При мерцающем свете зажженных свечей Лаура лежала на своей половине постели и смотрела на пустую кровать своей сестры. Всесильный герцог, должно быть, издал приказ, по которому Лотти не разрешалось делить с ней ее заключение. Вскоре после полудня лакей с невозмутимым выражением лица выпроводил ее брата и сестру из комнаты, оставив Лауру в полном одиночестве ждать, пока ей позволят аудиенцию, которой она так и не дождалась.
Она думала, что ее ужин будет состоять из хлеба и воды, но Куки прислала для нее поднос, уставленный всячески приготовленным сочным мясом и манящими деликатесами. Лаура переставила еду так, чтобы Куки не забеспокоилась, когда поднос вернется к ней, но сама была не в состоянии проглотить ни единого кусочка того, что должно было стать ее свадебным завтраком.
Она могла только догадываться, что думают жители деревни о сегодняшнем разгроме. Наверняка, они нашли его еще более интересным, чем самодеятельные спектакли леди Элеонор, включая тот, во время которого загорелся тюрбан Джорджа, а овцы всей отарой пронеслись через деревенскую церковь.
Когда на улице стемнело, Лаура надела ночную рубашку и забралась в постель, словно наступала совершенно обычная ночь, каких было тысячи. Словно она не провела предыдущую в объятиях мужчины, которого любила — смеясь, целуясь и делясь планами на будущее. И пробуя на вкус дразнящее удовольствие, которое было только бледной тенью того, что они должны были испытать сегодня вдвоем.
Лаура зажмурилась от нахлынувшей волны ослепляющей боли. Единственные руки, которые ее обнимали сегодня ночью, были ее собственными, но они не могли унять ее страдания. Она и хотела бы заплакать, но слезы, казалось, собрались в ледяной ком где-то в груди. Эта ледяная глыба причиняла ей с каждым вздохом такую боль, что Лауре почти хотелось совсем перестать дышать.
Весь день над особняком нависала жутковатая тишина, как будто кто-то умер и люди не решаются говорить во весь голос. Поэтому внезапный звон упряжи и стук лошадиных копыт по мощеному подъезду под окном напугал Лауру до полусмерти.
Она сбросила одеяло, подбежала к окну и отодвинула занавеску. Изящный экипаж, который принес беду на ее свадьбу, на хорошей скорости покатился по дороге, ведущей к деревне.
И к Лондону.
Желание Лауры осуществилось. В одно мгновение она потеряла способность дышать.
Вероятно, Стерлинг Харлоу вообще не собирается давать ей аудиенцию, потому что пришел к выводу, что она не стоит ни его внимания, ни его презрения. Вероятно, он просто решил вернуться к своей блистательной и волнующей жизни, которую он вел в Лондоне, и притвориться, что прошедших трех недель никогда не было. Если бы на секунду раньше кто-то спросил ее, какое наказание было бы для нее ужаснее — увидеть его сегодня или вообще больше никогда не увидеть — она бы не смогла ответить. Но сейчас, глядя, как раскачивающиеся огоньки зажженных ламп экипажа растворяются в темноте, Лаура поняла, что знает ответ.
Она едва успела вернуться обратно в постель и натянуть на себя пуховое одеяло, как дверь спальни распахнулась. Лаура перепугано села, однако ее покой нарушил не один из слуг. Это был герцог Девонбрук собственной персоной.
Он закрыл за собой дверь, прислонился к ней спиной и, скрестив руки на груди, посмотрел на Лауру, сидящую в куче смятого постельного белья.
— Дорогая, не стоит так удивляться моему приходу. Или ты забыла, что сегодня наша первая брачная ночь?
Глава 18
Отец Лауры пытался ее предупреждать. 'Если ты продаешь душу дьяволу, то вопрос лишь времени, когда он придет за тобой'. Но отец никогда не говорил, что дьявол будет так прекрасен, что у нее появится желанье отдать душу без сопротивления.
С насмешливой улыбкой и светлыми взъерошенными волосами, Стерлинг Харлоу выглядел точно как падший ангел. Засученные рукава открывали мускулистые предплечья, поросшие золотистыми волосками. Его обтянутые чулками ноги и полуразвязанный шейный платок вкупе с наполовину расстегнутой рубашкой только усиливали противоречивость, исходящую от него.
— Можешь кричать, если хочешь, — любезно предложил он. — Моя кузина Диана, конечно, обожает меня, но это не значит, что она поддержит мое приставание к беспомощной молодой особе в ее собственной спальне. А если ты крикнешь достаточно громко, то тебе на помощь прибежит из амбара Довер с вилами наизготовку.
У Лауры не было намерений кричать. Это был танец только для них двоих.
— Упасть в обморок перед сестрами Богворт и так было достаточно оскорбительно. Я не собираюсь будить весь дом и пугать детей, завизжав, как трусливая девица в одном из романов Лотти.
Стерлинг пожал плечами.
— Как хочешь. Только не забудь, что я дал тебе шанс.
Его глаза лениво скользнули вниз. Она села в постели столь стремительно, что одеяло и ночная рубашка сползли, обнажая белое плечо. Пытаясь сделать вид, что ничего необычного не происходит, Лаура потянулась за халатом, который был накинут на столбик кровати. Стерлинг оказался там же одновременно с ней.
— Не знаю, зачем тебе понадобилось это дурацкое старье, — сказал он, мягко вытаскивая халат у нее из рук и бросая его на кровать Лотти. — Самые лучшие разговоры у нас были, как раз когда мы оба были в ночных рубашках.
Несмотря на холодный и резкий тон, в его глазах поблескивал незнакомый огонь.
— Ты пил, — высказала Лаура свое наблюдение, откидываясь на подушки и разглаживая у себя на коленях одеяло.
— Непрерывно с самого утра, — признал тот. — Но мне пришлось остановиться, поскольку я исчерпал отцовский запас бренди. Ты знала, что он держал еще одну бутылку внутри фортепиано? — Стерлинг покачал головой. — Может, у него и не было музыкального слуха, но оцени его изобретательность.
— Судя по тому, что я о нем слышала, слишком мало в нем было того, что можно было бы оценить.
— Это тебе сказала леди Элеонора? — Голос Стерлинга казался обманчиво беззаботным. — Ах да, эта святая леди Элеонора! Я был ей как сын, так ведь?
Лаура опустила глаза, стыдящиеся своей чудовищной жестокости, хотя и невольной. Она бы с радостью откусила себе язык, лишь бы забрать назад те легкомысленные слова.
Стерлинг, нахмурившись, посмотрел на нее.
— Моя дорогая, ты меня разочаровываешь. Я думал, ты бросишься ко мне и будешь грациозно молить о прощении.
— От этого был бы какой-то прок? — Она искоса посмотрела на него из-под ресниц, наполовину надеясь, что он скажет 'да'.
— Нет, — признал он. — Но это могло бы оказаться очень любопытным. — Он прислонился плечом к столбику кровати. — В обнимку с бренди, я еще кое-что почитал сегодня. Ты знаешь, что акт лорда Хардвика за номером 1753 считает фальсификацию записей в метрической книге серьезным злонамеренным правонарушением?
— Если ты собираешься отправить меня на плаху, я бы предпочла, чтобы ты сделал это и послал за палачом, — выдала Лаура, от расстройства потеряв бдительность. — У него точно будет лучшее настроение, чем у тебя.
— Повесить тебя — это не совсем то, о чем я думаю. Но, вероятно, я не должен быть так строг с
