— По-моему, я знаю, о ком вы говорите, — неожиданно для себя вмешалась в разговор Марциана. Глядя на седеющие рыжие волосы князя, она вдруг заметила его сходство с Бригиттой фон Левенбах. — И если моя догадка верна, то могу вас заверить, что дочь князя давно уже знает историю своего происхождения. Мне кажется, она очень хочет найти своего настоящего отца. Я сама переговорю с ней.
Генрих озадаченно почесал затылок, а все присутствующие в полном удивлении уставились на юную баронессу.
— Вот и прекрасно, — подвела итог графиня. — Тем более что я, наверно, скоро покину поместье брата. Дело в том, что я на самом деле согласилась выйти замуж за Теодора, хотя он до сих пор не может понять, как сумел сделать мне предложение. Мы только сегодня поняли, почему постоянно придираемся друг к другу. Оказывается, и такой бывает любовь. Это просто невероятно, — добавила она, с нежностью глядя на барона Манштейна. — Мне кажется, что наше чувство появилось еще в детстве, хотя мы никогда не могли признаться в этом даже себе.
— Уверена, вы будете очень счастливы, — улыбнулась Марциана. — И надеюсь, что вы оба будете достаточно благоразумны, чтобы вместе делить ваши проблемы и не иметь друг от друга секретов. Когда мы с Генрихом расскажем о том, что узнали сегодняшней ночью, то все вы поймете, как важно доверять близким людям.
Спустя полчаса в библиотеке воцарилось недолгое молчание, во время которого все присутствующие пытались прийти в себя от невероятного происшествия. Хуже всего себя чувствовала Лили Флеранс. Несколько раз во время рассказа супругов о событиях ночи, она порывалась уйти, но каждый раз сама себя останавливала. По обоюдному согласию Генрих с Марцианой решили не упоминать о роковом выстреле барона в своего сводного брата. Грифенталь сообщил, что Недлиц, потеряв равновесие, сам рухнул в воду, где его подхватило быстрое течение реки и унесло в неизвестность.
— Скорее всего, он утонул. Леопольд очень плохо плавал, — грустно заметила Лили. — Я… хочу попросить у вас прощения за его подлые поступки. У него не было ничего святого в душе. Хотя была ли у него душа…
— Клянусь Аттилой, тебе следовало откровенно рассказать мне обо всем, мой мальчик.
— Не стоит упрекать его, — задумчиво заметила графиня Делич. — Генрих справедливо считал, что вы слишком заняты своими собственными проектами, чтобы волноваться о его проблемах. Он мог бы даже подозревать вас во всех этих поломках на рудниках. Ведь вас устраивало, что он постоянно уезжал из дома и не мешал вам в ваших опытах.
— Черт возьми, Каро, что вы говорите! Похоже, я делаю большую ошибку, собираясь жениться на вас… Но… — неожиданно сдался дядюшка. — Должен признать, что вы правы. Я думал лишь о своих опытах и звездах. Генрих, прости… Я был тебе плохим помощником.
— Успокойтесь, дядя, вы взваливаете на себя слишком большую вину. Неужели вы думаете, что ваших затрат на эксперименты хватило бы, чтобы заплатить пятьсот тысяч марок? Да, именно столько проиграл Вольдемар Касселю фон Луттерштейну.
— Пятьсот тысяч? — пробормотал Дитрих. — Луттерштейну?
Вспомнив о присутствии Людвига, Генрих строго обратился к племяннику:
— Тебе уже давно следовало быть в постели.
— Я не ребенок, — юноша гордо выпрямился. — Смею заметить, вам еще неизвестно, к каким безрассудным поступкам вы меня вынудили… — и Людвиг смущенно взглянул на Лили. Похоже, он до сих пор отказывался верить тому, что чуть было не женился на своей тетке.
— Мне уже достаточно много известно.
— С утра у меня с тобой будет долгий разговор, мои мальчик, — прервал его барон строгим голосом. — Если ты не хочешь, чтобы этот разговор прошел для тебя более болезненно, тогда держи язык за зубами и делай то, что я тебе сказал. Ты меня хорошо понял?
— Да, дядя, — пробормотал Людвиг, поморщившись.
Решив, что наступило время вмешаться, Марциана спокойно объяснила:
— Тебе следует знать, мой дорогой, что твой дядя собирается обсудить с тобой один вопрос. Он хочет отправить тебя учиться в какой-нибудь хороший колледж. Тебе стоит подумать об этом.
Юноша изумленно взглянул на своего дядю, а затем весело пожелал всем доброй ночи и покинул библиотеку.
— Не пятьсот тысяч, — произнес более внятно Дитрих. Лица присутствующих с непониманием уставились на князя, а он стал взволнованно бродить по комнате, то и дело, натыкаясь на столы, шкафы с книгами и стулья. — Я присутствовал на той злосчастной игре и лично составлял расписку на выплату Вольдемаром долга графу Касселю. Если только речь не идет о каком-нибудь другом карточном долге.
— Очень трудно судить теперь, какой именно договор вы подписывали. Если честно, адвокат не смог найти его в бумагах.
— Возможно, он остался именно у третьего участника этой мерзости. Я имею в виду Недлица. Он сказал, что в свое время выкупил его у Касселя и теперь собирался потребовать у вдовы полной выплаты денег.
— Он у меня.
Все с удивлением посмотрели на Лили, и Марциана поняла по выражению лиц присутствующих, что все вновь забыли о ней.
Первым опомнился Генрих:
— Договор у вас?
— Да, ваше сиятельство, у меня, — она открыла сумочку, вынула сложенный лист бумаги и протянула ему. — В моем доме есть тайник, где Леопольд хранил наиболее значимые вещи и документы. Отправляясь сегодня в… путешествие, я решила на всякий случай захватить с собой пару бумаг, чтобы, — она замолчала на миг, затем продолжила: — Чтобы вручить их вашему сиятельству, если нас найдут и вернут обратно. Это могло бы служить для меня защитой от вашего гнева.
— Боже, неужели вы не подумали о том, что ваш брат, я имею в виду Недлица, простит вам это? — ужаснулась неразумному поведению женщины Марциана.
— Я всегда была против его планов мести нашим знатным родственникам. Простите меня за это напоминание. Впервые мне стало страшно, когда погиб наш отец, герцог Альфред. Я сразу заподозрила в этом умысел моего брата. Потом мне стало известно, что произошло с герцогиней Гертрудой. Я никогда не была шлюхой, чтобы обо мне вам ни говорили, поэтому то, как обошлись с честной женщиной в «Яблоне греха», повергло меня в ужас. Смерть ее мужа, герцога Вольдемара, тоже лежит на совести Леопольда… Скажите, пожалуйста, разве не страшно, когда вы знаете, что ваш брат — злодей, что именно он — убийца вашего отца, брата, невестки?.. Я знаю, что не имею права считать их своими родственниками, но по существу ведь это так и есть. Да, я соблазнилась деньгами фон Луттерштейна и стала его любовницей. Но тем самым я смогла избежать участи стать обычной городской кокоткой, меняющей мужчин, как перчатки. У меня был только один-единственный покровитель. Конечно, он жестоко обманул меня, оставив без средств к существованию, но, подозреваю, что этим тоже обязана своему братцу. Не удивлюсь, если он и для меня уже приготовил место в том доме-пароходе. Возьмите, ваше сиятельство, эти бумаги. Одна из них — завещание вашего отца. Недлиц выкрал его, но решил не уничтожать, чтобы при случае использовать с наилучшей выгодой для себя. А вот — расписка на выплату карточного долга.
Марциана с любопытством наблюдала, как меняются обращенные к рассказчице лица людей. Теперь они смотрели на Лили с жалостью и сочувствием. И только Генрих хмуро постукивал по столу ладонью.
— Дайте мне взглянуть… — попросил Дитрих. — Черт возьми, это именно то, о чем я говорил, потому что сам составлял этот договор. Вольдемар пытался сделать это сам, но был слишком пьян в тот момент и потребовал, чтобы я сделал это за него. Но сумма… Речь шла о пяти тысячах.
Генрих взглянул на бумагу.
— Но здесь ясно написано — пятьсот тысяч.
— Ничего не понимаю, — проговорил князь. — Расписка написана моей рукой, но… — он поднес бумагу поближе к свету и охнул: — Эти два нуля добавлены позже! Смотрите, как они написаны. Их буквально втиснули в текст. Я могу быть свидетелем того, что здесь налицо махинация. Генрих, ты не должен выплачивать по поддельному документу, это тебе объяснит любой адвокат.
