грозила дорога в плен. Теперь настал черед наших снарядов, пролетавших со свистом над нами, вынудить русских искать укрытия, хотя и нам самим приходилось вжиматься в каждую складку местности.

Вокруг меня лежали раненые солдаты; унтершарфюреру СС Вестфалю оторвало руку; ротенфюрер СС Штолль был в нескольких метрах от меня – он стонал от боли. Не был ранен Гельмут Бельке. Мотоцикл с коляской Штолля был все еще в порядке; его мотор работал на фоне стука пулемета. Бельке что-то крикнул Штоллю, указал на мотоцикл и начал пробираться к Штоллю. Я склонился над унтерштурмфюрером СС Рерлом. Все усилия были напрасны; шрапнель разорвала ему спину. Когда он глотал ртом воздух, я видел, как ходуном ходили его легкие. Рев мотора провозгласил спасение Штолля. Бельке отвозил раненых солдат в безопасное место, пренебрегая огнем русских. Он сделал три ездки, рискуя жизнью ради своих товарищей. Три раза он возвращался за грузом из стонущих раненых. Еще один наш товарищ все еще лежал в степной траве. Как и мы, он находился в «мертвой зоне» за небольшим подъемом. Солдат Г. был резервистом, женатым, счастливым отцом двух маленьких сыновей.

Он заполз в неглубокую низину, копна его светлых волос была забрызгана кровью. С его губ со стоном сорвались слова: «Уходите отсюда. Бесполезно – со мной все кончено». Я пытался успокоить его, но напрасно. Несколько мотоциклов с ревом подъехали за остатками передовой группы. Я не мог оторвать взгляда от Г., его рука сжимала рукоятку пистолета. Он медленно поднял оружие, нажал на спуск, дернулся всем телом и затих. Ужаснувшиеся мотоциклисты закинули его на один из мотоциклов. Нам повезло – мы все добрались до позиций батальона, несмотря на огонь русской артиллерии и пехоты. С дрожью в голосе я поведал доктору Гаттерингу то, что произошло с нашим боевым товарищем Г., и только тогда узнал, что он страдал и застрелился, потеряв в этом бою «мужские достоинства», оторванные осколком снаряда. Рерл умер, когда врачи бились, спасая его; того, что было в их силах, оказалось недостаточно.

Отступив, мы вместе с отрядом Штиффатера заняли позицию в четырех километрах к западу от Преображенки, где и ожидали подхода 73-й пехотной дивизии. В 6.50 взвод Бюттнера сообщил, что западный берег Перекопского залива свободен от противника. Оттуда хорошо просматривалась местность к югу от Перекопа, включая Татарский ров. Фон Бюттнер доложил о сильных полевых укреплениях, заграждениях из колючей проволоки, врытых в землю орудиях и танках. Через полчаса я убедился в точности его донесения. Наступление на перешеек можно было осуществить только ударом нескольких дивизий при поддержке тяжелой артиллерии.

Поэтому я был как громом поражен, когда в середине дня получил приказ продолжать наступление на перешеек. Я отказывался вести своих товарищей на верную смерть, ссылаясь на свой первый доклад и на необыкновенно сильные укрепления в полосе наступления. В дивизии мне велели лично доложить об этом дивизионному командиру. После нескольких часов пути я прибыл на командный пункт в небольшую деревню к северо-востоку от Каланчака. Я ожидал большого разноса из-за своего отказа выполнять приказ и немало удивился, когда генерал Билер весьма дружелюбно приветствовал меня и согласился с моей оценкой ситуации.

Вечером я кратко изложил полковнику Хицфельду обстановку на участке нашего батальона, а потом повел батальон в Чаплинку, где нас ожидали новые директивы. Мы уходили с фронта, преследуемые вражескими пикирующими бомбардировщиками и под аккомпанемент артиллерии противника.

В Чаплинке я получил приказ от Зеппа Дитриха наступать восточнее, к центральной части перешейка Чонгарского полуострова возле Салькова и, если возможно, взять его внезапным ударом. Между тем было уже 16.00, и нам приходилось проводить операцию в наступающей ночи. Когда я прибыл в батальон, мои молодые солдаты уже уселись на свои машины, и через пять минут мы тронулись на восток севернее Сиваша, углубляясь в тускло поблескивавшую степь. В 17.50 мы миновали Владимировку, где подверглись обстрелу с Крымского полуострова «носорогов» – батареи 122-мм орудий, пытавшейся остановить наше наступление. Мы проследовали на восток без потерь. Я хотел, пока светло и не наступила темнота, преодолеть как можно большее расстояние. Мы заночевали в Громовке, не вступая в соприкосновение с противником.

В 4.30 15 сентября 2-я рота 1-го разведывательного батальона СС стояла готовая двинуться в авангарде. От горячего кофе в руках моих солдат исходил пар, а я вместе с оберштурмфюрером СС Шпетом взвешивал обстановку и оценивал самые последние данные разведки и показания пленных. Воздушная и наземная разведка доносила о хорошо оборудованных полевых укреплениях, которые тянулись полукольцом вокруг железнодорожного разъезда Сальков. Прорыв сквозь укрепления казался невозможным. В нашем распоряжении не было ни необходимых сил, ни соответствующего вооружения.

Кроме того, на аэрофотоснимках самолетов-разведчиков к югу от Салькова были видны орудия на железобетонных огневых позициях, которые господствовали над узким перешейком. Густой туман ложился на степь, а видимость была менее 20 метров. Последний фактор навел меня на мысль использовать туман для того, чтобы появиться прямо под носом у вражеской батареи и прорваться к линии обороны у Салькова. Я был уверен, что ближайшие к берегу укрепления были слабее и никому в голову не придет, что мотоциклетное подразделение может быть настолько ненормальным, чтобы штурмовать систему оборонительных укреплений в двух-трех сотнях метров перед стволами артиллерийских батарей. Туман продержится по крайней мере еще час. За это время нужно было во что бы то ни стало овладеть разъездом.

Я быстро объяснил свое намерение авангардной роте и пожал руку оберштурмфюреру СС Шпету. Шпет двигался в головном взводе. 88-мм орудия оберштурмфюрера СС Наумана, включая ту, что была вытащена из Днепра, примкнули к маршевой колонне и следовали за передовой ротой. Они должны были вести огонь по дотам южнее разъезда.

Мотоциклы, бронемашины, тягачи и орудия медленно катились в непроницаемую стену тумана. В несколько секунд серое небытие поглотило их. Петер громко ругался, когда заводил наш бронеавтомобиль и направлял его в туман. Мой адъютант, маленький, но жилистый оберштурмфюрер СС Вейзер, выглянул направо, пытаясь разглядеть берег Сиваша. Было важно, чтобы мы двигались ближе к берегу Гнилого моря. Хотя мы были, самое большее, в 50 метрах от берега, мы не могли его разглядеть.

Через двадцать минут мы наткнулись на дорожную развилку, от которой во всех направлениях расходилось несколько дорог. Из тумана к нам приблизился солдат, и мы решили, что это Шпет оставил позади себя проводника, чтобы мы не сбились с пути. Я окликнул этого человека, спрашивая, куда нам отсюда ехать. Только потом мы установили, что проехали в 150 метрах к югу от русского поста.

Мы подходили все ближе и ближе к разъезду. Вскоре мы смогли различить мощеную дорогу. Туман рассеивался. Наступило время действовать! Улыбнется ли нам военная удача, или же нам придется заплатить высокую цену за свое нахальство? Мы молча всматривались в стену тумана. Справа от нас вода плескалась у невысокого берега. В нескольких километрах к югу, за Сивашом, выглядывал из тумана темный крымский берег. Но что было на нашем берегу? Где противник? Шаг за шагом мы продолжали двигаться на восток. Гусеницы тягачей увязали в песке, их двигатели были еле слышны. Во всем ощущалось какое-то неимоверное напряжение. Я указал на юг и обратил внимание расчетов 88-мм орудий на доты и полевые укрепления, о которых сообщалось.

Все пока что было тихо. Шли ли мы опять навстречу смерти? Будет ли повторен внезапный удар, как у Преображенки?

Глухое громыхание нарушило утреннюю тишину. Неожиданно покой был нарушен. Как только был открыт огонь, мы узнали резкий треск выстрелов одной из наших 37-мм противотанковых пушек. Одновременно мы услышали лающие звуки нашей 20-мм автоматической пушки и злой стрекот немецких пулеметов. 2-я рота 1 -го разведбатальона СС достигла перешейка у Салькова и остановила поезд снабжения, который вез оружие и военную технику. 37-мм пушка подбила паровоз. Мы вклинились в систему обороны удачнее, чем думали, и фактически смогли наступать на русские позиции с тыла. В 8.55 железнодорожный разъезд был полностью в наших руках. Мы захватили командный пункт обороны русских и нарушили их линии коммуникаций. Замешательство русских было неописуемым; они просто не верили, что мы можем быть здесь. Русская артиллерия с позиций к югу от разъезда открыла огонь только тогда, когда по русским дотам стали бить наши 88-мм орудия.

Туман рассеялся и уже не скрывал ни своих, ни врагов. Бремер продвинулся на север и прорвался на окраины Ново– алексеевки. Оберштурмфюрер СС Науман пригнал 88-мм орудие на позицию, с которой смог подбить несколько русских пушек. Благодаря решительным действиям расчета задача нейтрализации русских орудий была решена. К сожалению, в ходе ее решения был тяжело ранен доктор Науман. Он был

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату