– Она не берет трубку, – объяснил я.
– Если вы подождете секунду, я соединю вас с доктором, – ответила телефонистка.
Я почувствовал, как по коже бегут мурашки. Что случилось? Она сделала новую попытку самоубийства. Я так и знал. Она покончила с собой.
– Говорит доктор Флеминг.
– Я – Мэсон Эллиотт, наниматель миссис Бак-стер, – зачем мне понадобилось так представляться? Но что я мог сказать? Что я ее любовник, ее сообщник в преступлении?
– Миссис Бакстер покинула нас этой ночью. Примерно в девять или полдесятого. Если вы знаете, где она может находиться, пожалуйста, заставьте ее связаться со мной или с кем-нибудь в больнице. Она не оплатила счет.
ПИСТОЛЕТ
Девять часов предыдущего вечера. Я занимаюсь любовью с Барбарой. Полдесятого. Урсула сбежала из больницы и отправилась домой. В десять вечера она позвонила в дом на пляже. Никого не застав, позвонила в офис. Одиннадцать вечера. Она поехала к Барбаре и видела нас – например, через окно спальни. Или на кухне. Я так и знал, что кто-то следил за нами. Гадство.
В офисе на автоответчике ее послания не оказалось. Я позвонил ей домой. Никто не отвечал. Автоответчик молчал. Никаких рассказов о смерти ее отца. Ничего.
Когда Диана задала невинный вопрос, как здоровье Урсулы, я ответил, что она в полном порядке. Затем позвонил Оз – но не насчет Урсулы, а чтобы сообщить мне последние новости по делу Ларри Кэмпбелла. Очевидно, теперь подозреваемым номер один стала жена Ларри. Новая гипотеза гласила, что она приехала в мотель и убила его. Или, например, узнала о его связи и наняла кого-то, чтобы убить его. Странно. Именно такую гипотезу я сочинил насчет Фелисити.
Примерно в одиннадцать часов я начал разговаривать сам с собой. Расхаживая кругами по кабинету, я дважды покормил рыбок, не отвечал на звонки, и, наконец, подумал, не поехать ли просто к ней домой, повидаться с ней, не оттягивая объяснение. Я знал, что она дома, и, вероятно, ждет меня.
Пусть катится к черту. У меня есть право встречаться с Барбарой. Какого хрена она будет диктовать условия? Если хочет покончить с собой – пожалуйста. На долю секунды я пожалел, что ей это не удалось.
Диана вошла в кабинет со свертком, принесенным рассыльным. Что в нем – бомба? Я развернул сверток. Внутри лежала книга, присланная из «Бук-Сити». В каком-то смысле это действительно была бомба. Книга называлась «Город Нигде», автор – Элисо Лурье, та самая книга, которую Урсула просила меня принести вчера, а тем временем заказала ее сама. Что она пыталась этим сказать? Повод приехать к ней? Или какое-то предупреждение? Столько всего, что она делала, было зашифровано! Я решил ничего не делать, но мне ужасно не нравилось, что я не способен разобраться в ситуации. Все происходящее вело меня к факту, что я в каком-то смысле виноват перед ней. Это было нехорошее ощущение.
После полудня я встретил на стоянке Кэт. – Почему такой печальный? – спросила она. Раньше я не хотел говорить с ней, но сейчас мне был нужен слушатель-женщина. Кроме того, в лице Кэт я имел психотерапевта. Мне не терпелось разыскать ключи к поведению Урсулы, возможно, получить какой-нибудь совет, хотя бы предположение. Разговор с Полом не помог. Повинуясь внезапному побуждению, я пригласил Кэт пообедать.
– Мне хочется обсудить с тобой одно дело.
Она колебалась, не понимая, что означает это приглашение.
– У меня назначена встреча, – сказала она.
– Жалко.
– Но я могу ее отменить, – она прикоснулась к моей руке.
Мы отправились в «Империал-Гарденз». Пока мы не пришли туда, я не думал об иронии, заключавшейся в таком выборе. Было еще рано. Столик, где я сидел с Урсулой, был свободен. Я колебался. В известном смысле я искушал судьбу. Официантка-японка улыбнулась мне. Вероятно, она меня вспомнила. Я задрожал. Что за черт! Нет, просто кондиционер весь день включен. Решив быть с Кэт откровенным, но не называть Урсулу по имени, я изложил ей суть дела.
– Теперь ее поведение становится непредсказуемым, и я хочу знать, что мне делать. Вряд ли нам с ней удастся спокойно сесть и все обсудить.
– Дело вот в чем. И поверь мне, не имеет никакого значения, что она женщина. Мужчины реагируют точно таким же образом, когда тот, кого ни любят, не отвечает на любовь так, как они хотят. В них копится гнев и даже ненависть, которая направлена на объект их любви. Но это длится недолго. Ненависть быстро обращается на третье лицо, независимо от того, оправдана ли ревность или нет.
– Почему? А если нет никакого третьего лица? И она знает, что никого нет и быть не может.
– Ей нужно найти кого-то другого, потому что если она и дальше будет ненавидеть тебя – объект своей любви, если хочешь – то это будет равносильно признанию, что ты не достоин ее любви. А в таком случае это отразится на ее выборе, на ней самой, это будет означать, что она сделала ошибку. А любовь не признает ошибок.
– Так что она ищет кого-то другого.
– Именно. В принципе – это Эдипов комплекс.
– Эдипов комплекс? Я думал, что он относится к родителям и детям. Дети и их матери.
– В твоем случае основа точно такая же. Девушка, очень сильно привязанная к отцу, видит в матери соперницу. Это особенно хорошо проявляется при вторых браках, когда мачеха становится объектом ненависти. Так что «мама» в одной или в другой форме становится лишней, и от нее надо как-то избавляться. В любовных делах действует тот же самый принцип.
В ее словах имелся смысл, и, если вспомнить Фелисити, очень важный смысл. Вероятно, Урсула ненавидела бы ее, если бы та была жива. Какое-то мгновение она ненавидела Диану. Теперь она обратит свой гнев на Барбару. Что-то вроде цепной реакции.