недели. Мы были рады этому перерыву и наслаждались несколькими оставшимися солнечными днями отдыха как даром Божьим. Все наши желания удовлетворялись. Мы ложились спать в конце дня и нежились в относительном мире, но вскоре появилась обеспокоенность.
Вскоре нам стало ясно, что ни о каком ремонте не может быть и речи. Ремонтно-восстановительные службы действительно пытались отремонтировать оружие и военную технику, но их усилия были каплей в море. Не хватало запасных частей. Батальон частично взял на вооружение трофейную технику. Пополнения личного состава тоже пришлось ждать долго. День пролетал за днем, а с нетерпением ожидаемого из Германии пополнения все не было. Результатом этого «переоснащения» стало то, что серьезные проблемы пришлось поднимать перед старшими командирами. В начальный период войны перед нами была конкретная и достижимая цель – Днепр. Мы были полностью укомплектованы, когда с боями начинали движение к этой цели и сражались в абсолютной уверенности в ее достижимости.
Но теперь, после стольких боев и выхода к этому водному рубежу, наш батальон уже больше не был полноценной боевой группой. Мы могли выставить лишь часть своего прежнего состава. Не требовалось много усилий для того, чтобы подсчитать, как много времени пройдет до того момента, когда наш гордый батальон прекратит существование как боеспособная единица. Что произойдет, когда с этим потрепанным батальоном мы форсируем Днепр и двинемся на восток? Каковы наши цели? Сможем ли мы их достичь до наступления зимы? Мы говорили о Доне, Волге и Кавказе. Бесконечная протяженность русских пространств подавляла нас. Мы начинали думать по-русски: «Ничего! Прорвемся!»
Я снова повел свой авангардный батальон к Днепру 8 сентября и переправился через реку 9 сентября в 16.30. Плацдарм на левом берегу реки был взят 73-й пехотной дивизией под командованием генерала Билера (у Манштейна в «Утерянных победах» это сделала Нижнесаксонская 12-я пехотная дивизия. – Ред.). Мы медленно переправлялись по шаткому понтонному мосту через ширь грязных вод. Самоходные (штурмовые) орудия и танки были переправлены отдельно на паромах. Командир района переправы вручил мне приказ из LIV армейского корпуса и одновременно сообщил, что мой батальон по завершении форсирования реки должен быть придан 73-й пехотной дивизии. Командир дивизии ожидал меня юго- восточнее Берислава. В сопровождении двух посыльных на мотоциклах я медленно поехал на командный пункт. Вдоль дороги повсюду были видны свежие могилы павших немецких и русских солдат. Ввиду ожидавшейся ночной операции я позволил своим солдатам сходить на реку искупаться.
Я нашел штаб 73-й пехотной дивизии во фруктовом саду. Я получил задание прорваться с плацдарма на юг, наступая на населенный пункт Новая Маячка, нацелившись на Копани, и занять на ночь круговую оборону. Полк полковника Хицфельда должен был быть нашим соседом слева.
Сразу после первых слов генерала я дал сигнал одному из своих посыльных мотоциклистов, чтобы тот передал в батальон команду быть готовыми к выступлению. Он помчался обратно в батальон, чтобы там начали готовиться к маршу. В ходе получения приказа я передал через еще одного посыльного приказ батальону начать движение. Он погнал свой мотоцикл и передал этот приказ. Спустя несколько минут я увидел, что меня уже ждут мои командиры рот. Они болтали с майором Штиффатером. После подробного инструктажа генерал Билер предложил мне чашку кофе и спросил: «Когда вы сможете двинуться в путь?» Он с изумлением проследил за моим взглядом, а я показал на ожидавших командиров рот, приближавшееся пыльное облако и ответил: «Господин генерал, батальон уже в пути». Никогда не забуду его ошарашенного вида.
Провалившаяся, разбитая и пыльная дорога замедляла темп нашего движения. Вскоре мы оставили позади последние передовые посты 73-й пехотной дивизии и двигались в темноте. Бремер был впереди. Медленно и осторожно двигаясь вперед, мы катились в ночь, глухо урча двигателями. Нас окутала кромешная тьма. В 21.00, в четырех километрах к северу от Новой Маячки, мы вошли в боеконтакт с противником, русское боевое охранение мы застали врасплох и захватили без боя. Советские солдаты производили впечатление совершенно изможденных людей и с готовностью предоставили нам нужную информацию. Согласно их показаниям, Новая Маячка удерживалась значительными силами. После восьми дней отдыха я чувствовал некоторую неуверенность в себе. Я не имел четкого представления о противнике. Мы оказались в ситуации, в которой чувствовали себя чужими, и по этой причине продвигались вперед неуверенно. Я ждал наступления нового дня. Яркий утренний свет даст нам необходимую безопасность. Плотное оборонное построение «дикобраз» составляло нашу «крепость». Я сидел в автомобиле радиосвязи и разговаривал с пленным командиром Красной армии о том, какого рода действия могут предпринять его вышестоящие начальники. Перекоп и Татарский ров (древний ров, пересекающий весь Перекопский перешеек, глубиной до 15 метров. – Ред.) все вновь и вновь проскальзывали в разговоре. Пленный был убежден, что Татарский ров был подготовлен к обороне.
Ночь была тихой, не прогремело ни выстрела. Это спокойствие было призрачным. Пара выстрелов обнаружила бы, где противник. А пока мы чувствовали себя так, будто полностью окружены советскими войсками. Роса опустилась на сухую поверхность листьев, когда первые слабые лучи солнца возвестили о наступлении нового дня. Я был напряжен и нервозен, когда старался сквозь едва забрезживший рассвет рассмотреть Новую Маячку. Очертания городка медленно проступали из окружавшей его мглы. Мотоциклисты сели на свои мотоциклы и ожидали приказа на атаку. В 4.00 наступил конец миру и покою. Полк Хицфельда атаковал Новую Маячку с севера. Шум битвы наполнил воздух и как рукой снял усталость. Пехотинцы 73-й пехотной дивизии двигались вперед при еще слабом утреннем свете. Все сметающие на своем пути снаряды русской артиллерии не могли остановить людей, которые неотступно пробивались к городу. В исчезающих утренних сумерках мы смогли рассмотреть фортификационную систему противника. Она была хорошо приспособлена к местности западнее города и сооружена на славу, как всегда это бывает у русских. Они были мастерами в строительстве полевых оборонительных позиций.
Атакующая 73-я пехотная дивизия занимала все новые участки местности, и наступило время атаковать саму систему укреплений. Наш батальон приготовился к атаке за широкой живой изгородью лесополосы. Советские войска пока не замечали нас, и их артиллерия прилагала все усилия к тому, чтобы подавить атаку 73-й пехотной дивизии. Нам же нужно было преодолеть два километра, чтобы добраться до позиций противника, а на местности не было никаких укрытий. Нигде не было видно никакого лесистого участка, кроме нашей лесополосы. Перед нами лежала степь Северной Таврии – гладкая, как доска, с твердой, в трещинах, почвой и с кое-где произраставшей степной травой.
Я вместе с командиром 1-й роты 1-го разведбатальона СС наблюдал за движением на оборонительных позициях русских и понял, что стремительной атакой моего батальона противник будет полностью разбит. Более того, наша атака будет также способствовать наступлению дивизии. Я размышлял, какое атакующее подразделение покроет пространство ничейной земли без потерь с максимально возможной скоростью.
Степные пространства наводили меня на мысль о стремительных атаках кавалерии прошедших времен. Сам дьявол, наверное, нашептывал мне в этот момент: «А что, если стремительная атака моих мотоциклистов приведет к успеху?» Я не осмеливался озвучить свои мысли; я все еще считал такую атаку безумием. И все же, пока здравый смысл и интуиция сражались между собой за окончательное решение, мысленно я уже видел своих мотоциклистов, несущихся как черти на ревущих БМВ через степь и вклинивающихся в позиции противника.
Мои солдаты молча смотрели на меня, а я снова и снова взглядом окидывал степь, прикидывая расстояние. Я опустил бинокль и испытующе посмотрел в глаза Бремера. Как он отреагирует, оценив ситуацию, если я прикажу его мотоциклистам атаковать? Ожидает ли он, что что-то необычное ожидается уже в скором времени? Его взгляд был открытым, а лицо не выразило никакого удивления, когда я изложил свое намерение атаковать противника на мотоциклах и бронемашинах. Мои «борзые» получили приказ с ледяным спокойствием и как само собой разумеющееся.
Артиллерия и другое тяжелое оружие заняли намеченные позиции. Мотоциклисты развернулись по широкому фронту, пока под защитой лесополосы. Бронемашины двинулись вперед в заранее определенные промежутки, так чтобы быть в состоянии беспрепятственно открыть заградительный огонь. Охваченный лихорадочным возбуждением, я залез в свой броневик и вскинул руку вертикально вверх. Пути назад не было! Жребий был брошен, неопределенность испарилась. Наш бронеавтомобиль медленно выкатился из-за укрытия. Мы были в поле зрения русских.
Первые снаряды противника вот-вот должны были обрушиться на нас. Я подтянулся, выглянул из бронемашины и посмотрел вперед. Мы двигались между двумя мотоциклетными ротами. Мотоциклисты с ловкостью обезьян вскочили в свои машины. Проехав 100 метров, я уже не мог ничего разобрать. Перед
