? Те, что на пленке?

— Наверное, нет, — ответила Вика. — Это про­сто картинки.

— Именно. Все картинки отделены друг от дру­га, каждой соответствует определенный момент времени. В данном случае надо учитывать, что время дискретно, его нельзя разделить на беско­нечно малые части. В конце концов, мы все равно получим уже неделимый кусочек времени, соот­ветствующий одному кадру. Каждый кадр абсо­лютно статичен, ощущение времени появляется лишь тогда, когда мы, наше сознание начинаем проигрывать пленку, двигаться по ней от начала к концу. Представь пятнышко света, скользящее по пленке, — это и есть мы. Каждый кадр нашей жизни содержит всю информацию о предыдущих кадрах, но не содержит информации о будущих. Наше сознание здесь подобно оперативной памяти компьютера — информация хранится до тех пор, пока включено питание. То есть упал лучик све­та на какой-то кадр, мы считали содержащуюся в нем информацию. Перескочили на новый кадр, оперативная память перезагрузилась. Для нас су­ществует только информация этого кадра, именно ее мы принимаем за реальность. Скажем, сейчас ты слушаешь меня, это твой текущий кадр. А теперь представь, что считывающая головка перемести­лась назад — и вот ты уже сдаешь экзамен в шко­ле. В твоей памяти нет и намека на то, что мы толь­ко что с тобой говорили, твоя память — это то, что записано на том участке пленки. Получается, что в каждый конкретный момент времени активиро­ван только один кадр. Остальные существуют, но в неактивном состоянии — назовем это так. Когда ты пытаешься сбежать из тюрьмы, проснувшись в точке ветвления, ты создаешь новый кадр, в нем вся информация о тебе на момент побега. Луч света на этом кадре, и живешь ты именно там. При этом ты знаешь, что все куски пленки все равно будут проиграны — и новые, и старые. Включая тот, где ты коротаешь жизнь в тюрьме. Просто еще один

сон, еще один цикл. Еще один кусок записи. К сло­ву, — Сергей улыбнулся, — если копнуть глубже, то можно получить выход на путешествия по всему времени существования Земли. Ты станешь Стран­ником, при этом будешь просыпаться в других жиз­нях и других телах. Понимаешь, о чем я?

— Скорее, стараюсь понять... — вздохнула Вика.

— Просто относись ко всему этому проще, — предложил Сергей. — Мироздание беспредельно, наши возможности безграничны. Если что-то и прижимает нас к земле, то только наше неверие. Мы можем создавать вселенные, но вместо этого выбираем тепло и уют родного курятника. Разве это не смешно?

— Скорее, печально... — отозвалась Вика. — Меня беспокоит то, что все, о чем ты говоришь, оста­ется для меня пустыми словами. Ты вот столько рас­сказывал о том, как выбирать судьбу. Но на практи­ке я до сих пор не понимаю, как это сделать.

— Вика, понимание приходит не сразу, — отве­тил Сергей. — Это как с мозаикой, когда из разноц­ ветных камешков выкладывается целая картина. На все нужно время. Но если ты всерьез заинте­ресуешься всеми этими вещами и не отступишь­ся, то однажды с удивлением поймешь, что нача­ла что-то ухватывать. Что мир потихоньку начи­нает отзываться на твои просьбы. Проблема лишь в том, что очень немногие имеют достаточно тер­пения, чтобы дождаться этого момента. Опять же, для большинства из тех, кто интересуется маги­ей, она остается чем-то второстепенным. Чем-то таким, о чем можно потрепаться на досуге. А для мага магия — это его жизнь. Его главная жизнь, настоящая. Для большинства людей магия — это миф. А маги в этом мифе живут.

— А вечная молодость существует? — спроси­ла Ольга. — Только так, чтобы не пришлось нико­го убивать?

— Существует, — кивнул Сергей. — Но вечная молодость — это, считай, и вечная жизнь, верно?

— Так о том и речь, — улыбнулась она.

— Понятно, — вновь кивнул Сергей. — Скажи, а ты уверена, что тебе нужна вечная жизнь? Что ты от нее не устанешь?

— Это почему я должна от нее устать? В мире столько всего классного, что на десять жизней хватит.

— Но ведь мы говорим о вечности, — не согла­сился Сергей. — А вечность, Оля, далеко не такая хорошая штука, как можно подумать. Ты слышала легенду об Агасфере?

— Что-то знакомое... — Ольга потерла перено­сицу. — Не помню...

— Агасфер был одним их тех, кто наблюдал за казнью Христа. Когда Христос нес свой крест на Голгофу, он, изнемогая от тяжести, попытался при­слониться к одному из домов, чтобы хоть немножко передохнуть. Тогда стоявший рядом хозяин дома, Агасфер, подтолкнул его: «Иди, иди! Нечего отды­хать!» Христос посмотрел на него, и сказал: «Хо­рошо. Но и ты тоже всю жизнь будешь идти. Ты будешь скитаться в мире вечно, и никогда не бу­дет тебе ни покоя, ни смерти...» Христа распяли, а наш Агасфер с удивлением обнаружил, что стал бессмертным. И выяснилось, — Сергей вниматель­но посмотрел на Ольгу, — что бессмертие — это самое тяжкое наказание из всех, на какие только можно обречь человека.

— Ну, не знаю, — не согласилась Ольга. — Как говорил Сухов в «Белом солнце пустыни», «хоте­лось бы